Страница 10 из 13
Теперь надо было смотреть в оба, а то наеду на кого-нибудь из тех, кого должен прикрывать. Воронок здесь было неожиданно много. Странно, как я понял, батарею по-тихому брала спецгруппа, а выглядит так, будто ее сначала долбали артиллерией. И она не из тех, что были в моей истории. Те были или прямо на молу, или севернее города, или южнее. А эта буквально на границе порта и жилых кварталов.
Я остановил танк, открыл верхний люк кабины и высунулся. Такое ощущение, что тут начинали что-то строить. А потом, используя завезенные материалы и часть площадки, установили эту самую батарею. Во всяком случае, вокруг навалено столько всего, что черт ногу сломит. Сейчас загоню машину во‑о-он туда, и надо пройти по позиции, понять, можно тут маневрировать или придется превратить «Т‑28» в неподвижную огневую точку.
Только теперь я отдал Палычу «ТТ», а Иволгину трофейный «Люгер». «АПК» я сразу присвоил себе, уж очень я его уважаю. Прилаживая на ходу кобуру, вылез на броню и увидел несколько человек, быстро идущих к нам. То, что это наши, даже не сомневался. Наклонился к люку, крикнул: «Палыч, ты за старшего!» – и пошел навстречу. Первым шел офицер. Это я не по погонам сужу, их уже не разглядеть, темновато, а по походке. А сам ротный идет или кто-то из взводных – сейчас узнаю.
– Товарищ командир, танк «Т‑28» прибыл в ваше распоряжение. Командир танка сержант Яковлев.
– Старший лейтенант Ольшанский. Добро. Как со снарядами?
– Пока хватит, товарищ старший лейтенант.
– Добро. Почему остановились здесь?
– Хотел пройти по позиции, прикинуть, можно ли маневрировать. На одном месте стоять не очень хочется.
– Гурамишвили, пройди с сержантом, покажи, где можно проехать. Тут только кажется, что все завалено и изрыто, на самом деле места много, развернетесь. Водитель у вас хороший?
– Я за водителя, товарищ старший лейтенант.
– Вы же сказали, что командир?
– Пока стоим – командир, а как надо двигаться – водитель.
– Так, понятно. А хоть один танкист в экипаже есть?
– Никак нет, товарищ старший лейтенант. Я и сержант Павленко из морской пехоты, а остальные трое из команды тральщика «Груз».
– Ясно. Гурамишвили вам все покажет, но постарайтесь побыстрее. Думаю, немцы вот-вот полезут. Потом зайдите ко мне на КП, доложите. Если успеете.
Мы успели. Местность, с первого взгляда казавшаяся сплошной свалкой, на самом деле очень нам подходила. Было множество маршрутов, ведущих к огневым позициям. Подъехали, отстрелялись и ушли. Благодаря сваленным в кучу бетонным балкам, земляным насыпям, грудам кирпича, просто какого-то мусора звук двигателя будет рассеиваться, и фиг нас по нему отследишь. Время приближалось к 21 часу, я торопился доложиться и вернуться к машине. Гурамишвили провел меня на КП, я отодвинул плащ-палатку, вошел… и замер.
В тусклом свете переноски я увидел лицо, мимо которого проходил каждый день три года. Ёлки зеленые, только теперь до меня дошло. Старший лейтенант Ольшанский. Герой Советского Союза. Это именно он и остатки его роты прикрывали отход неудавшегося десанта. Их оставалось чуть меньше взвода, но они держались пять часов, что позволило эвакуировать всех, включая раненых. Всех, кроме них. Когда их отжали к самой воде, старший лейтенант вызвал огонь корабельной артиллерии на себя. Это были последние залпы десанта на Констанцу и последний салют героям.
Ольшанский глядел на меня с явным недоумением. Ага, я его понимаю. Вошел, руку к шлемофону на голове вскинул и застыл:
– Товарищ старший лейтенант, все в порядке. Маршруты присмотрел, огневые позиции тоже. Готовы к выполнению поставленной задачи.
– Добро. А что это вы, сержант, так застыли, будто приведение увидели?
– Виноват, товарищ старший лейтенант, очень у вас знакомое лицо оказалось. Никак не могу вспомнить, где я вас видел.
– Да? Ну, это к делу не относится. Рация у вас есть?
– Так точно.
– Вот наша частота, настройтесь и слушайте. Вдруг понадобится срочная помощь на одном из участков обороны.
