Одинокий

– Я думаю, многие искали этого. Только ждали. Узнали, и сразу сюда.

– Ждали. Ждали. Дождались. Все дождались. Сплю…

Он лёг на свой топчан и уснул неожиданно для себя быстро. Никаких тревог и ночных страхов. Полный покой.

Утром он вызвал машину и быстро уехал.

Если раньше приезд главы района вызвал бы переполох в сельской администрации, то теперь размышляли: не до него, дел невпроворот. Пропал страх.

XI

Отец Иоанн встал рано и сидел за столом, пил чай. Житие у него усложнилось, но стало намного интереснее. Он и не подозревал у себя стольких управленческих способностей. Каждый день паломники, туристы, служба, штат помощников из местных и монашествующих. А монастырь? Если, конечно, Владыко благословит. Одно только смущает, старчество. С одной стороны, уйдёт старчество, об остальном можно тоже забыть, вернётся прежняя простота жизни у разбитого корыта. С другой – как понимать его, старца?

Иоанн давно уж «потерял» того забитого парнишку – «банника», с которым познакомился когда-то. Тот был – сирота, напуганный и смешной. Он дополнял развесёлую деревенскую жизнь своим присутствием. Смешил, разбивал деревенскую скукоту своими выходками так, что искры сыпались. И был не страшен, его хотелось пожалеть и накормить. А сейчас что же? Другой. Не человек. Раньше он был человеком или всё-таки – нет? Ну летали же поленья? А история с с колоколом? А как можно было выжить после расстрела?

Священник как-то не удержался и спросил старца уже: «Как спасся?» Он ему ответил:

– Не знаю… Не думал. Когда я с мужиками, то делаю то, что им близко, понятно. Потом – храм, священник, и общение меня преображает. Братки меня вернули к мужикам и… Потом – к новому ощущению. Я ощутил волю и желание выжить. Выжил. Всё вокруг влияет на меня. Я не просто понимаю мир, я – он сам. Не часть, не кусок, а сам – мир. Люди не всё понимают, мало понимают, не видят и не слышат меня. Потому что не видели и не слышали духа жизни, духа мира. Я ведь тоже – дух? Вы ведь все меня нечистым считаете, не человеком? Так или не так, я не знаю. Я воспринимаю мир целостным. Я сам – мир.

– Тебя испортили бабьи деревенские сказки. Понимаешь? Людям здесь скучно живётся, вот они и вспоминают древности о леших, бабе-яге, домовых. У тебя – сознание ребёнка. С одной стороны, это хорошо, а с другой, ты – легковерен. Тебя просто обмануть. К тому же у тебя богатое воображение на фоне отсутствия образования.

Тогда парнишка посмотрел на чайник, тот приподнялся и стал лить кипяток на стол.

– Ты что? Ну что ты творишь?

– Что я творю? Этого нет. Это – плод твоего воображения. А будущий ожог – просто самовнушение…

Отец Иоанн тогда сильно испугался:

– Откуда ты всего набрался?

– Я читаю. Ты научил меня читать. А дачники подарили мне компьютер и научили входить в интернет.

– О, Боже…

– Его нет.

– Кого нет?

– Того, кого вы воображаете Богом.

– Да ты ещё и атеистом стал. Поймать бы этих людей, кто тебе такую помощь оказал. Убил бы, прости Господи. Это же надо, был парень, как парень, теперь что…

– «Убить» – это слово повторяют все религии. Все. Христианство, ислам, иудаизм… Убить невозможно. В том смысле, в смысле наказания за проступок. Невозможно убить последствия. Тем более, что их нет. Вы обманываетесь. И судьи, и преступники… Преступление – самообман. Кто-то придумал, что некое действие – это преступление. И жизнь человечества стала идти от преступления к наказанию. Вы ещё ничего не сделали, а уже боитесь. Более того, возвели это в культ, на уровень высшего, религиозного понимания. Страх Божий. Страх. И наказание. Здесь человеческая фантазия безгранична. Что бы не совершил – наказание. Суд. Не здесь, но там. Суд земной, суд Божий. В христианстве: ещё не родился, а уже – преступник. Родился, и бойся. Животные лучше себя ведут, чем вы. Они не знают страха, кроме страха потерять жизнь. «Мы должны жить!» – это их код, который передаётся из поколения в поколение и помогает им выжить. У вас: «Мы должны бояться и каяться». Это противоречит мироустройству. Жизнь устроена по-другому. Вы сами портите себе короткий отрезок времени, который вам дан. Сами.

– Ты – язычник!

