Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 20



Работа Сталина отличалась точностью, но была отрывочная.

После избрания Сталина в Центральный Комитет Партии в Праге Сталин по возвращении в Петербург встал в явную оппозицию Правительству и совершенно прекратил связь с Охраной.

Сообщаю, Милостивый Государь, все изложенное на предмете личных соображений при ведении Вами розыскной работы.

Примите уверение в совершенном к Вам почтении.

А. Еремин

История с письмом, вернее, с двумя письмами, строилась по той же мошеннической схеме: задымление реального факта путем фальсификации подтверждающих его документов. Но все оказалось значительно сложней и запутанней.

Второе письмо, безусловно, фальшивка, причем нарочито грубая, как бы кричащая о самой себе: «Я фальшивка!» Но и подлинность первого письма сомнительна, хотя выглядит оно более или менее достоверно.

Полковник Еремин Александр Михайлович с 1908 по 1910 год занимал должность начальника Тифлисского Охранного отделения. В январе 1910-го был переведен в Санкт-Петербург и назначен начальником Особого отдела Департамента полиции. В июне 1913-го он сдавал дела, его перевели на должность начальника Финляндского жандармского управления.

Второго июня 1913 года по «Высочайшему Повелению» Коба был выслан на север Сибири в Туруханск, деревушку в низовьях Енисея, на четыре года. Приказ о переводе Еремина был подписан 11 июня 1913-го. Полковник отправил краткий отчет об одном из своих подопечных директору Департамента полиции Белецкому, своему непосредственному начальнику. Логично? Да, наверное. Но в Охране существовали строгие правила работы с агентурой. Запрещалось упоминать в документах имена секретных сотрудников.

По официальной, советской и постсоветской, версии авторство фальшивки № 2 приписывается белоэмигрантам, членам РОВС (Русский Общевоинский Союз). Цель – дискредитировать Сталина. Адресат, ротмистр «Алексей Федорович Железняков», летом 1913 года занимал должность начальника Енисейского розыскного пункта, и звали его Владимиром Федоровичем.

Еремин мог отправить вслед за Кобой сопроводительное письмо с краткой характеристикой? Теоретически – да. Но практически довольно сложно представить, что полковник стал бы информировать ротмистра (чин, равный капитанскому) о таких интимных нюансах сотрудничества очередного ссыльного с Охраной.

Ни полковник – если все-таки он писал, ни добросовестные грамотные фальсификаторы – если они писали, ни за что не допустили бы ошибку в имени адресата. У фальсификаторов имелась возможность уточнить. В библиотеках и архивах за границей можно было свободно получить специальные справочники со списками жандармских офицеров. Для полковника тем более не составило бы проблемы выяснить имя-отчество Железнякова. Старомодное воспитание и военно-бюрократическая пунктуальность ни полковнику, ни фальсификаторам не позволили бы сделать такой дурацкий, хамский ляпсус.

В № 1 псевдонима «Сталин» нет. В № 2 он повторяется шесть раз. Но впервые псевдоним «К. Сталин» появился под трудом «Марксизм и национальный вопрос», в феврале – марте 1913 года. Имелось много других кличек – Коба, Иванович, Василий, Рябой и т. д. В июле 1913 года для полковника Еремина еще никакого Сталина существовать не могло. Фальсификаторы, если они не полные идиоты и не враги себе, обязательно учли бы это.

В № 1 «заведующий», в № 2 – «заведывающий». В официальных документах того времени допустимы были обе формы, но со второй половины 1910-х на всех бланках стали печатать «заведующий».

Для специалистов-экспертов один из главных критериев подлинности художественного произведения или документа – наличие некоторых неточностей, ошибок, помарок, мелких огрехов. Подделка отличается идеальностью, безупречностью в мелочах. Изначальный автор не предполагает, что его творение или просто написанный им документ кто-то станет рассматривать через лупу, придираться к каждой мелочи, искать «блошек». Фальсификаторы ждут именно этого, они аккуратны и педантичны.

В документе № 1 наверняка при желании можно обнаружить какие-то несоответствия, ошибки. Но в любом случае это ошибки случайные, непреднамеренные. Между тем как документ № 2 выглядит нарочитым издевательством. Он сляпан слишком грубо, нагло.



