Лучник

— Найду, кто это сделал, ноги оторву… трижды…

— Он… — юноша, назвавший себя странным именем «Ниари», неуверенно шагнул вперёд. — Он мёртвый?

— И не первый день, — мужчина говорил коротко, холодно и зло, но злость эта предназначалась вовсе не собеседнику. — А то и не первую луну.

Ниари неуютно оглянулся. Нехотя разжал стиснутую на мече ладонь и, поколебавшись, подошёл почти вплотную. Протянул было руку к морде ярящегося зверя. Потом, опомнившись, поспешно уронил её и отступил назад.

— Значит, ничего не исправить? — с каким-то странным выражением спросил он, не глядя на странника. В голосе его отчётливо прозвучала жалость.

— Не знаю ещё, — мужчина отошёл к костру и принялся собирать сумку, так, будто намерен двинуться в путь. — Гнили ещё нет, а значит, связь с духом до конца не разорвана. Но с каждым днём становится всё слабее. Если сосуд, в котором его держат, разобьётся, тогда будет совсем поздно. И как я понимаю, он здесь такой не один. Давно про душекрадников слухи поползли?

— Три луны, — одними губами выдохнул юноша. Прикусив губу, он напряжённо следил за сборами своего странного собеседника. На лице его застыло очень странное выражение: страх, радостное волнение, надежда, отчаяние — всё сразу, дикой неправильной смесью. Казалось, он сам не знает, что думает и о путешественнике, и обо всём случившемся. Не знает — и не может решить, что ему делать.

Внезапно, решившись на что-то, он резко шагнул вперёд, замер, колеблясь, почти вплотную к страннику. А потом вдруг неловко, неумело опустился на колени.

— Позволь идти с тобой, — с отчаянным напряжением выдавил он. И вскинул голову, ловя взгляд странника. — Скажи сам, что хочешь в уплату, только не гони…

Стиснул зубы, с явным трудом подавляя дрожь, и почти беззвучно добавил:

— Или убей. У меня больше нет других надежд.

Странник поднял с земли безупречно чистую после падения ленту и снова перехватил волосы. Только закончив с этим занятием, он заговорил.

— С собой, за любую плату? И тебе безразлично, куда я иду и зачем?

— Не за любую, — прошептал тот, не поднимая глаз. — Лишь за то, что принадлежит мне. И мне всё равно, куда ты идёшь. Я сомневался… до медведя. А своих дорог у меня всё равно не осталось…

Губы странника чуть дрогнули, словно ответ его удовлетворил.

— Хорошо, ты можешь пойти со мной. А плата… Три зимы. Три зимы ты будешь идти со мной одной дорогой. Понравится она тебе или нет. И моё слово будет для тебя законом так, словно я твой наставник. Если не справишься и нарушишь слово, то вернёшься в тот день и миг, когда встретил меня, но пойти со мной уже не сможешь. А если выдержишь… Если выдержишь, тогда и поговорим. Устроит тебя такая плата?

Юноша неверяще поднял голову. В глазах мелькнуло сомнение пополам со страхом. Прикусил губу, что-то напряжённо обдумывая. Предложение явно не слишком понравилось ему. Но и спорить, как он наверняка понимал, было не время. Несколько мгновений висела тяжёлая, напряжённая тишина. Потом Ниари, казалось, что-то решил для себя.

— Устроит, — обречённо откликнулся он. А потом вдруг кривовато, с горькой усмешкой, бросил, глядя прямо на странника, — Если и твой путь окажется для меня неприемлем, значит, нет и смысла больше барахтаться. Я согласен.

Подумал и нехотя попросил, отведя взгляд:

— Одна просьба. Если я нарушу слово и вернусь обратно, то в этот день… просто меня убей.

Изумрудные глаза на короткий миг потемнели почти до черноты.

— Запомни, мальчик, запомни накрепко: я не убийца. Ты разное можешь обо мне услышать, верить этому или нет — решай сам, но одно твёрдо запомни. Я могу отнять одну жизнь, только защищая другую. И только если другого пути нет.

Ниари опустил голову.

— Прости, — тихо ответил он после долгого молчания. — Я понял.

— Хорошо, — путник кивнул. — Потуши костёр, а я займусь медведем — когда мы уйдём, его некому будет держать. И не смотри так, сказал же, я не убийца…

Не оборачиваясь больше, он быстрым шагом подошёл ко всё ещё рвущемуся на волю зверю. Положил руку ему на голову и зашептал.

