(С)нежные дни

– Молодые люди, – в коридор заглянула Тамара Ивановна, – прошу к столу.

Чай пили в гостиной за круглым столом со скатертью. В комнате работал телевизор, передавали новости. Диктор рассказывал о том, сколько новогодних елок поставили в Москве и какие мероприятия ожидают жителей и гостей столицы, операторы показывали нарядные недавно залитые катки.

– Ну надо же, какая красота, – комментировала увиденное Тамара Ивановна.

– Мгм, – вторил ей Борис Ильич, соглашаясь и отхлебывая чай из большой кружки.

Каток на Красной площади ему очень понравился.

– А как же мы? – вдруг раздался голос Пашки, какой-то необычно тонкий и беспокойный. – А как же у нас Новый год? Бабушки нет, мама в больнице. И елки нет…

– Елку мы поставим, – пообещала Катя, – и подарки будут. А маме позвоним ночью обязательно – поздравим.

– И стол, как полагается, накроем, – добавила Тамара Ивановна.

– Стол накроем у нас, – уточнил Борис Ильич и вернулся к своему чаю.

Последнее слово в этом доме всегда оставалось за ним.

После того как чаепитие закончилось и Паша забрал из своей квартиры любимые игрушки, а Катя на всякий случай запасную одежду, они поднялись на второй этаж. Именно там теперь жила Катя. Пропуская вперед мальчика, она глянула на дверь напротив. Эта квартира стояла пустая.

Тамара Ивановна как-то сказала, что в ней жили очень хорошие люди.

Кризис среднего возраста

– Может, ты все-таки передумаешь, останешься? И Ленка будет рада.

– Нет. – Вадим покачал головой, хоть друг его и не видел. – Спасибо, конечно, за приглашение. Но я поеду.

– Чего ты там один собираешься делать?

Вадим пожал плечами в ответ. Впрочем, Серега и этого не увидит, поэтому ответил односложно:

– Потянуло.

– А-а-а… – протянул, будто понял, Серега. – Моя жена это называет кризисом среднего возраста.

Может, она права? И это действительно кризис? Вадим потер ладонью лоб.

– В общем, – продолжал говорить друг, – если передумаешь, звони. Мы будем рады.

– Добро.

Когда разговор закончился, Вадим еще некоторое время смотрел на трубку. Надо бы позвонить Ольге, сказать, что уезжает. Она закатит скандал и будет абсолютно права.

Вадим сам не понимал, что с ним в последнее время происходит. Навалилась вдруг какая-то тоска и чувство абсолютного одиночества. И мысль, что скоро сорок. Ну сорок, ну что такого? Еще молод, еще полон сил. Есть хорошо оплачиваемая работа. Живет в Москве. Правда, это жизнь между командировками. Есть женщина, и эта женщина ждет, когда он позовет ее замуж. Вадим точно знал, что стоит лишь позвать, она сразу все организует сама – шторы новые повесит, мебель переставит, кухню модернизирует и ребенка родит. И будет у него та самая настоящая семья. Та, которую он хотел. Та, которая есть у Сереги, и, может быть, именно поэтому он сейчас отклонил приглашение друга встретить Новый год у них дома. Не представлял себя сидящим в компании счастливых устроенных людей. Серега будет громко произносить тосты, Ленка подкладывать сложные майонезные салаты, теща к месту и не к месту цитировать классиков, дети сидеть под елкой – разворачивать игрушки, а потом громко спорить, кому какая. К половине первого все выйдут во двор запускать фейерверки. Вадим знал всю эту новогоднюю программу наперед. Как знал и то, что, находясь с ними, почувствует себя не частью общего, а наблюдателем со стороны. И эта роль заставит его лишь острее почувствовать свою внутреннюю неприкаянность, которая мучила последние несколько месяцев.

Конечно, можно взять с собой Ольгу. Она, надеявшаяся на тихий интимный Новый год вдвоем, повздыхает, но согласится. Все-таки совместный выход – это уже какое-то закрепление своего положения. И, наверное, именно это и стоило бы сделать. Пора налаживать личную жизнь.

