Шаг в темноту

Дыхание Давида понемногу выравнивалось, на губах заиграла довольная улыбка. Он редко улыбается, и каждый такой раз радует, как звездопад. Точёное лицо с широкой челюстью смягчается, пронзительный взгляд теплеет. Вот он настоящий, довольный и спокойный Давид. Таким Инга хотела видеть его всегда, но пока не выходило наполнить жизнь тем объёмом счастья, чтобы эльф перестал хмуриться большую часть дня.

– Всё хорошо, родной? – спросила она, поцеловав мужа в плечо. – Тебя что-то беспокоит?

Давид изогнул бровь.

– Я настолько плохо справился с сексом, что ты заподозрила неладное?

– Не-е-ет. Ты потрясающий, – поцеловала ещё раз и погладила по волосам, – но плохо спишь последние дни. Кошмары?

– Снилось, что ты нашла кого-то получше, – Давид отшутился и легко провёл пальцем по левой лопатке. – Ещё болит татуировка? Выпьешь обезболивающего?

– А я уже, – Инга улыбнулась и поцеловала в губы. – Ты – лучший способ избавиться от боли. Не вызывает привыкания и побочных эффектов, – она прервалась и снова вгляделась в черноту. – Хотя нет, вру. Вызывает зависимость, а из побочных эффектов – дрожь в ногах.

– Только скажи, когда нужно будет повторить процедуру.

Давид коснулся губами её виска и замолчал, задумавшись о чём-то очень далёком. Не в первый раз, поэтому Инга не могла не обратить внимания.

– Пойдёшь со мной в душ? Я ещё боюсь её трогать. Вдруг смоется и я останусь без тотема?

– Не, придётся смириться, он на всю жизнь, – Давид поднялся, свесив ноги с кровати.

Инга залюбовалась, как под смуглой кожей перекатываются мышцы. Почти все эльфы, которых она видела, узкоплечие и тонкие, а ей повезло. До культуриста, способного проломить полуметровую стену, Давиду далековато, но повод облизнуться – очень даже. Особенно если смотреть на левое плечо, где пугающе реалистичный скорпион угрожающе поднимал чёрные клешни. Его тотем.

Все эльфы получают татуировки после первой самостоятельной охоты в день совершеннолетия и получают подобные татуировки. Инга эльфом не была, но вступая в брак с Давидом, стала приёмной дочерью эльфийского народа. Тоже охотилась и проходила ритуал, определивший, что она – огненный мангуст.

Долго они смеялись. В рационе этих хищников, кроме змей, – насекомые, ракообразные и паукообразные. Класс последних представляют в основном пауки, клещи и скорпионы. Сколько же шуток про пищевую цепочку в семье у них появилось!

– Пока будешь в душе, я приготовлю чего-нибудь на завтрак. Целый день же бродить придётся.

– Зависит от того, будем мы мыться или… мыться, – усмехнулась Инга, садясь рядом и касаясь его плеча виском. – С завтраком могу помочь, сам знаешь.

Давид рассеянно кивнул и повторил, поднимаясь:

– Я приготовлю. Расслабься.

Он натянул трусы, штаны и вышел из комнаты, ещё раз сверкнув татуировкой. Иногда казалось, что скорпион живой и двигается. Что-что, а художественному таланту эльфийских мастеров можно только позавидовать.

Инга обняла себя за плечи и прикусила губу. Что-то случилось, но Давид ей не говорит. Боится пугать. Прошло чуть больше двух недель с момента, когда ей пришлось сделать невозможное. Спасти его и почти всех их друзей. Цена оказалась высока, но Инга была готова отдать даже жизнь. Это не громкие слова.

Пришлось немало поработать, чтобы вернуться к нормальной жизни. Ментальные адепты творят чудеса. За столь короткое время ей хорошо промыли мозги и убедили, что о прошлом можно забыть. Прошедшая свадьба наполнила жизнь красками и милой семейной рутиной. Инга почти не отходила от Давида и восстанавливалась быстро. Прикосновение к нему успокаивало не хуже настойки валерьянки, в этом – сила Воплощения Воли. Жаль только сам Давид слишком беспокоится за неё, будто всё ещё видит испуганную девочку, которая вздрагивает от любого шороха.

Ладно, в пекло. Проблемы остались в прошлом и не имеют значения.

