Страница 13 из 15
Участие в «Штурмовой ночи» очень подняло Леночкин авторитет в кругах киевских журналистов. Все ее сотрудники, коллеги по цеху были твердо уверены, что она упорный и продвинутый сторонник перемен. А она хотела не свержения власти, а, чтобы страна жила по совести, чести и достоинству, или хотя бы по закону. И установление истины было неотъемлемой частью этого процесса. Даже кровавое противостояние на Майдане не смогло подорвать в ней эту веру в окончательное торжество правды.
Когда в столкновениях протестующих с милицией неизвестный из толпы заколол заточкой мальчишку-пепеэсника, Лена пыталась воззвать к благоразумию протестующих, сказать, что среди них затесались бандиты, желающие не европейского пути развития, а просто залить Майдан кровью. Когда застрелили зарядом картечи армянина Нигояна, она пыталась добиться расследования, но ее слова утонули в волнах проклятий преступному режиму.
Проблески разума, сквозившие в Елениных публикациях, ретушировались выпускающим редактором по прямому настоянию директора Светы. Лена задыхалась не зная, как писать и как редактировать – честно или против власти? Лена уже хотела отказаться от должности главного редактора и работать просто корреспондентом, но в суете и потоках обрушивающихся материалов – срочных, горящих, корреспонденты, по прямому распоряжению директора, стали сами выкладывать статьи на сайт, минуя всякую вычитку и корректуру, а на Еленину попытку возражать, Света рыкнула: «У нас нет цензуры!» В другое время это стало бы последней каплей, но события были такими интересными, а новости горячими, как бабушкины пирожки. И Лена осталась, затаив недоверие и наступив себе на горло, потому что чего она не выносила и не прощала людям, так это предательства.
Глава 4. Очарование взрыва
Хортица. Начало сентября 2014 г.
Большая часть работы в средствах массовой информации – это тусовки и фуршеты. В неформальной обстановке журналисту проще заводить знакомства, собирать информацию из кулуаров власти, да и вообще не вредно посмотреть на чиновников без галстуков, а то они всегда такие серьезные, такие ответственные, такие озабоченные тяготами государевой службы…
Накануне боевой командировки руководство газеты решило провести журналистам «Украины сегодня» «курс молодого бойца», а не как обычно выбросить из лодки и смотреть, как они барахтаются. В субботу утром не только тем, кто едет в Донецк, а всем сотрудникам редакции без исключения и уважительных причин было велено явиться к редакции в спортивных костюмах, с одеялами и сухпаем на два дня.
Редакция арендовала автобус, который должен отвезти журналистов на остров Хортица, где военный эксперт обучит их поведению в условиях боевых действий. Все газетчики, кроме Лены, уложили в рюкзаки бутылки, плавки и надувные матрасы. Несмотря на взвизгивания директора Ольги о необходимости обучения поведению в горячей точке, все собирались купаться в Днепре, плавно выпивать в теньке и вообще повеселиться.
Лена затарила вещмешок плащпалаткой, свитером и четырьмя ножами, а блокнот положила в офицерский планшет. Она надела почти новый британский камуфляж DPM с шевроном «Commando», купленный на развале секонд хенд, и берцы. Лена всегда подходила к делу обстоятельно и стремилась извлечь из любой возможности максимум пользы. Вот и сейчас она собиралась на самом деле пройти военную подготовку. Юность в военно-спортивном клубе, где у нее был позывной «Факел», прошла не зря и сейчас она собиралась применить все полученные знания, умения и навыки, чтобы не выглядеть лохом корявым. Когда она подходила к автобусу, то увидела нового сотрудника газеты, стоявшего к ней спиной. Андрей был одет в точно такой же, как у Лены, камуфляж и берцы. У ноги валялся брошенный на землю альпинистский рюкзак серо-зеленого цвета. Тусовка галдела и суетилась, лишь новый репортер монументально возвышался над человеческим морем. Лена тут же подумала, что он совершенно не похож на журналиста, скорее на военного. Андрей повернул голову, посмотрел ей прямо в глаза и слегка улыбнулся, приветствуя. Тут у Лены екнуло.
– Интересно, он вообще знает, как девушкам льстит такое внимание? – подумала она.
