Страница 15 из 18
Иоханн издал яростный, каркающий звук и рванул к девушке. Практически навалился на неё. Его глаза горели бешенством, а безвольный, мягкий и влажный член прижимался к животу Эдиты.
Иоханн сжал руки на её шее. Та была такой тонкой, словно её можно переломить, как тростинку.
Эдита открыла рот, стараясь сделать хотя бы глоток воздуха. Но у неё не получалось. Беззвучно открывала и закрывала рот. Цеплялась за руки мужчины. Царапала их ногтями до выступающей липкой и теплой крови.
В глазах начало темнеть, а тело наполнила слабость.
Иоханн как-то испуганно отшатнулся и в презрении вытер руки об одеяло. Скривился, глядя на жену, которая пыталась насытится воздухом. На её глаза навернулись слезы. Она кашляла и хваталась за шею, на той уже проступили следы пальцев. Эдите казалось, что воздуха слишком много и он разрывает её легкие.
– Такая шлюха, как ты не заслуживает жизни, – безразлично сказал, встав с кровати, – но я не позволю, чтобы за то, что я тебя убил, меня повесили. Ты не испортишь мне жизнь.
Он оправил одежды и вышел из комнаты. В нем не было ничего, что выдавало бы случившееся. Лишь царапины покрывающие его руки.
Эдита не знала сколько она лежала без движения. Ей чудилось, что целую вечность.
Медленно опустила ноги на пол и попыталась подняться. Но не устояла на ногах и упала на колени. Ноги, как и все тело, дрожали. Едва хватило сил подняться. Она покачиваясь подошла к большому зеркалу.
Удивленно распахнула глаза, глядя на отражение своего обнаженного тела. Не узнавала ни тело, ни лицо. В ужасе задохнулась вдохом.
На коже уже начали расцветать синяки, красные пятна. Растрепанные волосы. На шее отпечаток руки.
Она по-животному завыла и одним махом сбросила на пол все, что было на трюмо. Оно звонко упало на пол, что-то разбилось с шумом, что-то глухо ударилось. Девушка подлетела к зеркалу в ярости.
Размахнулась и ударила по гладкой поверхности, по своему отображению. Зеркало задребезжало и рассыпалось осколками. Они блеснули и осыпались на пол.
Эдита же продолжала стенать и метаться по комнате. Как одержимая крушила и рвала одежды. А после безвольно упала на колени, не замечая ни рассеченной ладони, ни израненной ступни. Не замечая пятен крови и боли в теле.
По-детски задрав голову, громко зарыдала. Рыдала до икоты и боли в груди. А после дрожащими руками отрыла в складках своего брошенного на пол платья маленький флакончик.
Улыбнулась с какой-то горечью и болезненностью. В этой улыбке был надрыв и истеричность. Подползла к столу с кувшином и кружкой. Едва сумела налить воду. Её руки потеряли все силы. В её теле не было силы даже на то, чтобы держать кувшин. Он ударялся об чашку, позвякивая.
У Эдиты так сильно дрожали руки, что она едва смогла накапать в чашку несколько капель настоя, что дала ей Маргарита. Она жадно пила воду с горьковато-травянистым привкусом. Будто не видела воды несколько дней. Захлебывалась и давилась ей, но продолжала пить. Несколько тонкий струек воды полились мимо рта, очертели изгиб шеи и замерли на выемке ключиц.
Сейчас же, когда Эдита и Иоханн стояли на площади, вокруг толпа, а рука мужчины на локте Эдиты, ей казалось, что его ладонь – это раскаленная кочерга.
Даже через ткань платья она отчетливо ощущала его прикосновение. От этого вниз по телу бежала дрожь. В душе – презрение и омерзение. Девушке казалось, что боль возвращалась, а к горлу подступала тошнота. Ком, который она не могла проглотить, как бы не пыталась.
Иоханн молчал, но вокруг было слишком шумно. Многие что-то напевали или же хохотали. Казалось, казнь – это развлечение для всей семьи. Отличный способ отбросить тяготы жизни и увидеть того, кому хуже.
Как животные набрасывались на несчастного, разрывали, отрывая куски плоти. Не могли насытиться кровью, плескались в собственной жестокости.
А после шли в церковь и блаженно слушали проповеди и думали, что они благочестивы и непогрешимы.
Шум, как волна, поднялся.
