Лучник

— Рад это услышать, — невесело усмехнулся Наилир. Покачал головой. — Но вы зря боитесь обидеть меня. Жизнь давно отучила меня от излишней гордыни, да и от самоуверенности тоже. Я благодарю вас, господин маг, и вашего брата за вашу помощь. И ту, что вы уже оказали, и ту, что, возможно, мне придётся у вас просить в дальнейшем. И повторю то, что уже говорил вашему брату: я в долгу перед вами.

Он устало откинулся на подушку и, скосив глаза на внимательно прислушивающегося старшего целителя, попросил:

— Верни мой амулет, Лерон. Раз уж командовать обороной хотя бы из постели мне разрешили. И иди, наконец, поспи. Не умру я, пока ты отдыхаешь. Вот, и господин маг подтвердит.

— Бояться обидеть вас? — казалось, сама мысль об этом вызвала у мага недоумение. Впрочем, развивать свои несогласия он не стал. Вместо этого поднялся и чуть склонил голову. — Помните, вы обещали придерживаться всех инструкций, а значит, отдых для вас сейчас приоритетен. Как и для вас.

Повернувшись к целителю.

— Я говорил совершенно серьёзно.

— О чём это вы? — немного нервно уточнил тир Лерон, пытаясь посматривать одновременно и на мага, и на со страдальческим видом закрывшего глаза Третьего Стража. С молчаливым отказом вернуть амулет связи он смирился на удивление легко, и это почти наверняка сулило старшему целителю ожесточённую борьбу позже, когда сумевший убедить упрямого старика пришлый маг уйдёт из лазарета.

— О том, что десяток не стоит сотен, даже если этот десяток очень дорог вашему сердцу, — усмехнулся Кеаран, — Ну, и я всё ещё могу усыпить вас обоих, на любой требуемый срок, если упрямство окажется сильнее доводов разума. А теперь, позвольте откланяться. У меня ещё много дел. Непременно зайду перед закатом.

Поклонившись сразу обоим опешившим мужчинам, маг вышел вон.

— О чём это он, Лерон? — опасно-вкрадчивым тоном поинтересовался Наилир, тут же открывая глаза. Целитель невольно передёрнулся.

— Господин Третий Страж, хоть вы не пытайте! — взмолился он, почти с облегчением глядя на закрывшуюся за странным магом дверь. — И вы сами приказали мне идти отдыхать!

Третий Страж окинул его задумчивым взглядом. Вздохнул.

— Иди, Лерон….

И бросил уже в спину целителю, серьёзно, но с тёплой усмешкой:

— Но не надейся, что я забуду спросить ещё раз!

— Кто бы сомневался… — обречённо пробормотал себе под нос тир Лерон, прежде чем аккуратно прикрыть за собой двери покоя.

Глава 18 Семь Рун

Языки пламени в раскалённой добела жаровне отбрасывают длинные тени на низкий землистый потолок. От дыма режет глаза, саднит горло, и немилосердно трудно дышать.

— Что же ты, любимая, совсем мне не рада?

Сколько яда, ненависти и злобы в этих словах. Во взгляде. Таких родных и в то же время чужих, страшных глазах. Удар. Кулаком, в лицо. Кажется, в глазах потемнело от боли… губы слиплись от крови и распухли от многочисленных ударов. Не получается даже вскрикнуть. Ещё один удар — коленом в живот. Мучитель с наслаждением наматывает на руку волосы, с силой дёргает. Из глаз невольно брызгают слёзы.

— Что, нравится? Нравится тебе моя ласка, тварь?

Ещё один удар в живот, на этот раз сапогом с кованым носком. Гайр никогда не носил таких… или носил? Что было, а что лишь мерещится?

Новый удар, в грудь. Удар, выбивающий остатки воздуха. Ещё один, и ещё, пока мир не погружается в спасительную темноту…

***

Войдя в комнату, целитель бросил взгляд на кровать, негромко выругался и щелчком пальцев разбудил мечущегося в бреду «спасителя».

Гайр дёрнулся, судорожно хватая воздух ртом и непонимающе озираясь по сторонам. Потом опустил взгляд на лежащую в его объятьях безвольную жену… И взгляд его резко стал осмысленным… и очень страшным.

Он крепче прижал Карилли к себе и резко вскинул голову, отыскивая взглядом Кеарана.

— Это… с ней? — в ужасе прохрипел он вдруг севшим голосом. — Это по-настоящему было?!

И после короткой паузы, которая потребовалось на прерывистый вздох, резко потребовал:

— Верните меня обратно! Туда, к ней!