– Я – МИР.

– Божок. С таким спорить бесполезно.

– Спорить с весной, летом, зимой, рекой, воздухом?.. Вам самим не смешно называть кого-то богоизбранными, избранниками Аллаха, Будды, Христа? Лезть в воду, надевать крестики, бить себя палками, резать у младенцев плоть, отрезая им возможность выбора в будущем, одеваться в разные одежды, кичиться своей расой и унижать других по надуманным историям? Вы радуетесь и называете священным текст, где человек по рождению своему является преступником и ему никогда от этого не избавиться. Остаётся смириться и каяться. «Грехопадение» придумали те, кто хотел управлять миром. Это самая подлая и страшная по своим последствиям теория… Да, мир различен. Он делится на юг и север, восток и запад. В одной части – деревья, в другой – белая пустыня и тундра. Но это надо знать только для того, чтобы одеваться по погоде. В этом нет божественной высшей идеи.

– Ты хочешь опять разрушать, скажи, только прямо?

– Нет, что вы. Нет. Разрушать в разуме в определенных границах невозможно. Это – не здание. Это не то, что говорил Иисус: «Разрушу и построю». Так думали те, кто писал Библию. Даже маленькие перестройки в голове, переустановки, чем они станут? У вас здесь в голове не комната, где периодически можно переклеивать обои и переставлять мебель. Это – мир. Познайте его.

– Уму непостижимо. Слушаю банника и удивляюсь. Когда ты всё успел? Но самое главное я услышал: нашему храму новая революция не грозит. И на том спасибо.

Иоанн был удивлён, но не разочарован, он, ну что скрывать, гордился им, как учитель гордится успехами своего ученика.

– Ну давай, смиримся: «Наперёд ты меня повози, а там я на тебе поезжу». Я ведь и сам не знаю, каким будет мой конец. Потому что не знаю, кто я. Вам проще. Но мне нравится, я почувствовал себя хорошо… Вот здесь, в сердце, а у меня оно есть, и группа крови, всё есть, мир мне ближе. Раздор опустошает. Я останусь здесь, хотите вы этого или нет. Меня сюда «подбросили».

– Живи, живи, я не против. Вон, склад старый перестроим, и будешь там, там и печка есть. Не замёрзнешь.

– Точно, не замёрзну…

Было это относительно недавно. После этого разговора отец Иоанн немного успокоился. Парнишке он верил, не было в нём подлости, но вот мог что-нибудь сотворить по незнанию, по непониманию. Мужики бездельничали, буянили понемногу, хохмили, и он был таким. Так, побезобразничать, покуролесить. Откуда идея, чтобы палки летали и по башкам били? Так это у деревенских: чуть что – оглоблю в руки, и – в драку. За что драться, можно и не спрашивать. Бей, и всё. По деревне погонять кого, особенно приезжих – традиция. А история с колоколом? Тогда он уже падал. Парнишка ведь кран скопировал. А потом – храм, службы, проповеди и духовные беседы – он меняется. С братками он – браток, с начальником он – начальником становился, а с президентом? А с Богом?

Он берёт не внешнее, а то что, на сердце, что-то очень глубокое. Как банник стал помогать людям? Да так, приходят, наговорят ему, а он им про них самих – то, что у них в душе, и высказывал. Ты и знать не знаешь про себя ничего, а парнишка-то знает. И, самое главное, во зло не делает. Он сам вообще ничего не делает, только твоё второе «я» на свет вытаскивает и рассматривает его. Ты ушёл, и оно ушло вместе с тобой.

«Ну, Бог даст, выдюжим. А слова его, рассуждения – так это по молодости. Я ведь и сам этим грешил. В молодости мы все – революционеры, а к старости становимся консерваторами. Но ведь сообразил, что любые разрушения богаче не сделают, чужой смертью свою жизнь не удлинишь».

XII

Губернатор жил за городом. А что? Шоссе на европейском уровне, от работы до дома – двадцать минут. Из окон вид на реку, причал с катером, свежий воздух, рыбалка, рядом охрана, прислуга… Вначале как-то смущало, а потом привык: «Я – государство здесь». Привык к тому, что всюду сопровождение и внимание: на дороге, улице – только для тебя проход-проезд, остальные за красной линией; к лести, к заботе привык, и к тому, что всегда нужно помнить и соблюдать одно правило – знать, что хотят там, в Кремле. А ещё: «Не по чину не бери». Брать надо, но умей остановиться. А не будешь брать – не поймут, и к тому же рано или поздно – пенсия или опала, нужно иметь запасик на чёрный день.