— Спи. Где сон, где явь, забудь. Спи. Пусть тебе снится навязанный путь. Спи…

С пальцев странника слетели зелёные искры, на миг охватили медведя и исчезли. А через мгновение зверь обмяк и рухнул на землю.

— Лошадь у тебя есть? — жестом освобождая державшие зверя деревья, спросил странник нового спутника.

— Нет, — виновато откликнулся тот, неловко поднимаясь на ноги. Глаза его зачаровано следили за творящимися чудесами. Спустя несколько мгновений он, опомнившись, бросился выполнять поручение. С сомнением оглянувшись по сторонам, он коснулся было небольшой фляги на поясе. Потом, оценив, должно быть, размеры костра, вздохнул и вытащил из-за пояса простой охотничий нож. Несколько движений — и перед ним уже лежит аккуратно срезанный кусок дёрна. Примерившись, юноша в несколько движений разворошил костёр, заставив искры в безумной пляске взвиться в воздух, и принялся засыпать огонь рыхлой землёй. Глаза же его то и дело косили на странника и лежащего у его ног лесного хозяина.

Бросив короткий взгляд на потушенный костёр, путник удовлетворённо кивнул.

— Говоришь, о душекрадниках заговорили три луны назад? Значит, примерно тридцать бездушных здесь бродит… Интересно, сколько из них люди… Ладно, давай-ка для начала найдём тебе лошадь. Без седла ездить умеешь?

Юноша невольно вздрогнул.

— Тридцать? — не веря себе, выдохнул он. И поспешно добавил, — Да, да, умею… Не слишком хорошо, но держаться могу. Но… Разве в округе есть жильё?

— На ритуал разделения нужно примерно три дня. Так что за девяносто дней получается тридцать жертв. Ну, или больше, если обнаружили их не сразу.

Оставив спящего медведя, мужчина направился не к дороге, а, напротив, в глубину леса.

— Жилья здесь быть не должно, если я ничего не упустил. И да, на людях зови меня «мастер». А когда мы одни, можешь называть Эран.

Ниари до крови прикусил губу. И, хотя он ничего не сказал, в глазах его отчётливо был виден чудовищный вопрос: «А если и впрямь — больше?» Сглотнув, неуверенно стиснул ладонью рукоять меча.

— Я понял, — со вздохом ответил он. А потом, бросив полный жалости и страха взгляд на неподвижную бурую тушу, бросился догонять странника.

Они вышли на довольно большую поляну как раз к началу восхода. Солнце наполняло поляну светом, который казался ажурным из-за листвы. Почти сразу же послышался топот копыт, и довольно крупный снежно-белый жеребец, почти сразу оказавшийся рядом со странником, принялся радостно фыркать и тыкаться мордой в его ладони.

— Да, я тоже соскучился, — он улыбнулся и протянул животному невесть откуда взявшееся яблоко. — Но тебе придётся ещё немного подождать, у меня ещё есть здесь дела.

Ниари застыл в нескольких шагах позади, во все глаза глядя на прекрасное животное. Видно было, что он чем-то удивлён. Но вопроса он так и не задал. Только внимательно взглянул на спутника и, задумавшись о чём-то, прикусил губу.

Отойдя от лошади, которая тут же принялась мирно щипать траву, стараясь при этом не отходить от хозяина, странник окинул своего нового спутника внимательным взглядом. А потом закрыл глаза, подставляя лицо восходящему солнцу и начавшему подниматься ветру. И этот самый ветер постепенно набирал обороты, заставляя листву шелестеть всё сильнее и сильнее, сливаясь в единый шум, сквозь который стал отчётливо слышен приближающийся конский топот. Через пару щепок на поляну с громким ржанием вбежал поджарый жеребец игреневой масти. Пробежав круг по поляне, он сначала остановился рядом с тем, кто назвал себя Эраном, потоптался вокруг него, а затем подошёл к молчаливому парню и с тихим ржанием замер.

— Имя сам ему давай, понравится ему — останется тобой до конца договора. А нет — уйдёт.

Юноша, оцепенев, потрясённо смотрел на коня, и в глазах его, сейчас казавшихся ненормально огромными, плескалось изумление. Не веря себе, он осторожно протянул руку. Не так, как протягивают для знакомства животному — скорее, как тянется умирающий от жажды путник в пустыне к миражу, точно зная, что ладонь ничего не встретит, но не находя в себе сил отказаться от надежды на чудо.