Страница 15 из 16
(К слову будет сказано, в памяти местных жителей отложился и тот факт, что отшельникам раз в неделю одна из слобожанок доставляла на ослике хлеб и другие продукты.)
Испытания холодом, уединением, недоеданием оказались не под силу многим, и кельи со временем стали пустеть. К 1907 году в «жилищах отшельников практически никого не осталось», а зимой «в Нальчикское слободское правление округа» был доставлен «неизвестный молодой человек лет 33–35, худой, обросший черными волосами, в лохмотьях, через которые проглядывало изможденное тело… Поимка «пещерного человека», как окрестили его местные жители, вызвала большие толки среди обывателей. Большинство из них склонялось к мнению, что неизвестный – один из ушедших из «мира» в 1905 году и давший обет молчания»[30]. В какой-то мере об этом свидетельствовало настоящее паломничество в тюрьму местных жителей, иначе как «святой», «приобщившийся к Богу» заключенного не называвших…
До «монастырского комплекса» можно добраться несколькими путями (в том числе и самым апробированным – по гребню Сарай-горы за шесть-семь часов, что подразумевает ночевку). Мы направились сюда на военном грузовом ЗИЛе одного из жителей селения Хасанья. Не доезжая селения Герпегеж, свернули вправо и двинулись прямиком по ущелью Хео. То, по чему мы поехали, дорогой можно назвать, лишь обладая большим воображением, – колея, петляющая из стороны в сторону, то уходящая резко вверх, то проложенная по самому краю обрыва, то идущая прямо по речному руслу. Десятки раз дорога пересекает речку, причем берег порой поднимается столь отвесно, что удивляешься, как это мотор машины, возмутившись столь непосильной нагрузкой, не глохнет, а сама она не переворачивается от чуть ли не вертикального карабкания, переваливаясь, как каракатица, с одного огромного валуна на другой, – своенравная и задиристая речка ворочает ими с места на место (но лишь после дождей, так как она родниковая и подпитывается только небесной влагой). То и дело уклоняясь от нависших над колеей веток деревьев, немилосердно хлещущих по лицам (ехали стоя в кузове, до побеления костяшек пальцев стискивая руками борт машины), 18 километров мы преодолевали почти два часа. Но среди каких красот пролегали эти километры!
Снова обратимся к одному из очерков Георгия Подъяпольского, досконально знавшего реки республики и писавшего: «Хео красивее всех. Она протекает среди лучших буковых лесов Кабардино-Балкарии, в глубокой живописной долине, прорезающей Меловой хребет на протяжении 20 километров. Местами над руслом, от самой воды, поднимаются белые, желтые, розовые отвесные стены, состоящие из известняков, песчаников и доломитов; они то сплошные и гладкие, как стены небоскребов, то слоистые, сложенные ровно и красиво. Словно выложены рукой человека. В стенах этих встречаются куполообразные ниши, напоминающие своды соборов, их венчают «башни», «шпили». Дно реки почти на всем ее протяжении представляет собой сплошную каменную плиту, по которой прозрачные волны с негромким шумом переливаются через крупные валуны, порожки, скаты, крутятся над ямами»[31].
А воистину девственный лес: могучие буки (для заготовки их древесины и пробита здесь дорожная колея), дикие груши и яблони, орешник, бересклет, шиповник, бузина, ярко-зеленые узорчатые пики папоротников чуть ли не с человеческий рост… и – опять не удержимся от цитаты – «группы высоких стройных чинар со светло-серыми стволами, а рядом причудливое дерево – осокорь, вот кудрявый мелколистный клен, а здесь, на утесе, оригинальное дерево – хмелеграб, у которого соцветия словно сережки хмеля. Седостволые грабы только что распустили листву; отцвела украшенная мелкими пушистыми листьями ветла. Подлесок составляют заросли малины, азалии, жимолости…»[32].
Царство растительности, напоенной живительным солнечным светом и теплом, буйство ярчайших красок, речные борта, уходящие круто вверх на десятки метров, – глаза не устают поражаться картинам, возникающим перед взором. А вот и сам «монастырь» – по правую сторону, на самом верху практически отвесной скалы зияют окна-провалы. Снизу они кажутся крошечными и чем-то напоминают ласточкины гнезда, только прилепили их не под крышей дома, а прямо на стене. До «окон» метров сто, не меньше.
Поднимаемся по пологому косогору и примерно через полчаса достигаем вершины. Теперь «монастырь» под нами, остается только войти в него. Но ведущая ко входу тропка практически разрушилась, обрывается над пустотой – надо пробираться по перекинутому с одной стороны на другую узкому стволу кем-то срубленного дерева. Преодолеваем и это препятствие и по узкому проходу, шириной не больше полуметра, уходящему куда-то в земную толщу, начинаем медленно гуськом спускаться. Вспугнутые нежданными гостями, летучие мыши то и дело проносятся мимо, задевая лица своими размашистыми крыльями. Фонари освещают невысокие, практически в средний человеческий рост, своды – закругленные, со следами копоти.
