Корни

- Через пять минут – Новый Год.

Я встал, налил себе и ей шампанского, подошел. На каблуках она была на пару сантиметров выше меня. Взяла бокал, усмехнулась:

- Решился? А я думала ты во мне дыру просверлишь, - голос у нее был очень низкий, с хрипотцой. Я сглотнул:

- С Новым Годом.

- На брудершафт? – она пригубила шампанское и впилась в мои губы. Я был ошарашен, застигнут врасплох.

- К тебе, или ко мне? – просто спросила она.

- Я в общежитии живу, кстати, меня Коля зовут, - неловко добавил я, нагоняя ее в прихожей.

- Алла, - она смеялась, правда, не понял чему.

Я даже не увидел квартиру, Алла включила ночник и тут же опрокинула меня на диван. Она сделала все сама, мне даже напрягаться не пришлось. После – закурила, пуская дым в потолок.

- Девственник?

- Уже нет, - нашелся я. Она снова засмеялась.

Через месяц мы уже жили вместе, снимали квартирку на окраине. Алла не работала, училась на втором курсе на дизайнера. До сих пор недоумеваю, зачем я ей понадобился? Сразу же выяснилось, насколько мы разные. Дочь обеспеченных родителей, готовых оплачивать любой ее каприз, Алла была абсолютно не приспособлена к жизни. Учебу оплачивали «предки», поэтому раньше обеда Алла не вставала, занятия не посещала, готовить не умела, вечером уходила «тусить». Пару раз затащила на эти мероприятия и меня. Но я откровенно скучал в уголке, а однажды вообще заснул. После этого она свои попытки оставила. Через месяц меня это достало. Если до этого было тяжело, то теперь стало вовсе невмоготу. Львиная доля зарплаты уходила на квартиру, еще Алка требовала деньги на очередную шмотку, на сигареты, на тусовки. Набегаешься за весь день, домой доползешь, в холодильнике – мышь повесилась. А Алла ходит по квартире с сигаретой в зубах и собирается на «тусу». В общем, мы начали ссориться. На все мои просьбы приготовить поесть, Алла закатывала глаза:

- Колбасы отрежь.

- Достала уже эта колбаса, я котлет хочу, или борща, - закипал я.

- Так приготовь, - она была непробиваема.

Обиднее всего было, когда она называла меня «деревенщиной». Однажды я даже чуть не поднял на нее руку, еле сдержался. Ограничился битьем посуды. После ссор Алла бросалась на меня с поцелуями, толкала на диван, и я таял, забывая все обиды. В общем, жизнь с ней была как на вулкане. Никогда не знаешь, когда рванет. Летом я решил свозить Аллу в деревню, познакомить с матерью. Неудобно, конечно, перед Наськой. Я ей письмо послал, все объяснил, просил простить, но ответа не получил. Мать потом прислала письмо:

«настинка плачит люба гаворит места нинаходит такую девку дурак абидил»

Алла смотрит брезгливо: «Туалет на улице, фу. Коровы, фу». Я уже и сам пожалел, что привез ее. Но мать вроде встретила приветливо, блинов напекла. Я накинулся на еду, с Алкой наголодался. Сама ничего не жрет, все худеет, и я на подножном корму. Утром подъем в пять утра и в коровник. Я напрягся, жду, что мать скажет.

- Исхудал совсем. Ты, сынок, Аллу к папе своди.

Я только кивнул. Уж не знаю, кто это придумал, но невесту у нас в деревне всегда к родственникам на кладбище вели и ждали знака, по которому можно определить, одобрили или нет. Как только Алка проснулась, потащил я ее на кладбище. Еле уговорил каблуки снять. До кладбища два километра пешком через лес, а по дороге – и того дольше. Небо хмурилось с самого утра. Всю дорогу Алка ныла, что она уже идти не может, ноги болят. Давай, мол, матери скажем, что сходили. У меня и у самого такая мысль была, но обманывать – нехорошо. В общем, вместо получаса, тащились мы до кладбища почти полтора. То остановимся покурить, то передохнуть. Сели на скамейку у могилы.

- Ну, здравствуй, папа, вот невесту привел. Знакомься, Алла.

Алка ухмыляется, зараза, но молчит. И то хорошо. И тут как хлынет, сплошной поток. Дорогу мигом развезло, пока до дома добрались, вымокли до нитки. Да еще Алкины причитания всю дорогу слушать пришлось. Злой был и на нее, и на мать, и на погоду.

- Я баньку вам натопила, чтобы не простудились, не дай Бог, - мама встретила нас на пороге, зыркнула на меня: «Не одобрил отец».

