Мимо радуги

– Девочки, вы не хотите играть? – спрашивает Лена, тряся денежным веером. – На кону тысяча рублей!

– Д-д-да, к-к-конеч-ч-ч-но мы б-будем, – отвечает тощенькая, поднимая вверх костлявые плечи.

– Ну вот и славненько. Итак, я хочу, чтобы вы показали нам стриптиз. У меня на телефоне как раз появилась новая песня, которая подойдет для такого случая. Условия такие: кто эротичнее станцует и снимет с себя больше одежды – тот и заберет приз.

Лицо у Лены заливается краской от собственной идеи, а глаза горят диким огнем. Она включает песню. Все замирают. Никто не говорит ни слова. Тощая и полная кротко переглядываются и начинают неуклюже покачивать бедрами в такт мелодии.

– Ну же! Давайте смелее! – кричит Лена.

И девчонки робко снимают куртки, потом кофты, пытаются изображать какие-то эротические па.

Я как-то зависла, не веря своим глазам.

Затем пухлая робко стягивает с себя лифчик, прикрываясь как может руками…

– Ну-ка, дай сюда, – Лена отбирает у толстухи ее белье вместе с остатками гордости и начинает крутить им над головой. Она поворачивается к нам и торжественно произносит:

– Кажется, у нас фаворит!

– Где сиськи? – кричит Алиса, на секунду вынырнув из объятий Антоши. – Сиськи покажи!

– Твоя правда, Лисонька! – Лена опускает руку, бросая лифчик лохушки в урну, полную бычков, харчков и прочих следов постоянных посиделок. – Вы слышали, чего требует публика, красотки? Публика хочет видеть сиськи!

Толстуха краснеет, смотрит сумасшедшими глазами на подругу, та пятится, на ходу натягивая свою одежду, пуская слезу и отрицательно мотая головой.

– Давай-давай, я буду кидать бабки только на твои сосочки, а дристучая будет подбирать, – Лена останавливает худую и за шкирку толкает ее к ногам практически голой толстухи.

Полная, во всех смыслах, лохушка, загнанная в угол, опускает голову и руки одновременно, открывая нашим глазам розовые поросячьи соски.

Антоша, воспользовавшись тем, что все внимание приковано к бедолагам, прокрадывается сзади и стягивает с толстой трусы. Мы успеваем заметить кудрявые заросли в ее промежности, прежде чем поднимается сумасшедший гогот, а толстая неуклюже пытается натянуть трусы на бедра.

– Хватит! – вырывается ломаным писком у меня из пересохшего горла. Оцепенение и замешательство постепенно проходят. Я прячу лицо в ладони, пытаясь отгородиться от этого ужаса, – сегодня я многое вижу впервые. Но игнорировать такое просто ниже человеческого достоинства.

– Не лезь, – сухо говорит Полина с каким-то отстраненным видом. Кажется, ей вообще плевать на то, что тут происходит. А остальные просто меня не слышат. Рома отвернулся и прикрыл глаза ладонью, но продолжает отпивать вермут из своего стаканчика. Алиса уже вовсю обжимается с Антошей. Третий парень вообще все время молча пьет и переписывается с кем-то по смс. А Лена, вся красная и мокрая от смеха, кидает по одной купюре в горе-лохудру.

– Ты вообще нормальная? – уже во весь голос обращаюсь к Лене. – Они тебе игрушки, что ли? Хочешь денег дать девчонкам – ну так дай! Или придумай для них работу какую, раз просто так не хочешь бабками разбрасываться! Но зачем такие унижения?!

– А вы че творите? – кричу уже на толстуху. – Деньги можно и честным трудом заработать! Неужели вам плевать, что вас так опускают?!

Но опущенной, судя по всему, и правда все параллельно. Она натянула трусы и снова стоит в полный рост с понурой головой, покорно ожидая, когда закончится этот ад и хищники отпустят ее живой.

– О, а новенькая-то у вас с гонором, – подает вдруг голос Антоша, оторвавшись от губ Алисы. – Деточка, ты тут новенькая, – говорит он мне. – Либо играешь в нашей песочнице по нашим правилам, либо вали отсюда.

– Не груби, Антоша, – заступается Рома. – Не обращай внимания, Ален. Это дурдом реально, и каждый тут сходит с ума по своему. Я тоже против этого бреда. Но ты лучше просто забей. Это их проблемы.

