Закрученный (ЛП)

Чтобы отвлечься, он прокручивал в голове все свои прозвища за многие годы. Братья звали его Райли-распутник. Или Райли-Закрой-Свой-Гребаный-Рот. Виктория с недавнего времени стала называть его Райли-Заноза-в-моей-ноге-с-которой-далеко-не-уйдешь. И при этом она еще пристукивала своей королевской ножкой.

Чтобы поступить в школу Эйдена, он взял фамилию Коннелл, что значит «великая, мощная гончая» на древнем языке. Виктория предлагала Ульрих, то есть «женщина-воин». Одна из первых ее шуточек, которые она когда-либо себе позволила. Он так гордился ею, что почти согласился. Но Райли Ульрих звучало слишком по-забугорному, а ему нужно было просто влиться в школьную среду.

Может, надо было остановиться на Райли Смит. Или Райли Джонс.

Некоторые из его бывших звали его Райли-мудак. Или, его любимое, Райли-Надеюсь-ты-подцепишь-ЗППП-гнилой-ты-кусок-говна.

Его отношения всегда плохо заканчивались по неважно какой причине.

«Неважно» значило, что по его вине, конечно же. И не только потому, что девчонки так ему говорили. Он сам стремился не особо сближаться, для его и их собственного же блага. Он всегда был собственником до мозга костей, и, если бы он решил, что какая-то девушка его судьба, ну, он бы забрал ее себе. На веки вечные.

Разумеется, девчонки могли хотеть его здесь и сейчас, или даже на несколько неделей или месяцев в серьезные отношения, но это временно. Она может измениться.

Он не изменится.

Нельзя научить старых собак новым трюкам, потому что старые собаки плевали на это обучение с высокой колокольни. Райли прожил больше сотни лет.

По людским меркам он старый. И поэтому не хотел учиться новому.

По меркам его народа, он все еще был младенцем, но это не вписывалось в его теорию, поэтому он просто выкинул эту мысль из уравнения.

Кроме того, девушка, когда узнает его по-настоящему, может не понять его образ жизни, не принять его и захотеть свалить от него.

Но если он к тому времени уже решит перевести отношения на новый уровень, то будет слишком поздно. Это дом Влада: привели однажды, оставайся навсегда.

Влад уже там не заправлял, но Райли понимал причины введения такого правила. Спасение вида. Все еще. Приводя кого-то со стороны, будь готов к трудностям.

Взять хотя бы Вик и Дрейвен.

Райли терпеть не мог трудностей. Что его, то его, он ни с кем не делился. И, может быть, он так считал, потому что вырос в стае, где каждая крошка, каждый лоскуток, каждая комната, кровать, неприсвоенная женщина — и да, каждый неприсвоенный мужчина — считались общими. Это быстро устарело. Так что, как он и сказал, он старался не сближаться с девушками и никогда не позволял себе считать какую-либо из них исключительно «его».

Пока не встретил Мэри Энн.

Каким-то образом она обогнула все его защиты. Черт, может, она заглушила их, как умеет приглушать все остальное. Ему казалось странным, что он был так заинтригован ей с самого начала. И да, у него руки чесались сделать что-нибудь, безумно хотелось всяких мелочей. Намотать на кулак ее темные волосы, заглянуть в эти осенне-карие глаза, такие глубокие, что в них можно утонуть. А ее оливковая кожа, бледная, с легчайшим намеком на цвет… Ее хотелось облизать. (Эй, ну он же пес).

Высокая и тонкая, она обладала не кричащей красотой, а скорее была изящно по-спокойному мила. Ну как сказать, она могла споткнуться на ходу, задумавшись о чем-то, но потом тянулась убрать волосы с лица, ее пальцы плавно скользили по щекам и вискам, и в этот момент она становилась воплощением чувственности.

Она сама не знала о своей привлекательности, и поначалу это было очень заметно. Она могла смотреть себе под ноги, неловко пиная камешки. Никогда не стремилась оказаться в центре внимания, иногда застенчиво краснела.

Она была скрытная и нервная, но полная решимости пройти все испытания на своем пути.

