Редактор

В тот момент в отделение (а это судя по тематическим плакатам, несомненно, было отделение полиции) вошел твердой негнущейся походкой Грин и прямо с порога хорошо поставленным голосом, четко произнес:

– Добрый день, я хочу познакомиться с должностным лицом, которое будет нести полную ответственность, за происходящее здесь беззаконие, – при этом он уверенным шагом направился прямиком, к полицейскому, сидящему за столом, загородил его своей спиной, сделал профессионально – неуловимое движение правой рукой за пазуху, немного согнувшись, произнес неразборчиво единую фразу, после чего резко выпрямился и чуть сместился вправо.

И тут я снова увидел лицо молодого сотрудника, оно резко переменило свое выражение и теперь представляло собой смесью удивления и испуга.

– Секундочку, – попытался сказать полицейский, но дал петуха, и его хриплый баритон, чуть не превратился в фальцет.

Полицейский начал одновременно и судорожно выполнять сразу несколько функций – во первых: он начал торопливо звонить по мобильному телефону, постоянно повторяя вызов (видимо абонент разговаривал), во вторых: он начал перебирать лежащие на столе связки ключей видимо ища ключ от моей камеры, ну и в третьих: выражением лица и всем телом он пытался выразить одновременно послушность, исполнительность и достоинство, что выходило плохо, потому, что абонент не отвечал, ключи не находились, а пантомима напоминала гримасы сумасшедшего.

Вдруг, что-то изменилось, – Да! Да! да, – все еще фальцетом закричал полицейский, но поперхнулся, кашлянул и хриплым баритоном, все еще взволновано продолжил, – Товарищ майор! У нас тут не предвиденные обстоятельства, за молодым человеком пришли и ….. ,– замолчав он слушал. что ему говорят в трубку, – нет туда послать я не могу, – выслушав еще одну тираду, – нет я не могу, – тут он заслонил трубку рукой и забормотал, что то пугливо и невнятно, косясь одним глазом на Грина, – Угу, угу, угу, – прогугукав несколько раз, он повернулся к Грину и заискивающе произнес, – подождите, пожалуйста.

Тут Грин повернулся ко мне и увидев мои открытые глаза весело произнес, – ну вот и «виновник» пришел в себя, и продолжил, – теперь любезнейший, ни о каком ожидании не может быть и речи, «свободу Юрию Деточкину», причем немедленно!

Полицейский сжался и замотал головой, но все еще неуверенно и тут дверь распахнулась и вошел, всеми ожидаемый, именно майор в форме и почему то слегка небритый, с лицом то ли кавказца, то ли итальянца.

– Добрый день, господа пострадавшие и не участвующие, – после первой же фразы стало ясно, похож он именно на итальянца, – прошу снизить порог давления на моего подчиненного, год слава богу не тридцать седьмой и все невиновные ночуют дома, меня зовут Андрей Александрович.

Тут он бросил быстрый пронзительный взгляд на молодого сотрудника и тот коротко, но четко указал взглядом на Грина, – прошу всех, включая узника покинуть помещение и ожидать в коридоре, а вас уважаемый, – обращаясь непосредственно к Грину, – прошу на пару слов….

Ну, натурально, я был немедленно освобожден, правда встать сразу не получилось, сильно закружилась голова и я чуть не упал, поддержал меня дядя Ислам, неизвестно как вдруг оказавшийся рядом, он подставил плечо и я как раненый буржуинами мальчиш-кибальчиш, с его помощью вышел в коридор явственно подволакивая правую ногу. В коридоре оказались лаконичные, но неожиданно удобные пластиковые стулья, соединённые группами по четыре, плюхнувшись на такой стул, я начал осознавать, что хотя подвижность тела моего возвращается ко мне, но чувствую я себя, явно не всего.

