Месть Ахсартага

– Ты не спишь, Распараган? – шёпотом спросил Зевах, заметив, как ворочается на своём месте у костра, устраиваясь поудобней, его молодой приятель.

– Сон что-то никак не идёт, – отозвался окликнутый сородич.

– Вот и я не могу заснуть. Всё думаю, почему парфянская армия так долго отступает и избегает генерального сражения? Ведь они столь успешно долгое время противостоят Риму, что, кажется, их многовековое господство в Малой Азии остаётся непоколебимым.

– Думаю, они обессилели в бесконечных войнах, – высказал предположение Распараган, – поэтому и бегают от нас словно зайцы.

– Надоело за ними гоняться. Скорее бы настичь беглецов и помериться силами, – размечтался Зевах. – Иначе война закончится, а я так и не убью ни одного парфянина, и старейшины не позволят выпить ронга вместе со знатными воинами из священной чаши Уацамонга (ритуальная чаша героев). Какой позор, если я так и не смогу проявить себя в ратном деле.

– А ты напросись у начальника турмы разведчиков, чтобы брал в дозоры. Там всегда есть возможность проявить себя, – посоветовал Распараган. – Часто случаются стычки с дозорами противника. Этак я уже двумя скальпами украсил упряжь своего коня.

– Дельный совет! Непременно воспользуюсь им, – обрадовался молодой ирон нашедшемуся выходу из гнетущего положения.

– Как раз сегодня ранили стрелой одного из наших и пострадавшего отправили в обоз на излечение. Если Афсараг ещё не подыскал замену, то место вакантное и ты вполне можешь его занять, – ещё сильнее обнадёжил более удачливый сородич своего, не достигшего успеха, соратника.

– Вообще, я слышал, старшие говорят, будто скептух гонит армию Артабана к Евфрату и там, прижав к границе с римской провинцией Сирия, вынудит вступить с нами в сражение. Хоть бы скорее это случилось, так не терпится поучаствовать в настоящей битве, – озвучил сокровенное желание ещё не реализовавший себя воин.

***

Наконец армия Артабана-3 была прижата к Тибру недалеко от того места, где расположена столица Парфии Ктесифон с зимней резиденцией царя. В среде аланских воинов царило приподнятое настроение. Все понимали о неизбежности предстоящей битвы армий. Людям и коням дали время отдохнуть. Ратники приводили оружие и доспехи в надлежащее состояние.

Накануне сражения для поднятия боевого духа, согласно древней традиции, скептух распорядился провести обряд поклонения богу войны Хсарту. Для этого призвали жрецов, навезли 200 возов хвороста, из которого воздвигли высоченный холм. На вершине холма соорудили деревянный помост, а в него воткнули меч славно погибшего в бою воина. К помосту протянули деревянные ступени.

Когда приготовления к ритуалу были завершены, конные алы (эскадроны) выстроились турмами (сотни) вокруг рукотворного холма, собрались вспомогательные команды маркетантов, лекарей, оружейников, караульных и началось священнодейство.

Богу войны полагалось приносить человеческую жертву. Для этого привели пленного парфянского лучника в лёгких доспехах со связанными сыромятным ремнём за спиной руками. Когда пленника проводили мимо, Распараган разглядел его угрюмо сосредоточенное лицо. Он ничуть не был сломлен, шёл твёрдой уверенной походкой, хоть и понимал всю безвыходность положения. Невольное чувство уважения к такому достойному противнику заколыхалось в душе, и молодой ирон понял, что не может быть лёгкой победы над столь крепким несломленным врагом.

– Смотри… смотри, как он гордо вышагивает, – толкнув локтем в бок, зашептал Распарагану на ухо Зевах.

– Так и должен воин идти на смерть, – восхищённо ответил ирон.

– Посмотри, как он высок и широк в плечах. Силач! Наверное, много врагов перебил, – снова зашептал завистник.

– Тихо! Отсюда и так не слышно жреца, так давай хоть просто посмотрим торжественный ритуал, – прервал болтуна приятель.

