Страница 9 из 18
Признаюсь, что некоторым из наших, хотя бы тому же Ивану Г розному, это особенно хорошо удавалось.
После Ваших блестящих разоблачений нет больше смысла для меня оставаться в подполье вместе со всякими синявскими и прочими амальриками. Скинув маску, мне теперь будет легче продолжать дело отцов по растлению русского, а заодно и французского народов. Почту за честь быть в одной компании с еврейским недорослем Бродским. Правда, не знаю, заслуживаю ли: он-то семилетку закончил, а я нет.
Князь Андрей Болконский“».
Ещё одна совсем небайка — жанр которой трудно идентифицировать, но, тем не менее
Композиторская байка №4
(Про «что такое хорошо и что такое плохо»)
Её рассказал Филипп Моисеевич Гершкович на своей московской квартире на улице Остужева, а Марк Ильич Пекарский слушал, запоминал и записал всё это по возвращении домой на улицу Ленинский проспект (тоже в Москве):
«Вы должны быть не только ударником, а „не пишущим композитором“, „не теоретизирующим теоретиком“… А то, что Вы занимаетесь ударными – это Ваше личное дело».
«Очень много людей теперь играют „хорошо“. Они стоят в очереди с подносом за своим музыкальным обедом. Говорят, что за последние 30-40 лет играть стали лучше. Может быть, технически и лучше, но возьмём Горовица: утверждают, что он плохо играет. Возможно. Но я услышал у него несколько тактов, лучше которых мне не нужно».
«Музыкантов очень мало. Композитор – это, конечно, музыкант (либо узкий – занимается только своей музыкой, либо широкий – занимается музыкой вообще). Музыковед, пожалуй, тоже музыкант. Исполнитель, за редким исключением, – не музыкант».
«Андрей [Волконский. – М.П.] мог бы очень многого добиться, но он малодушен (не ленив!), чтобы отказаться от успеха. Все люди на земле желают успеха. Эдик [Денисов. – М.П.] не пытается что-то делать – он делает!»
«Я консерватор, но мой консерватизм идёт гораздо дальше».
«Музыку невозможно понять, её можно знать, то есть быть знакомым с её внешней оболочкой. Невозможно понять Бетховена.
Великие музыканты Шёнберг и Веберн поняли Бетховена и, только поняв, создали что-то новое».
«Какой смысл писать музыку для ударных? Это всё равно что готовить жаркое для протеза зубов».
Да. Не очень-то жаловал Филипп Моисеевич мои инструменты. Подтверждение этому нахожу в письме моего старого друга, композитора Виктора Суслина.
Байка №5
(Про «пекарскую пустыню»)
Её рассказал композитор Виктор Суслин, покинувший в своё время СССР:
«Дорогие Оля и Marcus!
Во-первых, поздравляем с новорожденным тов. Пекарским (ничего не поделаешь: раз родился, стало быть, майся…).
Признание приходит незаметно, но верно: Ф. Гершкович, например, в одном из писем говорит о „мелодии, заблудившейся в песках Пекарской пустыни“.
Или вот ещё: „После того, как Пекарский под орган заменит музыку вдрызг… и т.д.“
На первый взгляд, это сказано негативно, но для того, чтобы заблудиться в песках „Пекарской пустыни“, кто-то должен был её создать! Этот факт важнее, чем 1000 хвалебных газетных статей».
Уж и не знаю, как всё это понимать: то ли похвалили, то ли поругали… Думаю, что образ Пекарского использован Филиппом Моисеевичем в качестве скорее собирательном, чем личном. Во всяком случае, в его открытке, полученной однажды мною, ничего «такого» нет. Послушайте:
Композиторская байка №6
(Про трудности бестелефонной жизни)
Её рассказал сам Филипп Моисеевич:
«Мне сообщил Ваши координаты по моей просьбе Денисов. Мы с Вами живём недалеко друг от друга, при том же отсутствии телефона. Мне очень хотелось бы побеседовать с Вами относительно некоторых музыкальных вопросов. Напишите мне, прошу Вас, такую же открытку, в порядке попытки договориться о встрече. По почте, конечно, это труднее, чем по телефону. Сердечный привет».
Ну что же, вполне дружелюбно…
А вот совсем свежий экспонат, «выплюнутый» однажды моим факсовым аппаратом:
Композиторская байка №7
(Про учение о музыкально-прекрасном)
Её рассказал опять же Суслин:
«ХВАКС: тов. М. Пекарскому (Дикарскому)
ОТ: г-на В.Суслина
Дорогой товарищ Пекарский!
В связи с намечающимся уходом предыдущего года обратно в преисподню (откуда он и вышел), а также в связи с событием по смыслу совершенно противоположным: появлением на свет 31 января [ошибка: товарищ Пекарский родился 26 декабря. – М.П.] св.* Марка – покровителя и защитника всех барабанщиков и создателя учения О музыкально пекарсном, мы все – жители Аппена – испытываем сильнейшую потребность выпить и закусить.
Ил. 6. Виктор Суслин и София Губайдулина на природе.
Швейцария, лето 1991
Тянуться рюмкой через 2000 километров далековато, поэтому придётся нам мысленно чокнуться и виртуально крякнуть. Но, тем не менее, завтра будем пить за музыкально-пекарсное в следующем составе: С. Губайдулина, П. Мещанинов, В. Суслин, Ю. Суслина, М.Лубоцкий, и О. Лубоцкая (дети не в счёт: или пьют в своей компании, или вовсе не пьют).
Обнимаю вас всех нежно и шлю самые сердечные новогодние и рождественские пожелания.
В. Суслин
*) Сокращение св. совсем не обязательно следует понимать буквально как святой: возможны и другие интерпретации…
P.S. Почему у вас E-mail не работает, ё… м…?»
Композиторская байка №8
(Про поздравление в стиле «Виктор Суслин»)
Это ещё одно деньрожденное поздравление от композитора Суслина, но уже в стихотворной форме:
(Исправлено: «Композитор В.Суслин».)
Число.
Подпись.
P.S. Извини,…»
Любите ли вы виолончель? Я – да. Я также люблю её близкого родственника арпеджионе, построенного в 1823 году в Вене Георгом Штауфером. Это был совершенно новый инструмент, сочетавший в себе признаки виолончели и гитары. К чему это я вам рассказываю, сейчас узнаете.
Байка-анекдот №1
(Про учителей и учеников)
Её рассказала и безвозмездно пожертвовала в наше Собрание Элизабет Уилсон, дочь посла Великобритании в СССР. В славную эпоху застоя, канувшую в прошлое, Лиза была студенткой Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского и одновременно однокашницей по классу арпеджионе… Уж и не знаю, вправе ли я воспользоваться прозвищем, которым Э.Уилсон нарекла свою именитую подругу… Нет, язык не поворачивается применить к глубоко почитаемому и любимому человеку это вульгарное – Гутманиха. Нет, ни в коем случае! Назовем её просто, уважительно, понятно и по-русски: Полина Гудмен. Итак попробую пересказать этот анекдотец от своего имени:
«Дело происходило в Лондоне, столице Соединённого Королевства. Погода стояла препаршивая, типично британская, – с дождём, тучами, туманами… Была ранняя весна, яркое солнце чернило сугробы, и снег под его натиском не переставая оплакивал морозную зиму. Всемирно известный арпеджионист, одновременно учитель наших героинь, еле-еле поспевая за своей Славой, давал концерт. Успех был, как говорят очевидцы и очевидицы, ошеломляющим. После концерта преданные и благодарные Лиза и Полина пришли за кулисы поздравить любимого педагога с успехом.