Побег из приюта

Рики взял леденец, и его рот тут же свело от резкого вкуса грушанки. Он уже много дней не пробовал ничего, кроме безвкусной овсянки, порошковых яиц и водянистого супа. Главврач вернулся к дальней двери. Как и во всей клинике, в кабинете было невероятно чисто. Папки и бумаги были сложены прямоугольными башенками. На полках этажерки возле дальней двери красовались дипломы, награды и призы. Тут не было фотографий брата, которого Рики видел днем, – на снимках в рамках был сам главврач и несколько изображений пациентов. Эти снимки имели более медицинскую специфику, чем те, которые висели в общем зале. На некоторых из них глаз или какая-либо другая часть тела были сняты с такого близкого расстояния, что Рики даже не понимал, на что смотрит. На других фотографиях главврач позировал вместе с пациентами. Однако он скорее напоминал охотника, горделиво демонстрирующего редкую добычу, чем врача на рабочем месте.

– Не бойтесь, – сказал главврач, отворяя дверь и придерживая ее перед Рики. – Мы всего лишь немного прогуляемся.

– Куда мы идем? – спросил Рики.

Ступени, ведущие вниз, казались ему пугающе знакомыми. Он их видел в том сне, когда блуждал по зданию. Он нервно сглотнул, провожая взглядом главврача, который быстро прошел мимо него и начал спускаться по лестнице.

И хотя Рики было нестерпимо любопытно узнать, что же скрывается там, внизу, шагнуть вперед его вынудила лишь мысль о запертой двери за спиной. Его иногда посещало ощущение deja vu, однако впервые оно было настолько мощным. К любопытству примешивался леденящий ужас. У подножия лестницы главврач остановился, выискивая в кармане ключи. Рики прищурился, пытаясь разглядеть, что находится дальше.

– Нижние уровни предназначаются для самых сложных случаев, – пояснил главврач.

Рики всмотрелся в темноту коридора, но не увидел там ни медсестер, ни санитаров, ни врачей. Здесь не было никого, кроме них с главврачом, и он ощутил, как ему передается нетерпение, терзающее его спутника.

– Может… может, мне не следует здесь находиться? – спросил он.

На стенах тускло тлели лампы аварийного освещения, которые почти ничего не освещали.

Главврач усмехнулся и поманил его за собой.

– Ага, вы думаете, что я оказываю вам предпочтение?

– А разве нет?

– Конечно да. Нас ждет даже особый благотворительный концерт. Я люблю демонстрировать спонсорам, как Бруклин способен улучшать жизнь своих пациентов. Я рассчитываю показать им пациентов вроде вас, пациентов с настоящим потенциалом.

Он улыбнулся и зашагал вперед, снова предоставляя Рики выбор – следовать за ним или оставаться на месте. Но Рики пошел за ним. По крайней мере ему начинал чудиться призрачный шанс на то, что если он станет подыгрывать этому психу, то сумеет попросить его о еще одном особом одолжении – телефонном звонке домой. Как только мама услышит отчаяние в его голосе, она тут же примчится сюда из Бостона.

– Но почему? – не удержался от вопроса Рики. – Что во мне такого особенного?

– Что я слышу? Я был уверен, что вы считаете себя совершенно особенным. Уникальным. На голову выше всех остальных.

Рики поежился.

– Я просто люблю валять дурака, – признался он. – Строить из себя непонятно что. Вот и все.

– Мм… Я попытаюсь вам объяснить. Я говорил, что каждый пациент – это индивидуальность, и я действительно так считаю. Но в то же время вы все для меня равны. Вы все пациенты. Вас всех необходимо лечить. Разница заключается только в подходе.

Из глубин лечебницы донесся долгий пронзительный вопль. От неожиданности Рики чуть не оступился и, чтобы не упасть, оперся на стену справа от себя. Главврач как будто ничего не заметил и продолжал спускаться по узкой лестнице с уверенностью человека, проделывавшего этот путь уже много раз.