– Есть!
Я вышел с КП, пытаясь переварить происходящее. Это уже не просто что-то общее где-то в прошлом. Это конкретный человек, выпускник нашего училища. Срочную Константин Федорович служил как раз на Черноморском флоте. Потом его направили в наше училище, а после окончания вернули на ЧФ, но уже в морскую пехоту. Он погиб в феврале 1943 года… и я только что с ним разговаривал. С такими шуточками точно крыша поедет. Перед позициями разорвался снаряд. За ним второй, и я бросился к танку.
В люк влетел, как птица, даже сам не заметил. Подключился к внутреннему переговорному устройству:
– Экипаж к бою! Палыч, настрой рацию на эту волну.
Я не глядя сунул назад бумажку. Как настроить рацию, он уже знал. Сам спросил, пока стояли на старом месте. Сейчас я вел машину, выводя ее на позицию примерно в центре оборонительного рубежа. Начнем оттуда, потом будем перемещаться туда, где будет жарче. Жаль все-таки, что у меня нет механика-водителя. Буду скакать, как белка, между этой кабиной и главной башней. Не забывать бы ТПУ отсоединять-присоединять.
Бой продолжался третий час с небольшими перерывами. После артподготовки немцы как озверели. Они лезли и лезли, не обращая внимания на потери. Мы сожгли четверть заправки горючего, меняя позиции, а ведь расстояния тут – курам на смех. И меня все больше интересовал вопрос: откуда у фрицев столько танков? В третьей атаке, если считать с самого начала, их было с десяток. Определив, что слева против них действует «сорокапятка», они попытались наступать, сдвинувшись метров на пятьсот в сторону. Не тут-то было. Вместо нас саперов сейчас поддерживала полная противотанковая батарея 76-мм орудий.
А может, там уже и не саперы, огонь стал намного плотнее. Мы тоже времени не теряли. Сперва подожгли одного и «разули» еще двоих. В следующей атаке подбили еще троих. Мелочи вроде «T-II» уже почти и не было, сплошь «тройки». Но и бронебойные снаряды таяли. Это понятно, чем темнее становится – тем чаще мы мажем. Если вначале атакующие немецкие танки хоть как-то выделялись на фоне неба, то теперь их подсвечивали только вспышки выстрелов и отсветы огня от уже подбитых машин. Это Иволга еще молодец, уверен, половина моих однокашников в подобной ситуации пуляла бы в белый свет, как в копеечку, в два раза чаще.
Во время четвертой атаки пришлось (к их радости) поработать и нашим башенным стрелкам. Немцы волной накатывались на правый фланг, и я погнал танк туда. Еще на подъезде дал команду:
– Пулеметчикам огонь без приказа!
Ну, они и оторвались – переднюю цепь наступающих выкосили подчистую. Потом мы перемещались еще трижды, в какой-то момент, помогая Иволге, мое место в башне занял Палыч. Изначально он только заряжал, но потом что-то сообразил и пару раз командовал: «Стоп!» Я делал короткую остановку, они делали несколько прицельных выстрелов, и мы продолжали движение. Если так дальше пойдет, Палыч в движении будет занимать место командира. Только надо объяснить ему, как пользоваться панорамой.
Танк, появившийся справа, сначала показался мне обычной «тройкой». Странным было то, что он вел огонь из пулеметов, но не использовал орудие, хотя выполз на прямой выстрел. Перед ним было укрепление, построенное из балок. То ли это шпалы, то ли бетонные столбы, непонятно. Но стояло оно удачно, а в нем находился станковый пулемет. Пулеметчик был опытный, и немцев перед ним было много. Мертвых. Здорово парень работает.
А тут танк выскочил прямо на него, но орудие молчит, только пулеметы огрызаются. На танк упал отсвет от горящего собрата, и вдруг я понял. Этот странный ствол! Для 50-мм – слишком толстый. Для 75-мм – слишком длинный. Это не орудие, это огнемет! Потому он и молчит, там дальность струи метров пятьдесят-шестьдесят.
– Иволга, справа. Скорее, это огнеметный танк, подойдет ближе – хана братве!
Башня рывком развернулась, и тут же грохнул выстрел. На месте башни «T-III» вспух огненный шар. Ну, да, у него же емкости для огнесмеси вместо боеукладки. А на таком расстоянии наш снаряд его броню под любым углом пробивает влет. Собственно на этом доблестный Вермахт и сдулся. Жаль ненадолго.