Страница 1 из 19
Семен Афанасьев
Доктор. Книга вторая
1
К чести Котлинского и Стеклова, они не заботятся ни о репутации, ни о финансах.
Женщину, которую зовут Анной, в несколько минут снабжают пачкой анализов, выпиской за личной подписью обоих докторов, и отправляют на какие-то уточняющие процедуры в онкодиспансер, прямо на личной машине Котлинского.
Мы втроём, слегка удручённые, по инерции сидим ещё какое-то время в кабинете главврача.
Кстати, когда ходили сегодня по клинике, я разглядел следы от пуль на стенках коридора возле шлюза. Сейчас какие-то сноровистые рабочие заново штукатурят и красят весь коридор.
– Вы знаете, у неё именно рак. Готовиться нужно, исходя из этого, – говорю в полной тишине, – я не видел его раньше, но судя по тем описаниям, что читал, именно это не может быть ничем иным.
– Косвенные моменты тоже за это, – роняет Стеклов. – Но всё же подождём анализов.
Котлинский молча выбивает какой-то ритм по столу костяшками пальцев.
Поскольку все молчат, а я – самый младший в иерархии, начинаю задавать вопросы, которые мне кажутся срочными и важными:
– Сергей Владимирович, каковы её шансы, если исходить из опыта?
– Пока неясно. Зависит от стадии – допустим, что ты прав… Для примера, если у неё третья, навскидку, по статистике – сорок процентов в плюс. Соответственно, шестьдесят процентов – в минус.
– А с учётом её личной клинической картины?
– Сложно сказать. Тем более, я не онколог, Игорь тоже. И анализов ещё нет. Но с учётом «паровоза» в виде цирроза, процентов пятнадцать. Но это виртуальные прикидки! Это не математика! – чуть взвинченно отвечает на неприятный вопрос Стеклов.
– Рассматриваем сейчас худший вариант. Если анализы и пробы всё подтверждают, и по худшему сценарию. Какой тогда план лечения либо развития событий?
– Всё по классике, – подключается Котлинский. – Вначале операция. Удалят опухоль. Потом химиотерапия. Потом – молиться, чтоб всё было окей. Чтоб без рецидива. Потом – реабилитация, диетолог и так далее, всё по списку. Тебе насколько подробно всё описывать? – Котлинский выбивает дробь пальцами по столу и продолжает: – Тут ещё есть тонкость. Она лично не хочет тратить кучу денег семьи, поскольку сама уже сдалась. Ещё на этапе цирроза. Это минус. Муж у неё – боец. Это плюс. Муж сейчас ишачит и за себя, и за того парня: тянет и семью, и быт, и деньги, и её до кучи. Ещё её родителей, которые тоже впали в транс. От такой новости про дочку…
– А что с циррозом? – вклинивается Стеклов. – Цирроз вы оба что, решили не учитывать?
– Рак матки угнетает печень. Она, печень, «держалась» до последнего. Цирроз специально лечить не надо. По крайней мере, в первую очередь, – рисую схему на чистом листе из принтера. – Цирроз – это следствие. Вначале надо убирать рак.
– Да с циррозом она б ещё пару лет протянула, – задумчиво глядит в стол Котлинский. – А вот в свете сегодняшнего «нежданчика»… В общем, цирроз, судя по всему, не первостепенная сейчас проблема, Сергей. – И Котлинский мощно хлопает своей здоровенной ладонью Стеклова по плечу.
– А когда операция? Если анализы такие, как я ожидаю? – продолжаю выяснять обстановку.
– Я отчасти в курсе их финансовых возможностей, – неохотно говорит Котлинский. – Тем более, в её случае операция и терапия будут связаны – в общем, где-то через четыре недели.
– А в НОВОЙ КЛИНИКЕ она будет в это время наблюдаться?
– Да, – коротко кивает Котлинский. – Мы возьмём на себя всю психотерапевтическую помощь – у неё всё сложно в этом плане. Ей это просто необходимо. Она психологически не готова. Но тянуть с операцией – если ты прав – тоже не вариант. Поэтому муж будет готовить деньги и процедуру, а мы – её.
– У нас есть вариант дать мне с ней поработать хотя бы дней семь – десять? Из этого месяца, пока идут все приготовления?
– А на что ты рассчитываешь? – включается Стеклов. – На какой свой результат?