На следующий день Алка собрала чемодан и рванула назад в Москву. А я еще на пару недель задержался. Хотел с Наськой объясниться, но она не вышла даже. Тетя Люба меня прогнала:

- Иди, не береди девке душу.

Два года учебы позади, еще три осталось. Компьютеры я полюбил. Чудо, а не техника. Вот за чем будущее. Встречали миллениум. Алка потащила меня на Красную площадь. Такое событие! Фейерверк, людей – море. После Нового Года устроился я в одну солидную фирму – компьютеры обслуживать. Работа – не бей лежачего, да еще и платят неплохо. Деньги не то, чтобы рекой потекли, но полегче стало. Матери больше отсылать стал, и Алке на ее побрякушки хватало вроде. И тут вирус – «Чернобыль-2000» память половины компьютеров стер подчистую. Работы – выше крыши. Пахал как проклятый, иногда только к утру до дому доползал. Переехали мы с Алкой к центру поближе, чтоб на работу быстрее добираться. Отношения вроде получше стали, Алка поспокойней. В общем, жизнь налаживалась. И тут меня словно током ударило. «Вот где бабла можно срубить, как же я раньше не догадался?» От досады даже хлопнул себя по лбу. Решил я, короче, антивирусник написать. Недосыпал, недоедал, с утра до вечера – работа, ночью – «шабашка», так я новое детище назвал.

- Коленька, ты бы отдохнул, - ластилась Алка.

- Некогда, на пенсии отдыхать буду, - отмахивался я и пахал, пахал.

Мне б уже тогда тревогу забить. Что это Алка вдруг такая ласковая стала? Но не до того было, не замечал ничего вокруг, кроме работы.

- Ничего, Аллочка, потерпи, вот антивирусник напишу, квартиру купим, заживем тогда.

Так еще год пролетел. И, наконец, наступил день, когда антивирусник был готов. Гора с плеч. В эйфории шампанского набрал, клубники, шоколада, деликатесов всяких разных. Домой на радостях закатился, Алку обнял. Пировали полночи, хохотали, радовались. Проснулся где-то к обеду, один.

- Алла, - сонно позвал я. – Сколько время?

Тишина. «Ну, в магазин вышла». Я с трудом поднялся, голова как чугунная, во рту кошки насрали, побрел в туалет. Каждый шаг в голове болью отзывается. В общем, тревогу я только к вечеру забил. Заглянул в шкаф, а шмоток-то Алкиных нет, из душа все ее баночки и тюбики пропали. А главное – жесткий диск из компьютера исчез. Вот сука! Я чуть не плакал. Так эта мразь еще и записку сунула заместо диска:

«Тебе, деревенщине, бабки на кой нужны? Коровник построишь? А нам с Женькой очень даже пригодятся. В общем, живи, не тужи».

- Тварь, сука, гадина, - от злости разбил монитор, пинал ногами бесполезный компьютер. - Ненавижу, ненавижу, - ярость захлестывала, бессильная злоба лилась через край. Будь Алка рядом, переломил бы ее тонкую шейку. И этому кобелю бы заодно навалял, друг называется. И на себя злился ужасно. Придурок, столько времени ничего не замечал, пригрел змею на груди. Но больше всего программу было жаль, год работы, столько труда, сил положил.

Поплелся в магазин, купил ящик водки и запил горькую. Из дома не выходил, не ел, только пил и забывался в пьяном угаре сном. Недели слились в один нескончаемый день. Вдруг в мое пьяное сознание вклинился звонок в дверь. «Ну и хрен с ним, пусть звонят». Опрокинул бутылку, сделал большой глоток. Звонок не унимался. Я чертыхнулся, с трудом поднялся и на нетвердых ногах поплелся открывать.

- Кого там принесло?

На пороге стояла мать – в единственном праздничном платье, на голове – косынка.

- Ма? – я вмиг протрезвел.

- Ты в кого превратился? Ты на себя полюбуйся. Хочешь кончить, как отец? – напустилась она на меня. И вдруг, опустила плечи, заглянула в глаза, - Возвращайся сынок, сгинешь там, здесь твои корни.

Не успел я и слова вымолвить – мать исчезла, испарилась, как и не было. «А ведь я ей нового адреса не давал», - запоздало мелькнуло в голове. Я осел на пол и зарыдал. От стыда, от эгоизма своего. Два года мать не видел, дом свой позабыл. Опоздал, опоздал. Я был уверен, что матери уж нет в живых. Не спеша собрался, побрился, стараясь не смотреть в глаза незнакомцу с красными глазами. А куда спешить? Собрал сумку, купил билет. В деревню поспел аккурат на похороны.