Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 12

Глава 1

Аня

Будильник верещал над ухом, не оставляя ни малейшего шанса досмотреть мой сон. На первый взгляд в нем не было ничего особенного. Кроме моих ощущений, которые удивляли своей силой и новизной.

Мне снился прекрасный зеленый лес — не тот, который можно увидеть около практически любого населенного пункта, а первобытный, чистый, не омраченный следами пребывания человека. Солнечные лучи пробивались сквозь зеленую густую листву и размашистые еловые лапы, создавая ощущение волшебства. Разномастные звуки завораживали, все находилось в непрерывном движении — гомон птиц, шелест листьев, шорох многочисленных насекомых, мелькавшие мелкие зверьки, спешащие по своим делам. Я, вопреки всему, ощущала себя «родной», будто являюсь продолжением самой природы.

Неуверенно потоптавшись на месте, я обнаружила у себя четыре большие мохнатые белоснежные лапы. Четыре…Странно, но проблемы управления лишними конечностями не возникло. Сделав несколько неуверенных шагов, я постепенно ускорилась.

И вот я уже лечу по лесу, с удовольствием перепрыгивая через стволы поваленных деревьев и большие кочки. Сердце в груди колотится быстро-быстро от наполняющего меня неведомого счастья. Это так естественно и прекрасно, что в какой-то момент перехватывает дыхание, впрочем, не заставляя сбавить шаг.

Вдруг вдали раздается волчий вой. Я беспокойно веду носом и еще ускоряюсь, к нему, все быстрее. Вой кажется таким знакомым, что душу разрывает от разлуки. Кто же ты?.. В нем одновременно слышится и животная тоска и неумолимая надежда на встречу. Я знаю точно, что мне туда нужно, меня там очень-очень ждут.

Вот только лапы передвигать все труднее и труднее, но я из последних сил рвусь вперед, надсадно дыша, чувствуя, как стекают по морде слезы от осознания того, что я не успеваю, не могу…

Звон будильника вырывает меня из этого сна грубо и безжалостно. Я резко села в постели, ощущая, как быстро продолжает колотиться сердце. Голова слегка закружилась от стремительного движения, заставляя опереться на руки. Я глубоко вдохнула и выдохнула, приходя в себя и успокаиваясь. Всего лишь сон… А на одеяле расплывалось темное пятнышко и, протянув руки к лицу, я обнаружила мокрые щеки.

Этот сон снился мне уже в третий раз, оставляя щемящее послевкусие. В вещие сны и прочую муть я не верила, поэтому в очередной раз постаралась выкинуть этот сон из головы, преувеличенно бодро спустив ноги на пол и потянувшись. Легкая зарядка подняла настроение и настроила на вполне себе рабочий лад. Накинув халатик, я вылетела из комнаты и на пути в ванную налетела на отца.

— Доброе утро, папа, — я привычно поцеловала подставленную щеку.

— Доброе утро, Аня, — привычный ответ.

Мой отец, Емельянов Борис Петрович, как раз выходил из кухни, облаченный в темно-синий длинный халат, держа в руках чашку с неизменным утренним черным кофе. Высокий, широкоплечий голубоглазый блондин, он выглядел намного моложе своего возраста и пользовался популярностью у женского пола. Да что там говорить, даже мои однокурсницы кидали в его стороны заинтересованные взгляды. Отец являлся совладельцем крупного банка и в свое время довольно жестко настоял на профиле моего образования, дав выбор между финансами и юриспруденцией. Само собой разумеется, что место моей работы тоже было предопределено.

Отношения между нами были довольно странными. Временами мне казалось, что отец не питает ко мне особых чувств, воспринимая, как очередной, хоть и весьма важный, проект. Меня с детства воспитывали многочисленные няни и преподаватели. Лучший детский сад, школа с математическим уклоном, преподаватели по иностранным языкам, верховая езда, музыкальная школа и прочее присутствовали в моей жизни без учета моего мнения и желаний. Отец искренне верил, что знает, что для меня лучше и действовал с упорством асфальтоукладчика. Любые мои возражения пресекались на корню. По крайней мере, в детстве. Как при всем при этом я не выросла забитым и абсолютно несамостоятельным существом, я до сих пор не понимала.