Четверо прислужников подвели обречённого к жрецу, сдёрнули шлем с головы жертвы и попытались опустить на колени перед главным духовным лицом. Но парфянин, набычив шею, так упёрся ногами, что худосочные подручные не смогли исполнить своё намерение. Тогда они потянули за волосы, и пленник склонил голову. Служитель культа полил ему затылок вином из нуазан-чаши, произвёл манипуляции руками, приговаривая молитву, затем, приблизил сосуд с хмельным напитком к губам связанного, предлагая выпить. Но тот мотнул головой с такой силой, что чаша расплескалась, едва не выпав из рук священнослужителя.

– Он даже отказался выпить вино для поднятия духа перед смертью! – прокомментировал увиденное потрясённый Зевах.

Тем временем один из прислуживающих взмахнул ритуальным кинжалом, и из перерезанной сонной артерии жертвы брызнула алая струя. Жрец подставил чашу, наполнив её до краёв. Вскоре напор крови иссяк и, потеряв силы, парфянин сначала тяжело опустился на колени, а затем рухнул замертво. У трупа отрубили правую, державшую меч, руку и бросили её в поле. Захоронение тела без правой руки считалось у аланов позорным и подобной экзекуции подвергались лишь враги или осквернившие звание воина соплеменники. Служитель алтаря взошёл по ступеням на помост с воткнутым мечом и, поливая клинок жертвенной кровью, взывал к богу войны о ниспослании аланам победы над парфянами в предстоящей битве.

Снизу было отчётливо видно, как высоко сверху на фоне голубого неба старик в развевающихся чёрных одеждах воздымает длани, а рядом торчит меч, олицетворяющий грозного бога Хсарта.

Глава 2

Cтавка парфянского царя Артабана-3 на высоком холме.

Две враждующие армии, парфянская и аланская,

выстроились на равнине перед сражением.

35 год от Рождества Христова.

Небо едва порозовело на востоке, когда всё отчётливей стала проступать панорама разворачивающихся действий внизу, на равнине. Молочная дымка тумана рассеивалась прямо на глазах, теснимая наступающим утром. Двухсоттысячная армия парфян заканчивала построение своих частей в боевой порядок. Широким шпалером развернулось каре тяжеловооружённых конных катафрактариев, ощетинившихся частоколом длинных копий. Впереди каре разместились боевые колесницы, подразделения легковооружённой пехоты: лучники, пращники, а также, расчёты солдат с метательными баллистами и катапультами. На обоих флангах выстроились конные турмы легковооружённых всадников. Уже различались знамёна войсковых подразделений, вышитым позолотой шёлком развевающиеся на свежем утреннем ветру.

Монотонным голосом главный военачальник, визирь Барозан, перечислял алы и турмы конницы, пехотные команды, занимающие места в боевых порядках согласно диспозиции, расположение метательных машин, распределение лекарских пунктов и госпиталей, размещение обозов, определял точное место каждого подразделения…

– План гениален, благочестивый! – воскликнул сурен (вельможа) Тохар, командующий лёгкой конницей, якобы не в силах сдержать своего восторга перед военным гением царя. – Мы приложим все силы, чтоб выполнить поставленную задачу в самом лучшем виде.

Сверкая пурпурными одеждами – атрибутом достоинства и суверенитета царского сана, Артабан в задумчивости прошёлся среди свиты сановников и изрёк:

– Да поможет в наших делах мудрая Анахита! Нам так необходима сейчас благосклонность богов.

Верховный жрец храма огня, магупат Хивтар, облачённый в кулах и камар (головной убор и пояс), определяющие принадлежность к высшей аристократии, восприняв призыв монарха, приступил к возжиганию царского огня от солнечного камня, упавшего с неба. Прислужники помогали в отправлении религиозного культа: разделывали жертвенного барана, раскладывали хворост в жертвеннике, внутренности животного возложили на алтарь. Магическими заклинаниями магупат привёл себя в состояние божественного экстаза, чтоб исполнить роль оракула. Он делал судорожные движения телом, воздымал длани к небу и рёк прорицания, по внутренностям животного определяя победу парфянского оружия. Когда жрец закончил священнодейство, на золотом блюде обнесли сановную свиту, подав свежепожаренные куски мяса.