Страница 4 из 5

Национальная идея и идеология России в современном политологическом дискурсе

Чагин Станислав

Контрастным различием между двумя антагонистическими цивилизациями запада и востока в лице Соединенных Штатов и Российской северо-евразийской континентальной империи является их абсолютно разное происхождение, в котором строятся все недопонимания, выстроенные в XXI веке. Однако справедливым будет заметить, они схожи по своему содержанию. Америка создавалась и формировалась сообществами мигрантов, а Россия в основном коренными этносами, варящимися в едином тигле на протяжении не одного тысячелетия. Даже разделенные со своими русскими собратьями после 1991 года выходцы из стран СНГ не могут считаться чужими или хотя бы справедливости ради не должны таковыми считаться. Так как исторически русские, украинцы, белорусы, киргизы, казахи, узбеки, народы Памира – по сути один народ, у которого общее евразийское происхождение. Можно сказать, что американская идентичность когда-то тоже была основана на общем происхождении, но это сводилось в основном к «белой кости» англосаксонских протестантов или WASP. В самом узком смысле WASP это избранные представители богатых и породистых кланов северо-восточного истеблишмента, в широком – белые протестанты любой части Америки. Заведомо не относятся к WASP католики и иудеи (из-за религии), люди с другим цветом кожи и латиноамериканцы (из-за расы).

Но если в Америке основополагающей религией в становлении цивилизации служил протестантизм, то в России это место занимает православие. Построены они были на христианстве, только христианстве разных толкований. Нужно подчеркнуть, что этническая компонента среди белых американцев отмирает, в то время как у русских она была не ярко выражена.

Русский народ сильно отличается от англо-саксонской элиты американского общества хотя бы своей антирасистской позицией по отношению к другим этносам, как в самой России, так и в мире в целом. Такой национальный характер. Лишь такие веяния, как скинхеды, пронацистские и расистские организации были созданы с подачи запада, который изначально был колыбелью многих пестрых идей необязательно только вредных по своей сути. Русскому человеку расизм не присущ и это факт. Что удивительно, ведь западные общества хвалятся своим особым толерантным отношением к другим культурам с позиции толерантности. У России понятие толерантности отсутствует. В научном обиходе «терпимость» заменяется синонимом «толерантность». Рассмотрим этимологические корни данных понятий. В.Даль в «Толковом словаре живого великорусского языка» дает следующую трактовку: «Терпимость – терпеливать что, выносить, переносить, сносить, нуждаться, страдать, крепиться, мужаться, держаться, стоять не изнемогая, не унывая; ожидать, выжидать чего-то лучшего, надеяться, быть кротким, смиряться, снисходить, допускать, послаблять, потакать, поноравливать, давать повадку; не спешить, не торопить, не гнать, сноравливать»[14]. В современном понимании толерантность есть способность человека, сообщества, государства слышать и уважать мнение других, невраждебно встречать отличное от своего мнение. «Толерантность – это то, что делает возможным достижение мира и ведет от культуры войны к культуре мира», – говорится в Декларации принципов толерантности, принятой Генеральной конференцией ЮНЕСКО в 1995 г. Терпимость создается там, где этой терпимости когда-то не было. Сейчас за эту терпимость следует расплачиваться современным западным обществам в лице рядовых граждан Германии или Франции за колониальное прошлое, за гнет чернокожих и за торжество белого человека, который слишком долго пользовался привилегиями расового превосходства. Наша российская идентичность берет свое начало еще со скифских времен. Скифский мир некогда составлял единую кочевую цивилизацию, которую можно считать древнейшей предшественницей России, и карта расселения скифов совпадает с границами российского государства. Разумеется, сами скифы представляли не однородную массу в плане антропологии и были разделены на множество племен не обязательно ведущих кочевой образ жизни, но в плане менталитета, общего происхождения и взглядов на жизнь, они были единым целым, что в корне противоположно американской цивилизации, построенной как бы на свободе, но местами созданной на жестокой эксплуатации, ксенофобии, рабстве и религиозном фанатизме.

Странно, что в вопросе российской национальной идентичности референтом выступает как раз таки запад во главе с США, как это было подмечено российским исследователем Э. Г. Соловьевым: «Оценивая перспективы эволюции российской национальной идентичности необходимо отметить, что наиболее значимую роль в этом процессе по-прежнему будут играть две группы стран. Роль «значимого другого» (личности, оказывающей влияние на других людей, что выражается в качественном изменении их смысловых образований и поведенческой активности) и одновременно объекта референции будут выполнять страны Запада».

Сравнивая две цивилизации России и США, стоит отметить, что обе из них формировались путем постоянного движения. Только подвижные или кочевые цивилизации были бичами цивилизаций оседлых или застойных, а также и источниками свежей крови, которая служила живительным соком оздоравливающим человечество.

Неужели права исследовательница этого вопроса Русских Л.В., что «в России не существует общенациональной идеологии, которая могла бы преодолеть уже очевидный для всех социокультурный раскол»! Единства в России, по ее мнению, окончательно заключить не удалось.

Также не достигнуто настоящего единства в вопросе воспитания подрастающего поколения. Инициативу перехватывают у государства видеоблогеры самых разных политических и асоциальных взглядов. Интересно пишет Николай Сергеевич Бердяев по поводу национальности и вообще определения национального: «невозможно и бессмысленно противоположение национальности и человечества, национальной множественности и всечеловеческого единства. Национальность и борьба за ее бытие и развитие не означает раздора в человечестве и с человечеством и не может быть в принципе связываема с несовершенным, не пришедшим к единому состоянию человечества, подлежащим исчезновению при наступлении совершенного единства. Существование человечества в формах национального бытия его частей совсем не означает непременно зоологического и низшего состояния взаимной вражды и потребления, которое исчезает по мере роста гуманности и единства. За национальностью стоит вечная онтологическая основа и вечная ценная цель»[15]. Ужасает умозаключение философа о том, что «психология фанатизма, фанатической и исключительной приверженности какой-либо идее, религиозной, национальной или политико-социальной, неизбежно ведет к войне»[16]. «Существует ветхозаветный национализм. Ветхозаветный, охраняющий национализм очень боится того, что называют «европеизацией» России. Держатся за те черты национального быта, которые связаны с исторической реальностью России. Боятся, что европейская техника, машина, развитие промышленности, новые формы общественности, формально схожие с европейскими, могут убить своеобразие русского духа, обезличить Россию. Но это – трусливый и маловерный национализм, это – неверие в силу русского духа, в несокрушимость национальной силы, это – материализм, ставящий наше духовное бытие в рабскую зависимость от внешних материальных условий жизни. То, что воспринимается, как «европеизация» России, совсем не означает денационализации России»[17].

Глава 2. Два пути

Итак, какой вектор развития выбрать русскому (российскому) народу. Отстаивать ли исконно почвеннический путь с небольшими вкраплениями либеральных нововведений или пойти на экстренные преобразования в обществе от реформ в образовании, до максимального искоренения коррупции, как источника всех зол. Разумеется, это возможно при том, что внешняя политика России останется такой, какая она есть на данный момент и с дальнейшим ее активным развитием на мировой арене.

Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. – М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1955. – 1200 с.

Бердяев Н.А. О человеке, его свободе и духовности: Избранные труды / Ред.-сост. Л.И. Новикова и И.Н. Сиземская. – М.: Московский психолого-социологический институт: Флинта, 1999. С. 257.