– Пока хочу просто посмотреть. Что будет, если поработать с частотами в районе опухоли и печени. Плюс – попытаюсь почистить её вообще: у неё куча радикалов гоняет, разбалансировка частот в органах брюшной полости (после того рикошета по печени). Хуже не сделаю.
– Хуже ей уже никто не сделает, – хмыкает Котлинский. – Если всё так, как сейчас видится…
– Она умирает. Даже в итоге всех врачебных попыток вероятность успеха около пятнадцати процентов, – продолжаю мысль. – Операция даёт последний шанс, но она тоже случится не вдруг и не сразу, если до неё столько времени. От меня ей точно хуже не будет. А вдруг получится хоть на какой-то процент что-то сдвинуть в позитив? Повысить её собственные барьеры?
– Комплекс бога, – неодобрительно роняет Стеклов. – Игорь, что скажешь?
– Категорически с тобой не согласен, – как-то резко рубит Котлинский, вставая из-за стола. – Сейчас тот случай, когда все варианты в плюс. Хуже точно не будет. А там – мало ли… Да и опыт на будущее никогда не лишний, говоря цинично…
Наливаем ещё по чашке чая, хотя, кажется, он скоро у всех из ушей потечёт.
– У меня есть предложение, – не даю докторам расслабиться. – Я сейчас работаю с этим суставом по плану десять дней. От Шаматова вы меня «отмажете»? – обращаюсь к Котлинскому.
– Разумеется, – серьёзно кивает тот и начинает нервно ходить по кабинету из конца в конец. – По целому ряду резонов. Коллеги, давайте откровенно. У Шаматова и без Саши – тьфу-тьфу. В сравнении со случаем Анны. Если будут внутриутробные инфекции, любые вирусы в организме или нечто аналогичное – Шаматов в курсе, что Саша в шаговой доступности. И тут же даст знать. Тем более, как я понимаю, твоя санация – лично тебе вообще раз плюнуть?
Подтверждаю кивком:
– Не то чтоб раз плюнуть, но намного легче, чем сустав или чем ожидается у Анны.
– О чём и говорю. У Шаматова – не проектная, а процессная нагрузка. Если ты там будешь нужен пару раз в неделю – тебя тут же дёрнут. Справишься, – продолжает Котлинский. – Твоим образованием и натаскиванием, что я рассчитывал делать с помощью Шаматова, займёмся потом. А у Анны – как раз проектная ситуация. Хуже лично ей – если ты прав, а всё к тому идёт – точно не сделать. И именно в её клиническом состоянии хороши все варианты. Месяц до операции точно есть. По факту и опыту, даже больше месяца: они в семье, под давлением мужа, сто процентов захотят оперироваться в Европе, а туда они визу будут получать неясно сколько…
– А сустав? – спрашивает Стеклов, постукивая карандашом по ладони, закинув ногу за ногу и глядя в пол.
– А сустав – до кучи. Что-то мы с тобой сегодня поменялись ролями, – отвечает Котлинский. – Ты сейчас говоришь, как администратор, а я – как лечащий врач… Саша, как тебя по времени развести с ними обоими?
– В идеале, час прямо с утра – Анна. Потом час – сустав. Потом ещё час – снова Анна. Ей однозначно будет не хуже, – поясняю в ответ на два вопросительных взгляда. – Между двумя сеансами с Анной мне нужен перерыв: проверить, насколько будут «держаться» программы, которые буду пытаться ставить. Как раз в этом промежутке час займусь суставом.
– Принято, – припечатывает ладонью по столу Котлинский. – А мы этот час «перерыва» как раз её психотерапевтировать будем.
– А кого ты хочешь запрячь на психотерапию? – недоверчиво поднимает бровь Стеклов.
– Частично – сам, – уверенно отвечает Котлинский. – Частично, может, Оспанова попрошу.
– Не подумал, – кивает Стеклов. – С харизмой и мозгами у тебя действительно всё в порядке. Вот как раз с психикой ты сможешь… – Стеклов не договаривает что-то понятное им обоим, а я не спрашиваю: харизмы у Котлинского действительно хоть отбавляй.
Даже я на себе это ощущаю.
Потом спрошу при случае.
Выхожу из клиники и задумчиво бреду по аллее. В этот момент звонит мой телефон. С удивление вижу, что звонит мать.