Тогда он еще не знал, как она умна. Он просто подумал: «Вау, какая милая… и сладкая… и больше думает о других, чем о себе». Но скоро он узнал. Очень скоро. Ее ум работал на потрясающей скорости. Она ничего не принимала за чистую монету, все проверяла, изучала и, даже будучи скрытной и нервной, не боялась озвучивать свое мнение людям, с которыми ей было комфортно, уверенная в своих словах на все сто процентов.

Более того, она всегда говорила только правду. Неважно, насколько жесткую. Он восхищался этой ее чертой, потому что сам был таким же.

А еще она эмоциональная. Сам он нет и не думал, что ему это может нравиться. Пока не встретил ее. Она не стеснялась расплакаться при нем, или обнять его, или смеяться и кружить по комнате от счастья. Просто и открыто — она не держала ничего в себе. Полная противоположность его самого и всех тех, с кем он когда-либо встречался, вот правда.

Она была уязвимой, но не парилась об этом. Она просто… жила.

Она ушла от него не для того, чтобы спасти себя. Он знал это.

Она ушла от него, чтобы спасти его. Не хотела причинять ему боль — он понял это. Он сам тоже не хотел делать ей больно. Но расставание? Это не выход.

Ну была она Опустошителем. И что? Они бы справились. Все парочки учатся решать свои проблемы. Ладно-ладно, ее проблема могла убить его. Но они бы успели найти решение до того, как это бы произошло. Уж наверняка.

Он порезал лапу об острый камешек, но не остановился. Он продолжил бежать, не взирая на пот, застилавший глаза. В отличие от собак-не-перевертышей, он мог потеть (помимо прочего), поскольку в нем смешались зверь и человек. И он еще как потел. Сильно. Его шерсть вся слиплась к тому моменту, когда он добрался до большого плохого города.

Запыхавшись, он лавировал между людьми, который вскрикивали при виде громадной (серьезно, громадной) зверюги, проходящей мимо машин и других животных — домашних на поводках и уличных в поисках еды.

Вокруг столько аур, каждая сверкает разнообразием красочных слоев. Свой цвет для физического тела, для самонаправленных эмоций, для эмоций на окружающих, для логики, для творчества, для прагматизма, для правды и лжи, для любви и ненависти, для страсти и, наконец, для гармонии и хаоса.

Люди носят все эти слои как пальто. Сверкающие пальто, транслирующие их мысли и эмоции — буквально все. Это было бы не так плохо, если бы каждый слой имел четкий цвет из перечня. Красный, синий, зеленый или желтый, ну что-то типа того. Но нет. Он различал оттенки одних и тех же цветов, одни цвета поверх других, смешение цветов, цвета, цвета и опять цвета.

Еще одна черта, которая ему нравилась в Мэри Энн, — это ее аура. Ему не надо было тратить время на интерпретации цветов, пульсирующих вокруг нее. Они были такими чистыми, такими сильными, каждый следующий четко поверх другого, ничего мутного или неоднозначного.

Где же ты, милая?

В последний раз, когда он ее видел — слишком много дней назад — она была Талсе, штат Оклахома. Как она умудрилась сбежать от него, он так и не понял. В один момент он ее видел, а в следующий, когда она завернула за угол — уже нет. Хотя он все еще чуял ее запах. Этот сладкий аромат полевых цветов и меда. Но вслед за ней исчез и запах, и он совсем потерял ее след.

Он бы остался и продолжил поиски, но стоило ему позвонить своему брату Нейту, чтобы узнать новости о Вик, Эйдене и как идут дела в особняке, и вот он уже слетел с катушек. Услышав, что его подопечная «рыдает без передышки» и «заперлась в своей комнате», а вдобавок еще «превратилась в кровожадную психопатку, грозящую напасть на людей», он запаниковал. Украл машину, нарушил все мыслимые и немыслимые скоростные ограничения, чтобы добраться до нее.

Он бы мог доехать до сюда, это заняло бы всего три часа, но он предпочел бежать в своем зверином обличье. Чтобы чуять Мэри Энн. Чтобы знать, кто с ней сейчас.

Когда он оказался на улице, где последний раз ее видел — запах вел его в оживленный торговый центр — он все-таки затормозил. Машины сигналили, пытаясь его объехать. Он скрылся в тени, оставаясь у стен здания. Связываться со службой контроля за животными и их транквилизаторами — та еще головная боль.