– Пациенты, которые находятся тут, внизу, ждут, – произнес он, останавливаясь на площадке очередного лестничного марша.

Дальше вниз вела винтовая лестница, снабженная единственным поручнем. Рики и предположить не мог, что у Бруклина такие необъятные и такие ледяные внутренности.

– Они ждут, чтобы мы нашли средства от того, что их терзает. Новые методы. Врачи от них отказались. Им невозможно помочь. Пока.

Рики подумал об историях болезни, о пациентах, которые умерли в этих стенах. Это не были простые неудачи, и наука тут тоже ни при чем. Этих людей убили.

Умер. Умер. Умер.

Неизвестно. Неизвестно. Неизвестно.

– Они несомненно безумны. Они безумны в точности как вы, в точности как я, – добавил главврач, продолжая свое путешествие вниз.

– Что вы имеете в виду? – спросил Рики.

Ему это не нравилось. Ему хотелось вернуться назад. Он услышал, как где-то наверху захлопнулась дверь, ведущая в этот колодец. Стук эхом разнесся по гигантскому подвалу.

– В определенные моменты времени все люди бывают безумны, – прозвучал ответ. – Был ли безумен Галилео? Микеланджело? Дарвин? Нет. Они были гениями, но их современники отказывались это признать. И если, дорогой мальчик, для того, чтобы достичь своей цели в наше время, я должен прослыть безумцем, что ж, я согласен.

Глава 11

Самый нижний уровень подвала, гораздо ниже его крохотной комнаты в Бруклине, был в точности таким, каким он его помнил. Но как он мог все это видеть? Рики решил, что это какой-то психологический прием. К примеру, ты слышишь какое-то новое слово, а потом – и ты готов в этом поклясться – оно начинает попадаться на каждом шагу. Тем не менее увиденное заставило его похолодеть, тем более что больничная пижама была не теплее бумаги.

Он слышал голоса, которые доносились со стороны высокой арки впереди, расположенной слева от лестницы. Что-то неритмично стучало по металлической поверхности, и этот глухой стук напомнил ему биение сердца, которое он здесь слышал, биение своего собственного сердца.

– Галилей мечтал о нашей солнечной системе, Микеланджело – об устройстве нашего организма, Дарвин – о нашем происхождении… Гениальные прозрения. Все они продуктивно использовали свои жизни. Образ их мышления, конечно же, сохранился в веках, но их жизни завершились. – Главврач остановился, немного не доходя до арки. Рики тоже замер, обеспокоенно покосившись в конец коридора и увидев запертые двери из своего сна. Теперь тут были санитары – они что-то делали, тихо переговариваясь между собой. – И мне их – я имею в виду эти оборвавшиеся жизни – очень жаль.

Рики не понимал, о чем он говорит. Ну конечно, они умерли. Все со временем умирают.

«Некоторые умирают раньше других, и многие – прямо здесь».

Он растирал заледеневшие предплечья в тщетной попытке согреться. Главврач разглядывал Рики, словно его интересовало даже встревоженное молчание юноши.

– Зачем мы сюда спустились?

– Безнадежные случаи, – с грустным вздохом произнес главврач. – Неизлечимые пациенты. Мы держим их здесь. Я хотел показать вам, во что мы все можем превратиться, чтобы этого не произошло с вами. Медицина не может им помочь, во всяком случае пока, а ожидание, должно быть, ужасно. Вот почему я делаю то, что я делаю, то, что мы все делаем здесь, в Бруклине. Вот почему мы так напряженно трудимся, почему ввели так много правил, которым необходимо следовать.

Главврач Кроуфорд вместе с Рики вошел в отделение. Металлический стук становился все громче по мере того, как они шли по коридору, и Рики понял, что он доносится из одной из комнат. Кто-то с сокрушительной силой бросался на дверь изнутри. Бам! Ба-бам! Рики вздрагивал от каждого удара. Грохот раздавался уже так близко и был таким громким, что у него звенело в голове. Дверь не поддавалась, хотя отделение буквально вибрировало от мощи ударов.