Поручик пришел в средства массовой информации уже тертым калачом, которого пытались прогнуть вооруженные силы и сожрать МВД. Убедившись, что и ВС и МВД не только не могут, но и не хотят, он начал искать возможность быть, потому что до сих пор ему предлагалось только сидеть на жопе ровно. Так что, в сущности случайно подвернувшуюся работу в СМИ, он воспринял как возможность выражения абсолютно независимого мнения.
Не сумев сломать стену всепоглощающей косности силовиков, Андрей надеялся погрузиться в мир свободного творчества, но всеразличные молодежные сборища его только раздражали. Собирается до кучи чертова уйма молодых бездельников, которые живут в гостинице, едят-пьют и клубятся за чужой счет, и… все. Не то, чтобы ему самому не нравилось сладко кушать, мягко спать и круто тусоваться. Но его душила атмосфера бездействия.
– Ладно, – думал Ермаков, – может это мне не везет просто, это я попадаю все время в какие-то тупорылые движухи, а у других на самом деле идет образовательное движение».
Пользуясь статусом журналиста, которому по долгу службы положено обо всем у всех расспрашивать, Ермаков начал интересоваться у участников других тренингов: «Что вы там делали?» «Мы – личностно росли», – отвечали ему. «А как? – продолжал интересоваться Ермаков, – делали-то чего?» По ходу расследования, у Ермакова вырисовалась вполне понятная картина. Никто не делал ничего. Благотворительные образовательные фонды собирали молодых и не очень журналистов, общественных активистов, и давали потусоваться, чтобы те привыкали, как собака Павлова, что все, что делают заокеанские друзья – это хорошо, будут печеньки и весело. И другого смысла нет и не было. Ну, разве что украинские политики вкладывали еще кое-какой смысл. Как метко выразился один незамутненный гений укрополитикума: «Мы вас тут собрали, чтобы вы нам демографическую ситуацию поправили».
Так на почве собственной нереализованности Ермаков сошелся с Тихомировым. Знакомство оказалось плодотворным. Вместе они реализовались как преподаватели, как журналисты, как инструктора, а теперь и как военные, мятежники и сепаратисты.
Когда комбат Тихомиров приказал Поручику возвращаться на Украину, тот поехал через «серую зону» разграничения между ополчением Донбасса и Вооруженными силами Украины, пользуясь тем, что всегда держался в тени и интервью с открытым лицом на камеру не давал. Подъезжая к украинскому блок-посту, Поручик увидел жовто-блакитный флаг. Его вдруг начало колотить, как в лихорадке, так что проверку он прошел в тумане беспамятства и пришел в себя только въехав со свободных территорий обратно в «зону У». Второй раз переживать такое Поручик ни за что бы не хотел, но ехать через Крым и российскую границу, значило, терять время, которого у него и так не было. Поручик собирался отчалить прямо сегодня, но вместо этого поехал проходить «военную подготовку», поскольку на этом настаивало его новое руководство.
Общество молодых, восторженных и глупых его больше не раздражало. С началом боевых действий все стало на свои места. Это они – носители красно-черных флагов и красно-черных идей пролили слезы Донбасса. На историческом факультете Ермакова учили мыслить, рассуждать и даже заблуждаться. Но жизнь внесла коррективы. Как только идеи становятся причиной гибели других людей, на их пути кто-то должен встать и лучше, если с крупнокалиберными аргументами наперевес. Нужно любить людей, нужно быть снисходительным к их ошибкам, недостаткам и заблуждениям. Но позволить себе такое отношение можно только тогда, когда ты ежедневно делаешь свое кровавое дело, иначе это не снисхождение, а трусость.
Поручик ожидал, что «семинар» выльется в обычный редакционный сабантуй на природе. Но начальство подошло к делу с размахом. Несмотря на близость войны, на Хортице проходил очередной национал-патриотический фестиваль. Недалеко от музея запорожского казачества и казачьего театра расположилась открытая сцена, запорожская степь покрылась яркими пятнами палаток и флагов. Украинский гитлерюгенд дефилировал между палаточными лагерями в национальных костюмах и камуфляжах. Преимущественно в немецком флектарне. Еще одна гримаса украинского национализма. Сколько они не кричат они о самобытности украинского народа, но на деле все перенимают у немцев.