Инга поправила упавшую с плеча майку и подошла к окну. Открыла одну из створок, подперев пустым цветочным горшком, в котором угадывался обломанный стебелёк почившего растения. Надо посадить что-нибудь, просто для эстетики. В комнату ворвался тёплый сквозняк, пахнущий дождём, прелыми листьями и грибами. По ту сторону стекла покачивал едва тронутый жёлтым рябинник, скрывающий спальню от соседского забора.

Перестелив простынь, Инга взяла из шкафа удобные тёмно-серые штаны, свободную чёрную рубашку и чистое бельё. Собрав вещи, она вышла из комнаты и свернула в ванну, оставив дверь открытой на случай, если Давид передумает.

Что же беспокоит его? Может, это связано с пережитым? Вдруг он видит во сне, как умирал из-за неё? Нет. Давид и тогда был спокоен. Знал, что защищает Ингу, жертвует собой ради её спасения, образы смерти его не напугают… А её очень даже. В глазах начало темнеть, и Инга, уронив вещи, подбежала к раковине. Плеснула на лицо, шею и затылок ледяную воду, стало полегче.

Проклятье. Молодец, Инга. Сама себе делаешь плохо. Отличное соблюдение рекомендаций ментального адепта.

Из отражения на неё взглянуло лицо, отстающее от реального возраста лет на десять. Взгляд только не детский, в раскосых глазах, левом ярко-оранжевом, а правом голубом, можно увидеть отпечатки минувших испытаний. Вот что бывает с героями книг, когда приключения заканчиваются. Вроде всех победили, долгожданный счастливый конец, а осадочек тревожит. Вряд ли это пройдёт.

Скинув майку, некогда принадлежавшую мужу, Инга зачесала белые волосы на затылок. Давид правда беспокоится, что она кого-то найдёт? Мелкая, тощая, фигура далека от идеалов. Они живут в Амрилане, городе, который населяет самая красивая раса Ландории. Неестественный цвет волос и гетерохромия, доставшиеся в минувших приключениях, вызывали интерес, но до статуса «самой желанной женщины» ой как далеко. «Миленькая» возможно. Скорее Инге стоит волноваться, в их паре внешностью блистает муж, а Инге приходится гасить ревность, когда на него пялятся.

Не без помощи дэви она сняла защитную повязку. Рисунок заживал хорошо, правда, чесался жутко. Ей сказали, что это нормально. Кожа ещё красная, но мангуст на месте. Казалось, зверёк просто замер, заметив добычу, пока спускался с плеча на спину. При беглом взгляде было непонятно, но, если изучать внимательнее, становилось ясно, по шёрстке мангуста скользят языки пламени.

Забравшись в ванну, Инга включила воду и некоторое время просто стояла под струями. Потом промыла волосы и, пользуясь силой, почистила татуировку. Выбравшись, она высушилась дэви и нанесла свежую мазь. Скорей бы зажила. Инге иной раз казалось, что повязка только хуже делает. Кожа под ней нагревается, и татуировка зудит, а чесать нельзя. Походила бы так, да Давид запретил ходить без рубашки за пределами их дома.

Сложив чистую повязку, закрепила её, помогая себе дэви. Пожалуй, она преувеличила собственную беспомощность, когда просила Давида помочь. Сила решала большую часть бытовых вопросов, но возможность чувствовать заботу мужа стоит того, чтобы проявлять слабость. Жаль, что он не хочет делиться проблемами. Инга не могла решить, как лучше: позволить разобраться самому или настоять и выяснить всё. Что если Давиду нужна помощь?

Одевшись, она вышла в коридор. Дом у Давида небольшой. Спальня, гостиная с диваном, книжным шкафом и высокими окнами, смотрящими на задний двор. Кухня, ванная, вот и всё. Двоим хватало места, но, когда их станет больше, нужно что-то придумывать. Инге нравился дом. Выглядел немного грубым, но по-своему уютным. Здесь пахло деревом, копчёным мясом и специями. Давид любит готовить.

– Ну что? Осталось для меня занятие или твоя «тёмно-эльфийская магия тысячи рук» уже сообразила завтрак?

– А ты сомневалась? – Давид поставил на стол тарелку румяных гренок с кусочками бекона, расплавленным сыром, а рядом – чашку с дымящимся кофе. – Наслаждайся.

– Я тебя обожаю, – Инга улыбнулась ему так искренне, как вообще умела. Пусть не говорит о проблемах, но хоть чувствует, что она на его стороне в любом вопросе. – Или я уже говорила?