Вот и первая келья – земляная комната площадью метра в четыре, с относительно ровным основанием, служащим полом; на высоте чуть выше пояса дыра в стене (одно из тех самых, видимых снизу, «окон»). Выглядываем в него – и дух захватывает от открывающейся перспективы: почти отвесно уходит вниз ровная скалистая поверхность, лишь спустя метров 60–70 переходящая в покатый, короткий склон, постоянно подмываемый бурливой речкой. Она и растущие по руслу деревья кажутся отсюда игрушечными. Голубой бесконечный простор предстает перед взором.
Вот еще одна келья, в ней имеется что-то вроде земляной лежанки. А эта комната, самая большая по размерам, вероятно, служила чем-то вроде трапезной – когда ее долбили, наткнулись на валун огромных размеров, с которым отшельникам было никак не справиться. Тогда его обкопали со всех сторон, углубив под ним пол и приложив кое-какие усилия для выравнивания верха: получился весьма удобный стол.
Все кельи – а они расположены на двух уровнях – соединяет петляющий из стороны в сторону, в одном месте упирающийся в тупик узкий коридор, в стенах которого выбито несколько мелких ниш. Протяженность его несколько десятков метров, замысел людей, сотворивших этот подземный комплекс, не всегда ясен (вероятнее всего, ходы рылись спонтанно, в зависимости от сил и возможностей копателей), но их старание, терпение и вера вызывают самое искреннее уважение. Эти же чувства владели Федором Шаляпиным, посетившим эти места летом 1917 года. В дальнейшем здесь побывали многие охотники до всего необычного – кое-кто испытывал себя, другие, скрывавшиеся от преследования властей, находили временный приют от непогоды.
В годы Великой Отечественной здесь прятались те, кого раньше было принято называть непримиримыми врагами советской власти. Рассказывают, что одна из таких групп была окружена войсками НКВД. Чекисты, чтобы не рисковать людьми, «заперли» диверсантов взрывами, разрушив при этом часть подземных ходов. И будто бы все скрывавшиеся были уничтожены. Но людская молва говорит о другом: один из окруженных спасся, он прыгнул вниз и не разбился – его падение смягчила бурка, полы которой, раскрывшись, послужили чем-то вроде парашюта. Данная легенда имеет под собой основание: нам называли даже имя этого человека. Мало того, один из участников той операции (имя тоже известно) рассказывал, что вскоре – во время перехода государственной границы – «парашютист» был застрелен, вследствие чего и выяснилось, что ему удалось ускользнуть из чекистского окружения. Так это или нет, не столь важно, ведь подобные места буквально созданы для всевозможных легенд и мифов, да и само время способствовало им.
А вот как эту историю дополняет егерь расположенного неподалеку от «монастыря» лесничества Мурат Хуламханов: «Это было в середине 70-х годов прошлого века. Мы с друзьями решили посетить монастырь. Подойдя поближе, увидели старушку и молодую женщину, обрабатывающих огород, как оказалось, принадлежащий монашенкам. Мы поздоровались, и они проводили нас к себе в монастырь, завели в кухню и угостили конфетами, свежими булочками. Одна из женщин рассказала любопытную историю. Как-то давно в обитель явились бандиты, чтобы в ней скрыться на время. Вскоре пришли солдаты, и все, кто был внутри обители, целых шестнадцать дней находились в окружении. Воду получали через полые стебли камыша, которые проходили сквозь стены. Узнав об этом, солдаты отрезали их от воды. Когда вода закончилась, двое бандитов, надев бурки, спрыгнули с балкона и скрылись в лесу. После этого случая солдаты заминировали вход в обитель и взорвали. Трещина от этого взрыва проходит по потолку главной галереи монастыря. Оставшихся бандитов заставили копать траншею, которая стала им последним приютом. Преступников расстреляли, а монашкам дали по двадцать лет за укрывательство». И далее: «Говорят, что после освобождения женщины вернулись. Они были очень скрытны и при встрече с незнакомыми людьми убегали. Приближаться к монастырю надо было очень осторожно. Его расположение таково, что малейший шум внизу или у входа эхом отдается внутри. Старики рассказывали, что монашья тропа начиналась в окрестностях Нальчика и вела прямо в обитель. Вдоль тропы на деревьях монахи вырезали кресты, для того чтобы не заблудиться. Внутри монастыря первая дверь вела в кладовую, дальше хлев, где они держали ослов. Затем галерея разветвлялась. Всего в монастыре восемь келий. С середины 80-х годов здесь уже никто не живет. Какое-то время обитал монах-отшельник, жил тем, что продавал туристам крестики, которые вырезал из дерева. В 1999-м в монастырь приехал священник. То, что у него лежало в бричке, очень напоминало тело человека, завернутое в мешковину. Спустя несколько дней я обнаружил на монастырском кладбище свежую могилу»[33].
30
Лечинкаев-Кахунский. Пещерный человек // Живая старина. 1992. № 2. С. 141.
31
Подъяпольский Г. Н. По Кабардино-Балкарии. Нальчик: Эльбрус, 1988. С. 149–150.
32
Там же. С. 151–152.
33
Жанимов А. Тайна монастыря на Сарай-горе // Кабардино-Балкарская правда. 2006. 16 сент.