Если бы кто-то действительно решил дискредитировать Сталина, он бы использовал № 1. Ну, а что такое № 2? Кому и зачем понадобился этот идиотский фарс? И кто мог принять его всерьез, поверить в его подлинность?

Документ № 2 был опубликован в 1956 году одновременно в журнале «Лайф» и в эмигрантской газете «Новое русское слово».

Коба к тому времени существовал в виде мумии № 2, покоился в мавзолее подле мумии № 1. Соседство с Лениным вряд ли его радовало. Но дискуссия, разгоревшаяся после публикации документа № 2, наверняка доставила ему удовольствие и здорово его повеселила.

История эта достойна отдельного романа.

Документ № 2 путешествовал по миру, всплывал в разное время в разных географических точках. Кто-то утверждал, что видел его в Петрограде в 1917-м, и будто бы даже опубликованным в петроградской прессе. Кто-то настаивал, что «письмо Еремина» состряпали русские фашисты на Дальнем Востоке в начале тридцатых, пытались продать его немцам, полякам, англичанам, но никто не купил.

Впрочем, все это лишь слухи. Достоверно известно, что в 1946 году документ № 2 попал в руки американскому советологу Исааку Дон Левину, автору первой биографии Сталина, проделав перед этим долгое, замысловатое и довольно туманное путешествие.

Дон Левин получил злосчастную бумагу от трех русских эмигрантов, людей уважаемых, с безупречной репутацией. Первый – Борис Бахметьев, бывший посол Временного правительства в США. Второй – известный авиаконструктор, Борис Сергиевский. Третий – Вадим Макаров, сын погибшего адмирала. По свидетельству самого Дон Левина, этим троим документ передал некий профессор Головачев, эмигрировавший в Китай, а профессору, в свою очередь, продал его бывший жандармский полковник Руссиянов.

Вот тут начинается туманная зона. Руссиянов В. Н. сбежал из России во время Гражданской войны и проживал в Шанхае. В 1913-м он служил в Сибири, был помощником начальника Енисейского розыскного пункта В. Ф. Железнякова.

Мог Руссиянов пропустить ошибку в имени своего начальника? Забыл, как его звали? Это тем более странно, если поверить версии, будто Руссиянов сам состряпал фальшивку. Ну ладно, Руссиянова спросить невозможно, он скончался в Шанхае при загадочных обстоятельствах летом 1938 года.

Существует другая версия. Профессор Головачев был советским агентом в Китае и фальшивку получил из рук начальника Дальневосточного НКВД Г. Люшкова в 1937-м, а Руссиянов тут вообще ни при чем.

До своего назначения на Дальний Восток в июле 1937-го Генрих Люшков, бывший одесский уголовник, служил заместителем начальника Секретного Политического отдела. Подпись его часто встречается под протоколами допросов. Во время подготовки процесса над Каменевым и Зиновьевым Люшков возглавлял группу следователей, занимавшуюся выбиванием показаний, то есть пытками.

Люшков передал документ Головачеву и вскоре, летом 1938-го, сбежал за границу, к японцам. Побег сопровождался довольно шумной кампанией в немецкой, японской и американской прессе.

Что касается Головачева, до революции он был известным петроградским юристом, во время Гражданской войны стал сотрудничать с ЧК. Лично Ленин назначил его помощником министра иностранных дел в правительстве Дальневосточной республики. После падения «правительства» юрист-министр-профессор удрал в Китай. В эмигрантских кругах в Шанхае его считали советским агентом.

Сразу после Второй мировой войны Головачев попросил политического убежища в США и в 1946 году продал «письмо Еремина» трем русским эмигрантам – Бахметьеву, Сергиевскому и Макарову, не передал, а именно продал, за 15 тысяч долларов, что по тем временам было гигантской суммой.

Туман сгущается. Факты – побег Люшкова, смерть Руссиянова, продажа документа Головачевым – не могут ни подтвердить, ни опровергнуть подлинность «письма», хотя Дон Левин искренне считает профессора Головачева «достойным человеком с безупречной репутацией» и настаивает на том, что «путь, проделанный этим документом, внушает доверие».