Но, к моему счастью, характер у меня все же прорезался и с восьмого класса мы три года находились в состоянии перманентной войны. Я отказывалась заниматься легкой атлетикой (отец решил, что это лучший спорт для девушки), сбегала с занятий по испанскому языку и периодически орала и била посуду. Отец не оставался в долгу и орал еще громче, лишал сладостей и интернета, запирал периодически в комнате и покупал посуду оптом.

К моему поступлению в университет стычки стали реже, мы научились находить компромиссы…или создавать их видимость хотя бы. Но отношения теплее не стали. Он никогда не обнимал меня, ограничиваясь редким поглаживанием по голове в детстве, не играл со мной по вечерам и не смотрел любимые мультфильмы. У меня было все доступное ребенку, но не было самого главного — родительской любви. Маму я практически не помнила, отец отказывался говорить о ней категорически, но немногочисленные размытые воспоминания о том, как меня обнимали, кружили на руках и ее тихий смех, вызывали тоску и частые слезы по ночам в подушку. Со временем я смирилась и перестала ждать от отца каких-либо чувств.

— Ты лекарство уже выпила?

— Нет еще, после завтрака выпью, — я поморщилась и юркнула в ванную комнату.

— Поторопись. Опоздания — признак безответственности, — с этими словами отец направился в свой кабинет.

Я только вздохнула. Все, как всегда.

Наскоро умывшись и проглотив несколько ложек мюсли с молоком, я вытряхнула на ладонь пару мелких таблеток из пузатой баночки и закинула в рот, запив водой. Лекарство я принимала столько, сколько себя помнила. Со слов отца, в раннем детстве мне поставили какой-то сложный диагноз — я часто теряла сознание. Эти таблетки теперь следовало принимать пожизненно, и отец регулярно их привозил из-за границы. Странно, ведь чувствовала я себя хорошо и к врачам никогда не обращалась. Но в этом вопросе отец был непреклонен, поэтому пришлось подчиниться.

Быстро перебрав вешалки в шкафу, я выудила яркое желтое платье с кофточкой оттенка молочного шоколада — то, что надо для первого для осени. Закинув пару тетрадей и ручек в сумочку, я обула туфли на небольшом каблучке и, схватив ключи, вылетела за дверь.

Несмотря на финансовую обеспеченность, отец никогда не поощрял транжирство. Поэтому никаких супер навороченных гаджетов и излишеств у меня никогда не было. Да и я сама никогда не велась на ценники и разрекламированные бренды. Конечно, как и любой девочке, мне периодически хотелось какие-то игрушки, модные джинсы или рюкзаки, косметику. Бои за это проходили с переменным успехом, и каждую отвоеванную вещь я ценила безмерно.

Три месяца назад отец поздравил меня с отличным окончанием четвертого курса и вручил ключи от машины. Это была не новая Мазда, но моего любимого красного цвета. И сейчас, садясь в машину, я с удовольствием повернула ключ в замке зажигания. Все лето я проработала в банке у отца помощником одного из юристов, поэтому на бензин и прочие мелочи у отца еще долго могла не просить.

— Анька! — визг моей лучшей подруги Ленки заставил обернуться не менее десятка человек на улице. Подруга подлетела ко мне, едва я вышла из машины на парковке перед универом, и попыталась задушить в объятиях. Я сдавленно хрюкнула, намекая на то, что это объятие может стать последним в моей жизни.

— Привет, я так соскучилась! Все лето тебя не видела, ты даже представить себе не можешь, сколько всего ты пропустила! Нет, работа это конечно хорошо, но ведь так и вся молодость пройдет. Представляешь, это уже последний курс. Меньше года и мы получим диплом. И все, прощай студенчество, прощай беззаботная жизнь, здравствуй ежедневный монотонный труд на благо общества, — Ленка как всегда тараторила, не давая вставить ни слова.

Мы познакомились на первом курсе, с тех пор и дружили, периодически совершая совместные каверзы. С ней было весело и легко, но, несмотря на кажущуюся несерьезность и беззаботность, подруга обладала цепким умом и безграничной порядочностью. Единственным недостатком Лены было ее любопытство — она знала все и обо всех, старательно посвящая в это меня. Теперь это неугомонное создание волокло меня к универу, выкладывая последние новости.