Но что-то останавливало. И где-то там, в подсознании, Вадим точно знал, что именно, но старался об этом не думать. Он не любил Ольгу. А она не любила его. Ему нужна была женщина. Ей надо было замуж. Все совпало, только и всего. Хотя в этом, может, тоже кроется элемент везения. Так живет довольно много людей, так они устраивают свои жизни, так спасаются от одиночества. И надо бы уже как-то определиться к своим сорока.

Возраст Вадима не пугал, как не пугала и появившаяся седина в коротко стриженных волосах. Были русыми, стали пегими, только и всего. Но сорок – это некий рубеж, промежуточное подведение итогов. Итоги в целом были неплохие. Вот только счастливым от этого Вадим себя не чувствовал. Сегодня утром встал и решил, что поедет на праздники домой. Хоть дома его никто и не ждал. С тех пор как родителей не стало, а они ушли друг за другом в течение полугода – мама не смогла пережить смерть отца и просто угасла за несколько месяцев, Вадим там почти не бывал. Слишком больно оказалось возвращаться, видеть пустую квартиру, полную знакомых вещей, которые когда-то принадлежали самым дорогим для него людям. Больно было смотреть на мамино пианино, папины справочники и энциклопедии и даже на свой старый письменный стол, который купили перед самой школой. Ведь стол тоже напоминал о той прошлой счастливой и безвозвратно ушедшей поре.

Вадим не вычеркнул свой дом из жизни. Он всегда был с ним, как и родители. Вадим просто закрыл дверь между прошлым и настоящим. Так было проще справиться с потерей. Жить работой, поездками, командировками, столичной суетой, общением с друзьями, встречами с Олей… А сегодня проснулся и вдруг почувствовал, что хочет в Вырубку. В свой родной дом, потрогать забытые вещи. И, может быть, именно там он сможет найти потерянный покой и хотя бы некоторое время передохнуть.

А по дороге можно будет завернуть в торговый центр. И не для того, чтобы мучительно выбирать подарок для Олиной мамы. С Олей все понятно. Ювелирный – беспроигрышный вариант.

Вадим неожиданно для самого себя понял, что очень хочет заглянуть в торговый центр. И он даже точно знал, что там покупать. Шоколадные конфеты, хороший коньяк, семена необычных цветов, красивый платок и что-нибудь очень мальчишеское.

Прекрасная Марго

Когда в конце восьмидесятых годов прошлого века главная повариха «Лесных далей» ходила беременная своим первым ребенком, вечерами она читала роман Дюма-отца про прекрасную французскую королеву, дворцовые тайны, коварные интриги и великую любовь. «Да, – вздыхала повариха, – были времена, мужчины за женщин дрались, шли ради них на смерть, целовали край их платья и писали сонеты». В общем, появившуюся на свет пару месяцев спустя девочку назвали Маргаритой, в честь французской королевы[2].

Время шло, девочка росла, и вскоре стало понятно, что более неподходящего имени для ребенка придумать было невозможно. Единственное, что объединяло ее с французской королевой, – это красота. Только красота Марго из Вырубки была другая – славянская. Круглое лицо, на котором румянец расцветал, как маков цвет, голубые глаза, чуть курносый нос с россыпью веснушек, русые волосы. Коса такая, что короной вокруг головы можно оборачивать. Когда наступали холода, носила Марго вместо шапок павлово-посадские платки – знала, что хороша в них. А как улыбнется – появляются ямочки на щеках. Да и телом Марго была богата – грудь пышная, бедра крутые. Закончив медицинское училище, устроилась она в санаторий. А куда еще? «Лесные дали» кормили весь поселок. Повара, шоферы, массажисты, уборщицы, администраторы, медицинский персонал составляли население Вырубки. Когда произошел распад СССР, думали, не выживут. Но прежний директор «Лесных далей» был мужик волевой и умный. Трудно пришлось, несколько раз оказывались на грани закрытия, однако выстояли. И корпуса сохранили, и персонал. Даже в самое сложное время отдыхающие питались наваристыми борщами, ходили на массажи, ингаляции и душ Шарко. А потом все как-то начало выправляться, и теперь уже в список услуг были включены сауна, соляная комната, SPA-бассейн и даже популярная нынче скандинавская ходьба. Целый маршрут для нее с большими и малыми кругами разработали по опушке близлежащего леса.

2

Роман А. Дюма-отца «Королева Марго».