Месть Ахсартага

Оказалось, пока длился поединок, мегистаны, не выдержав натиск аланов, принялись отступать, открыв путь на занимаемый ставкой царя холм. Забыв о парфянах, отряд скептуха кинулся скорее к вершине холма. Там царило полное затишье, оставались только брошенные в спешке предметы быта, подтверждающие пребывание венценосного вождя с царедворцами. Драгоценные же царская диадема с тиарой благополучно ускользнули из рук степных удальцов. Вместо этого из шатра вышел и сдался низложенный визирь парфянского царя Барозан.

Удручённые такой неудачей, аланы, упустившие царя Артабана, понуро теснились вокруг своего блистательного военачальника.

– Боги сегодня отвернулись от меня, – сокрушался Распараган, обращаясь к товарищу. – Сначала поверженного врага прочь умчал от меня его конь. Я даже не успел снять скальп, и лишился трофейной амуниции с убитого. А тут ещё царь парфянский удрал со свитой, пока мы расправлялись с заслоном элитных наездников…

– Всё, вперёд, братья! – обратился скептух к отряду на месте бывшей ставки Артабана-3. – Могущественная Парфия пала и распростёрта перед вами. Берите её!

Распараган сверху окинул удовлетворённым взором весь окоём покрывающейся сумерками равнины, где едва уже можно было различить следы завершившегося побоища. И гордость от причастности к славному делу победы охватила ликующую душу молодого воителя. Сокрушительным поражением такого сильного неприятеля впервые в этом сражении ознаменовалась аланская тактика боя конными алами с ложным отступлением и неожиданной контратакой клинообразным построением кавалерии.

***

Армия Артабана, деморализованная и рассредоточенная, заперлась по крепостям. Аланы безраздельно царили на территории Парфянского государства. От полного разгрома пораженцев спасло то, что кочевники, не имея опыта штурма укреплённых цитаделей, просто держали крепости в осаде, а тем временем, грабили брошенное на произвол судьбы и не защищённое армией население. Некоторые города, не выдержав голода, добровольно открывали крепостные ворота и сдавались на милость победителей. Нескончаемые караваны нагруженных повозок потянулись с захваченной добычей в Аланию. Вереницы рабов следовали на север, среди которых особенно ценились специалисты: ремесленники, строители, архитекторы, инженеры, скульпторы, живописцы. Столица Аланского царства Маас расцветала на глазах. Возводились роскошные дворцы, храмы, фонтаны, базилики, парки. По воле багаира воздвигли величественный храм богу Артхуру из белого паросского мрамора с огромным золотым куполом, олицетворяющим Солнце. Многочисленные скульптуры украсили город, стены дворцов и храмов расписывали фресками искусные живописцы. От нескончаемых пиров и жертвоприношений дни превратились в сплошные праздники. В аланских степях с каждым днём приумножалось количество пасущегося скота. Алания во всеуслышание заявили о собственных геополитических интересах.

За всеми этими значимыми событиями в Малой Азии ревностно следили из Рима, там не могли смириться с утратой имперского влияния в регионе. Незадолго до этих событий император Тиберий снял с поста оскандалившегося прокуратора Понтия Пилата, допустившего непомерными поборами всплеск возмущения в Иудее, вылившегося в ряд восстаний, и назначил наместником в провинции Сирия, куда входила мятежная Иудея, легата пропретора Луция Вителлия. Наместник ещё не успел освоиться на новом месте, когда вторгшиеся из-за кавказских хребтов кочевники принялись крушить сложившийся до сих пор баланс сил. Вителлий двинул легионы на левый берег Евфрата, чтоб осадить зашедшего слишком далеко в непомерных притязаниях аланского полководца Амага.

И вот, заняв выгодную позицию, римляне выжидали подхода главных сил противника. Вителлий не сомневался в победе, поскольку войско расположил, строго соблюдая фундаментальные каноны воинского искусства, – уперев левым флангом в Евфрат, а на правом фланге защищал легионы глубокий овраг. Стало быть, в такой ситуации невозможно ни коим образом обойти и ударить с тыла в фалангу тяжеловооружённой пехоты – главной ударной силы римлян.

Когда алы вражеской конницы приблизились к позициям латинян, Вителлий собрал на военный совет легатов, квесторов, начальников центурий и пламенной речью вдохновил их на скорую победу. Уверенно начала атаку римская конница. Активно заработали метательные машины. Аланы, не выдержав, стали поспешно отступать. Когорты пехотинцев под командованием квестора Марка Трибеллия бросились вслед за своими конными катафрактариями преследовать аланов. Отступление противника подняло дух римских солдат и в пылу погони они слишком увлеклись. Лишь только римские части кавалерии и лёгкой пехоты достаточно удалились от своего главного войска, аланы крупными силами контратаковали их, окружили и стали поражать стрелами. Отряд римской конницы попытался прорвать кольцо окружения, но его атака была отражена аланскими всадниками, вооружёнными длинными копьями. Покончив с окружёнными, скептух перестроил войска и обрушил конницу на надвигающуюся фалангу тяжёлой италийской пехоты. И тут римский полководец увидел собственными глазами невероятное – как рушатся отработанные теории военной стратегии.

