Ведьмин мост

– Сгинула – это погибла?

Марк пожал плечами.

– Кто говорит, в речку сама сиганула. Когда туман на реке поднимается и заволакивает мост, тот самый, Ведьмин, то ведьма злится и косы свои расплетает, народ к себе в омуты затягивает. Другие говорят, что не всякий ей нужен, а только тот, кто для потомков предателя цену имеет. Охотится она, мстит, жертву поджидает. Есть еще версия, что в лес ушла отшельницей и прожила там до глубокой старости. Но мне лично, больше первая нравится, есть в ней что-то такое… Представляешь, раньше даже День ведьмы отмечали, кажется, в последнюю субботу августа. Задабривали ведьму, приносили дары урожая и оставляли на мосту. А еще сажали куклу в платье невесты, чтобы девушек к себе в речку не зазывала. Это старожилы рассказали, а сейчас, – он махнул рукой куда-то в сторону, – все изменилось, коттеджный поселок расстроился, в деревне почти никого не осталось…

– И много людей возле Ведьмина моста погибло?

– Случалось. Люди это место стороной обходят. Речушка в этом месте хоть и небольшая, но там много копаней.

– Копаней?

– Так местные называют глубокую яму, в которой собирается родниковая вода, что-то вроде вырытого колодца. Бабы раньше ходили туда белье полоскать круглый год. Копань – место обманчивое: верхний слой, согретый солнцем, так и манит купаться в жаркий день, нижний слой – ледяные ключи, перепад температуры огромный. Вот старики и говорили детям: к копани не подходи, Морема – так ведьму называют – за ногу сразу схватит и утащит вниз.

Он с любовью посмотрел на свою картину.

– Да, еще осталось детали прорисовать. Вот видишь, – он показал в нижний угол картины, – на столе лежит письмо с обгорелым уголком, будто она хотела его сжечь, но в последний момент передумала. Еще хотел холеного черного кота добавить, у соседей как раз подходящий экземплярчик бегает, но, наверное, уже перебор будет.

– Можно еще венок, – выпалила я.

– Венок? – Марк задумчиво поскреб подбородок с легкой бородкой.

– Из засохших роз. Такие девушки раньше делали на свадебный обряд. Венок – это как намек, что свадьба сорвалась в последний момент, но она сохранила венок, чтобы не забыть.

– Не забыть и отомстить! Гениально, Липа! Дай я тебя расцелую, звезда моя! – художник протянул ко мне обе руки, но я увернулась.

– Липа, а знаешь, я тоже немного владею магией. Хочешь загляну в твою судьбу? – Марк взял мою руку, перевернул ладонью вверх и начал водить по ней своим пальцем, сделалось щекотно, он закрыл глаза и начал вещать замогильным голосом. – Я вижу старый дом, полный тайн. Рядом с тобой мужчина и девочка. Еще есть тень женщины. Но она не опасна, потому что ее давно нет в мире живых… еще я вижу нужду. Ты испытываешь нужду. Возможно, в деньгах. Да, деньги! Ты подыскиваешь себе работу.

Я почувствовала, что раздражаюсь. Неужели я так похожу на девушку без гроша за душой, которая отчаянно нуждается в работе? На гувернантку?

– Будь осторожна, иначе ты окажешься в опасности. Не трогай незримые нити, которые связывают мир мертвых и живых. Заденешь нить – и ведьма придет за тобой, – в последних словах прозвучало что-то мрачное, и мне стало жутко. – А встретишь ты на своем пути добра молодца, статного, веселого и…

Тут я поняла, что надо мной откровенно издеваются. Я резко выдернула руку. Марк открыл глаза и заливисто рассмеялся.

– Извини, не мог сдержаться. Ты ведь поверила сначала в мои… предсказания, да? У тебя такой видок был! Что Еленский гувернантку новую ждет – это все в округе знают. А ты сама не очень-то и правдива. Ведь не призналась сразу кто ты.

Я почувствовала, как мое лицо порозовело. Не намерена выслушать все это, даже если я всего лишь гувернантка.

– Мое положение в доме еще не определено. Пока я гостья! Так что вас никто не вводил в заблуждение, господин Одинцов! – я развернулась, собираясь уйти, но он схватил меня за руку.