— Я вас друг к другу в голову не засовывал. — усмехнулся целитель, — просто усыпил. К тому же, если знать слишком много подробностей, она может решить, что перед ней снова палач и не поверить, что действительно спасена.

— Я… — Гайр осёкся, осознав то, что ему сказали.

И тут же сник. Осторожно опустился обратно на постель, бережно укладывая жену поудобнее у себя на груди.

— Значит, я… всего лишь видел то, что снилось ей?.. — обречённо пробормотал он. — Не вместо неё?.. Я думал…

Он умолк и зажмурился, закусывая губу.

— То, что она пережила, не отменить, Гайр, — покачал головой целитель. — Не стереть из жизни или памяти. Но ты можешь помочь ей пережить это. Пойти дальше, не храня эту боль в себе. И для этого ты должен быть на своём месте. Мужа, который любит и будет любить её сейчас, так же, как и прежде. Я уже говорил, твоей вины в том, что произошло нет. Как и её.

Гайр со стоном прижался лбом к виску любимой.

— Но ведь должен быть какой-то способ? — с мольбой прошептал он, не глядя на целителя. — Пусть не стереть, хорошо. Но пусть хотя бы сейчас она не мучается… Я видел её сон — а она чей? Тоже свой? Или мой? Тир Кеаран, пожалуйста, если это возможно — я буду рад забрать всё, что её мучает.

Пальцы его тем временем неосознанно, похоже, вовсе без участия разума, гладили Карилли по голове, бережно перебирали спутанные волосы.

— Нельзя, — целитель покачал головой. — Если забрать её воспоминания, личность изменится безвозвратно, она перестанет быть той, кого знают и любят. А временно… Так будет ещё хуже, ведь боль придётся вернуть. А после «паузы» она воспримется намного сильнее.

У Гайра было такое лицо, словно его самого сейчас пытают.

— Ненавижу… — сдавленно простонал он. Запрокинул голову, пытаясь сдержать слёзы. Не выдержал и, вновь впившись губами в уже разодранную губу, уткнулся лицом в макушку жены. — Пусть будут прокляты те, кто с ней сделал это…

Он прерывисто вздохнул, с явным усилием беря себя в руки. И осторожно коснулся виска жены дрожащими губами.

— Они заплатят, родная. Клянусь. Ты только живи, прошу. Мы со всем справимся… Ты теперь дома, они больше никогда не тронут тебя.

— Я уже говорил, осторожнее с проклятьями — у них есть свойства возвращаться. А ненависть — последнее, что ей сейчас нужно, — подойдя к кровати, целитель коснулся руки бессознательной женщины. — Любовь сильнее ненависти, девочка. А тебя очень любят, видишь?

Гайр дёрнулся и с досадой мотнул головой.

— Дурак… — пробормотал он. И выдохнул ещё тише в не прикрытое волосами ухо, мягко и болезненно-нежно:

— Ох, малыш, что же я такой дурак… Прости, больше никак проклятий и никакой брани. Хочешь, поспи немного? Я посторожу… Постараюсь, чтобы тебе больше не снилось никакой гадости.

Ответа он, конечно, не ждал. Просто осторожно повернулся, устраиваясь поудобнее и плотнее обнимая жену. Прижался губами к холодному виску. Набрал в грудь воздуха, словно собираясь что-то говорить — и замер.

Но почти тут же, что-то решив для себя, покосился на стоящего рядом целителя и, напряжённо улыбнувшись, закрыл глаза.

И что-то тихо, на грани слышимости, заговорил, перемежая обычную речь с напевными, чем-то похожими на колыбельную, фразами.

В голосе звучала острая до боли, щемящая нежность.

Целитель улыбнулся, наблюдая эту картину, и развернулся было уходить, но вдруг передумал. Нахмурившись, он обернулся к своей подопечной.

Лежавшая в объятьях мужа женщина вздрогнула. Тяжело задышав, дёрнулась было в сторону, потом замерла и, напротив придвинулась ближе, По бледным щекам медленно катились слёзы.

Качнув головой в знак того, что всё в порядке, целитель, стараясь не шуметь, вышел за дверь.

Гайр зажмурился ещё крепче. Движение, едва заметное, он не мог не заметить. Но не решился заранее радоваться этому обнадёживающему жесту. Вместо этого только ласково провёл пальцами по щеке, стирая блестящие капли, и осторожно прикоснулся губами к плотно зажмуренным векам. К одному глазу. К другому. И снова — шёпотом на ухо что-то, что могли знать лишь они двое.