Разговор за дверью продолжался недолго и без повышенных тонов (мы бы точно услышали, двери здесь были хлипенькие), через примерно десять минут, дверь открылась, вышел Грин, и сказал, – Андрей зайди и расскажи господину полицейскому то, что посчитаешь нужным и если не возражаешь подробнее, но понятно не в ущерб себе, 51 ст. УПК еще никто не отменял…

Первое, что я увидел, зайдя в кабинет, это восседающего за столом майора, на столе стояла яркая лампа и, хотя она не была направлена мне в лицо, ассоциации именно с тридцать седьмым годом проявились явственно. Вид у итальянского майора был скучающим, чем-то Грин огорчил его до нельзя. Я насколько мог подробно и последовательно, стараясь ни упускать деталей описал произошедшее на моих глазах. Упустил в разговоре я только две существенные детали: то, что я уже видел эту девушку раньше (не думаю, что это касается следствия) и то, что руки и туловище пострадавшего вытягивались, скручивались и превращались в холодное оружие (а то не избежать бы мне психушки, на Скворцова-Степанова).

Немного помолчав и пожевав губами майор сказал, – Складно, складно, только вот ведь в чем дело молодой человек, никакой девушки мы на месте происшествия не обнаружили, ни живой, ни мертвой, все свидетели, включая таксиста, который от вида разрывающейся на мелкие кусочки головы пострадавшего не справился с управлением своей машины, врезался как раз в тот угол дома где, прислонясь спиной к стене, по вашим словам, должна была стоять и заходится криком молодая дама, а кроме вас ее никто не заметил.

Тяжело взглянув на меня и коротко на Грина, майор произнес, – прошу подписать протокол осмотра места происшествия и ваши объяснения… Я взглянул на Грина, тот кивнул и прошептал одними губами: прочти… Я начал читать, не смотря на возмущенное сопение майора, буквально на второй странице, я наткнулся на фразу «….сильно фонтанирующие массы около мозговой жидкости, смешанные с кровью образовали на стене абрис, напоминающий тело человека…»

– Ну вот же. – возмущенно начал я, – у вас же в протоколе сказано…

– Молодой человек! – резко оборвал меня майор, – в протоколе описана объективная обстановка на месте совершения преступления, мы не делаем тут выводов, о том как образовался этот кровавый абрис, не говорим, что это контур навязываемой нам, вами девушки или нет, мы просто говорим о том, что он есть, а о том как он образовался установит следствие!

Мне осталось только подчинится, и пописать бумаги, а уже перед дверью, я оглянулся и робко спросил: – Андрей Александрович, а можно я буду интересоваться результатами розыска девушки, очень меня ее судьба интересует?

Я думал потолок рухнет от раздавшегося громоподобного смеха полицейского, он смеялся раскатисто, покраснев от натуги и покряхтывая, смеялся искренне, подвывая и даже немного прослезился, смеялся и Грин, но почти беззвучно, чуть согнувшись и держась рукой почему то за сердце, смеялся и просунувший в дверь (уже приоткрытую Грином) голову дядя Ислам, но смех его был скорее осторожным, вежливым и было понятно, он знает, в чем тут юмор.

– Послушайте тезка, – отсмеявшись, сказал майор, – вы не остались здесь только благодаря вашему настойчивому дяде и вот этому товарищу, он указал на Грина, – а так у вас были все шансы наблюдать за ходом следствия и судьбой разыскиваемой девушки, никуда не уходя, прямо из этой камеры.

У меня в голове мелькнуло, название знаменитого сериала («Тайны следствия» по-моему), я понял всю абсурдность своей просьбы и покраснев буркнул – до свидания, – и не удержавшись более громко произнес, – тезка…

Только выйдя на улицу, я понял, какой спертый воздух был в отделении, хотя возможно это просто меня пьянил воздух свободы (немного высокопарно, но тогда мне так не казалось).

Оглядевшись по сторонам, я понял, что до места происшествия совсем недалеко, метров, наверное, семьсот, «а не пойти ли туда осмотреться?» подумалось мне, но подумалось лениво. Потом в голове промелькнула другая мысль о преступниках, которые всегда возвращающихся на место преступления и желание идти туда отпало совсем.

В пол уха я услышал невнятный бубнеж, это дядя Ислам и Грин явно обсуждали происшедшее, до меня донеслись обрывки фраз, которые несли для меня нулевую информативность: «…явный бутчер…», «..полагаю приманка? Нет, я их вроде всех отвадил, колпак беды на нем давно…», «…это сильные задатки, думаю дальше хуже будет…», «…а если не он? Ну не он и все!… ага, а ты так можешь?.... ну если поднапрячься….вот именно!…». Вид у них был встревоженный и я бы сказал озадаченный, как будто произошло то, чего они боялись, но совсем не так как планировалось.