– Извини, Липа, я не хотел тебя обидеть. Ты такая серьезная была, мне захотелось немного… расшевелить тебя. Признаю, идея дурацкая. Простишь?

Я посмотрела на Марка. Он бухнулся на колени, сложил руки в молитвенной просьбе. Особой злости на него я не чувствовала, скорее, на себя. Художник мне понравился, с ним было легко и интересно:

– Ладно. Вставай, Марк Одинцов, в тебе погиб талантливый актер.

Он ловко вскочил на ноги:

– Может, еще не погиб, какие мои годы! Только одно условие: ты – моя муза.

Водитель натирал дверцу лимузина с таким усердием, казалось, он протрет в ней дырку. Рыжий охранник Костя, непривычно молчаливый, стоял на входе в строевой стойке. Воздух пропитан напряженностью. Не оставалось никаких сомнений: Хозяин вернулся домой. Во время прогулки я внушала себе: если Еленский будет резок или хамоват, я в любой момент смогу отказаться от места и уехать. Переберусь к сестре, буду по возможности приносить пользу их неустойчивому семейному бизнесу, зычно зазывать туристов в таверну отведать осьминога утреннего улова, ловить сетью рыбу или сушить перьевые подушки из гостевых комнат под ярким греческим солнцем. Да мало ли чего. Вот только уезжать отсюда мне совсем не хотелось.

Войдя в дом, я сразу наткнулась на дворецкого, словно он поджидал меня. Ноздри приятно щекотал аромат выпечки и пряностей, не иначе Мария Ивановна для своего любимца расстаралась.

– Мадмуазель, Евгений Петрович ждет вас в кабинете. Я провожу, – мне почудилось или в голосе дворецкого прозвучало неодобрение, потому что я заставила господина Еленского ждать – непростительно с моей стороны.

Я взялась за перила лестницы, чтобы подняться в комнату и привести себя в порядок. Не могу же я в таком виде предстать перед работодателем.

– Я зайду к Евгению Петровичу через десять минут, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.

Мою спину буравил недружелюбный взгляд: «Да кто она такая, что заставляет хозяина ждать?» – и я крепче ухватилась за перила, чтобы не оступиться.

Через десять минут я готова. Знакомство, дубль два. Белый верх – черный низ. Низкий каблук. Массивная оправа на носу. Волосы в пучке на затылке. Папка. Дворецкий проводил меня до кабинета и оставил у закрытой двери. Постучалась – в ответ тишина. Ни шороха за дверью. В конце концов, меня приглашали. Я решительно взялась за кованую ручку и открыла дубовую дверь. Массивные книжные шкафы с книгами в кожаных переплетах возвышались до потолка. На стенах застыли оскаленные морды мертвых зверей. Бойкое воображение тут же нарисовало живописную картинку: охотник-феодал безжалостно преследует свою жертву, настигает, а потом беспощадно добивает. Его костюм обагряет кровь неповинного животного. Брр! Я отвернулась. Камин со старинными часами. Напольные вазы. Кресла и диван обиты мягкой темно-фиолетовой тканью. Ощущение роскоши и достатка. На другой стене картина, кажется, пейзаж. Я подошла ближе, но от волнения ничего не могла разобрать. Все краски слились в одно зелено-желтое пятно абстракционизма. Да, я разволновалась: как убедить Еленского разрешить мне остаться в особняке и доверить образование любимой доченьки?

Почувствовав чужое присутствие, резко обернулась. Еленский изучающе смотрел на меня. Ворс ковра заглушил звуки его шагов, и он подкрался неслышно, как хищник или охотник к своей жертве. Отец Алисы значительно выше меня ростом. Темные выразительные глаза (слова из глупой песенки «а твои глаза цвета виски» совсем некстати завертелись в голове), орлиный нос, напоминавший о благородном происхождении. Отросшие густые волосы собраны в хвост. Густые баки. «Чувствуется порода», – так сказала бы младшая сестра, любившая все колоритное и по этой причине выбравшая грека Николоса в мужья из кучи других «блеклых» претендентов. Темная рубашка поло и джинсы, как ни странно, добавляли элегантности его облику. И несомненно, Еленский старше меня лет на пять-семь.

– Добрый день, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос не сорвался и звучал по возможности ровно и вежливо.