Музыка на Ленином телефоне выключается. Тощая собирает с земли все деньги и встает рядом с подругой в одном нижнем белье, больше не решаясь натягивать одежду без спроса. Бедные униженные девчонки, как собачонки, ждут вердикта своей хозяйки.

Я пьяна и потеряна. Гнев накатывает волной к голове и тут же сменяется беспомощностью. В висках от возмущения стучит кровь. Происходящее просто не помещается в моей картине мира. Нет, Ромочка, на такую дичь глаза закрывать мне просто не позволяет совесть.

Ко мне подходит Алиса:

– А я думала, ты нормальная телка, а ты стремно как-то поступаешь. Мы же к тебе по-человечески отнеслись, прямо как Ирина Алексеевна учила: все показали, рассказали, а ты за этих насекомых впрягаешься? – я считываю презрение в ее серых глазах.

Лена вновь включает музыку и кивает девчонкам продолжать:

– Мы еще не закончили, красоточки. У вас же две пары сисичек: а мы пока видели только одну! Вперед! За что я вам плачу?

– Да пошли вы! – я не выдерживаю и ухожу от этой долбанной компании лицеистов-извращенцев.

– Вали-вали, овца, – кричит мне вслед пьяная Алиса, – завтра еще поговорим с тобой!

Прожив всю жизнь на Болоте, я наивно полагала, что нахожусь на самом дне. Как же я ошибалась! Вот что такое настоящее дно: все эти Лены, Алисы, Антоши и принимающий все это как должное Рома. Все, я перевожусь из этой клоаки!

Алкоголь потихоньку выветривается, и я стараюсь, насколько могу, трезво оценить ситуацию. Может, я погорячилась? Лохушки сами позволяют так с собой обращаться. Какое мне дело?

Может, Рома прав: гниль воняет, и это никому не нравится. Но не можешь же ты запретить гнилому вонять или продолжать гнить?

Да, но стоять и вдыхать эти испарения полной грудью тоже не признак адекватного поведения!

На Болоте бывало всякое, что не чуждо человеческой природе, но то, как беснуются эти мажоры, – это уже не по-людски. В самом воздухе вокруг них веет какой-то скверной. Я никогда до такого не опущусь!

Домой идти неохота. Наверняка от меня еще несет перегаром, да и настроение ни к черту. Иду в садик. По дороге захожу в киоск, покупаю у теть Зины пачку сигарет "More".

В беседке замечаю Никиту: он машет мне рукой. Машу в ответ и сажусь рядышком.

– Привет, красавица, – говорит Никита, – как день прошел? Что нового? Слышал, ты в лицей к богатеньким буратинам перевелась?

– Что ж сегодня за день-то такой? – вздыхаю я. – Ты не первый меня красавицей называешь. Бесит уже! Сговорились, что ли?

– Но если это правда, – улыбается друг. – И кто же тот негодяй, который меня опередил?

– Да так, один парень из лицея. Не обращай внимания… Скажи мне лучше, Никитос: что не так с людьми? Вот, казалось бы, у тебя есть все: деньги, дорогие телефоны, хорошее жилье, одежда новая, предки, которые содержат тебя с ног до головы и отправляют в школу на такси, чтобы ты ножки не натер и с нищими в трамвае не трясся. А ты вырастаешь конченой мразью. Почему?

– Ого у тебя вопросы! – смеется Никитос. – Слушай, не того человека ты спрашиваешь. Я явно не подхожу под это описание: деньги, телефоны и все такое. Такси в школу? Серьезно? Понятия не имею – каково это. Но рискну предположить, что все, кто при бабках, мрази. Это закон. Честному человеку в этом мире никто заработать не даст. Так все устроено. А че случилось-то?

Я рассказываю Никитке про сегодняшний день и про случай в парке. Он слушает внимательно, лишь периодически вставляя матюки.

– Да они в натуре конченные! – резюмирует он. – Я в жизни много чего повидал: как пацанов в очко толчка отжиматься заставляют, как смотрящие за районом "наказывают" разных типов. Но чтобы девки такую дичь творили просто для развлечения! Вали-ка ты, Аленка, оттуда, пока они за тебя не взялись. Придумают еще что-то реально стремное…

– Никитос, у нас с мамкой договор: я должна отсидеть в этом лицее хотя бы первую четверть. Раньше она ни при каких обстоятельствах не даст заднюю.

– Ну ты нормально поговори с ней! Объясни, что тебя щас гнобить начнут полоумные телки. Да это же маньяки практически!