Эдита резко повернула голову, до хруста в шейных позвонках. Прищурилась, стараясь разглядеть через толпу причину, от чего же она так зашумела. Вели людей укутанных в цепи. Рядом стражники, а за ними священник с гордо поднятой головой и одухотворением на лице.
Кто-то бросил переспевший плод в одного из приговоренных. Тот врезался в голову, залил лицо и волосы липким соком. Толпа загоготала, а мужчина, в которого попали, опустил голову ещё ниже. Он едва передвигал ногами и сутулился. Казалось, пытался быть меньше.
Медленно приговоренные, в сопровождении священника и охранников, поднялись на плаху. Казалось, едва не споткнулись от лишения сил или же страха. Выстроились в ряд, глядя на рокочущую толпу.
Эдита смотрела широко распахнутыми глазами, пытаясь сглотнуть тяжелый ком.
Она прежде не ходила на казнь. Лишь видела кусок веревки, которую уже отрезали, снимая тело. Та покачивалась на ветру и была мрачной, вселяющей ужас.
Теперь же, видя людей на лицах которых написано осознание того, что это последние минуты из жизни, она не могла понять своих чувств.
Священник подошел к первому приговоренному мужчине. Едва старше мальчишки, на лице бахвальство. Побитый, уставший, но гордый собой. Задрал голову и широко улыбнулся, не глядя на священника, что нашептывал ему что-то на ухо.
Тот уверял его, что нужно покаяться в своих грехах, исповедоваться, нужно попросить прощения и доверить свою душу Бога.
Мальчишка отмахнулся.
Задрал подбородок и нахально улыбнулся, тряхнул головой, стараясь убрать волосы, что лезли в глаза.
– Эй, мясник, – обратился он к палачу, – надеюсь ты хорошо выполнишь свои обязанности.
Палач серьезно кивнул.
Священник скривился и отошел на шаг.
– Эй, вы, – громко закричал мальчишка между приступами хохота, – вы все свиньи, толпа свиней! –мальчишка хохотал так, что на глаза навернулись слезы, пока на его шее затягивали петлю. – Собрались полюбоваться на то, как я подохну! Жалкие, жалкие. Вы хуже свиней! Эй, вы, святой отец, там, куда я попаду, будет алкоголь? Я бы сейчас выкурил сигаретку и запил все хорошим алкоголем! Ну, что стоишь, мистер, давай уже! Доверяю тебе свое тело!
Толпа недовольно рокотала, оскорбленная, что какой-то грешник приговоренный к смерти, посмел обозвать их – благочестивых и добрых граждан – свиньями! Посмел назвать жалкими. Мальчишка, чью шею перетягивает веревка с петлей, как смертоносный шарф.
Эдита глядела на парня во все глаза, на оскорбленного такой наглостью священника и на безразлично-серьезного палача. Его лицо не выражало ничего, а руки, грубые и большие, привычно и профессионально затягивали веревку.
Мальчишка искренне ему улыбнулся, широко и ярко, совсем по-детски, палач же ему кивнул.
А в следующее мгновение его вздернули. Парень закряхтел, распахнув глаза, глядел на небо. Ноги дернулись, как и руки, закованные в кандалы. Открывал рот, силясь сделать вдох. Трепыхался и хрипел.
Толпа всколыхнулась радостью.
– Смотри, – едва слышно шепнул Иоханн, Эдита его отчетливо услышала, – узри же какое наказание бывает за излишне длинный язык.
Девушка дернулась, будто старалась уйти, вырваться из его крепкой хватки. Но Иоханн лишь сильнее сжал ладонь на её локте. Не отпускал. Эшби не отводил взгляда от трепыханий мальчишки на висельнице.
Оставшиеся трое приговоренных отступали, испуганно сглатывали.
Следующий мужчина, тому было около тридцати, со шрамами на руках и лице. Отпетый разбойник с выбитым передним зубом. Его сообщник —парень лет двадцати пяти, красивый, но плаксивый.
Старший стоял мрачной тенью. Казалось, давно смирился с такой участью. Будто знал, что его жизнь ведет к виселице. От того был спокоен и мрачен. Казалось, ничего его не тревожило.
Младший же, испуганно оглядывал толпу, будто искал ангела среди нее. Но это стремление было чем-то таким же безумным, как попытка найти бусину жемчуга меж грязи и навоза.
Он переминался с ноги на ногу, смертельно бледный, со слезами на глазах и с дрожащим телом.