Аланская конница двинулась клином на сомкнутые ряды легионеров. Отчётливо виден был несущийся впереди всех на самом острие наступающих отчаянный всадник.

– Сейчас этот безумец наткнётся на копья фаланги! – самодовольно пробормотал Вителлий, обращаясь к ликтору Гнею Сильвию.

– Против фаланги варварам не устоять, – поддакнул военный чиновник, приготовившийся наблюдать, как разобьётся, словно набегающие морские волны о несокрушимый утёс, аланская конная лава.

Через мгновение возглавляющий атаку всадник со всего разгона врезался конём в первый из шести рядов ощетинившейся копьями фаланги. Пронзённый тяжёлым копьём легионеров в грудь, конь обрушился на римских пехотинцев, смяв нескольких из них. И тут же в образовавшуюся брешь врезались следующие аланские всадники. Началась кровавая свалка из перемешанных павших коней и свалившихся с них наездников, подмявших под себя легионеров. Брешь на глазах расширялась, расколов в самом центре строй шеренг тяжеловооружённой пехоты. В образовавшийся разрыв хлынула неудержимая конница и с двух сторон из середины принялась обтекать двумя кольцами окружения оба крыла расколотого римского войска. Конники, зайдя с тыла, легко расправлялись сверху, с высоты коней, с пешими легионерами, побросавшими ставшие теперь бесполезными громоздкие тяжёлые копья, от чего грозная фаланга перестала существовать. А те аланы, которые лишились коней в процессе боя, обхватив обеими руками свои длинные мечи с удлинёнными рукоятками, позволяющими наносить гораздо сильнее удары, легко сокрушали защитную броню римских латников…

Такого разгрома Луций Вителлий никак не ожидал. Ему пришлось спешно бежать со штабом на другую сторону Евфрата, избегая пленения.

– Отводите спасшиеся части и закрепляйтесь в обороне на правом берегу, – отдавал последние распоряжения легатам потрясённый разгромом наместник. – А мосты и переправы уничтожить за собой!

Всю наступившую ночь нашедшие спасение в овраге легионеры перебирались через Евфрат. Никто не понимал, как могло такое случиться, что, заняв хрестоматийно правильную беспроигрышную позицию, римское воинство вдруг потерпело поражение. Да! Это стало огромным потрясением для привыкших к победам римского оружия легионеров.

***

По окончании сражения было объявлено о проведении обряда погребения погибших воинов. Каждое из аланских и других участвующих в войне племён подобрало своих убитых, чтобы захоронить, согласно принятым обычаям. Ироны собрали на поле брани 12 своих павших сородичей. Выбрали место в стороне от лагеря, обнесли его частоколом из воткнутых в землю по кругу копий, создав, таким образом, нечто вроде святилища для жертвоприношений главному божеству Артхуру. В центре жрецы установили походный жертвенник – круглую каменную глыбу с углублением посередине для возжигания огня. С одной стороны в этом алтаре был выдолблен жёлоб, по которому должно стекать вино жертвенных возлияний, а рядом возвышалась куча хвороста. Служители культа торжественно облачились в длинные, до ступней, накидки из белых выделанных овечьих шкур, скреплённых на шее серебряной застёжкой; головы покрыли остроконечными шапками тоже из белых шкур; каждый держал в руках кривой сучковатый посох, служивший знаком отличия обладателям священного сана. В стороне стоял громадный, с обнажёнными по локоть могучими ручищами, детина в длинном кожаном фартуке, забрызганном кровью; правой рукой он придерживал лежащую на плече тяжёлую палицу, за пояс был заткнут отточенный кинжал с рукояткой из оленьего рога; рядом стояла прислоненная к камню секира. Его молодой помощник подводил жертвенных животных: быков, лошадей, баранов и великан сначала оглушал их ударом палицы в лоб, а затем отрубал секирой головы. Кровь собирали в нуазан-чашу и поливали ею жертвенник. Перед забоем священнослужители благословляли каждое жертвенное животное, повернув его головой на восток и окурив горящим конским волосом для того, чтоб очистить от злых духов, присутствующих в живых существах. После этого старший из жрецов просил Бога-Солнце принять жертвенные дары. Здесь же разделывали туши. Возложив часть мяса на алтарь, готовили его на огне, поливая вином. Эта доля предназначалась Богу. Остальные куски мяса раздали иронам для приготовления на кострах поминальной тризны.