Один из семидесяти

– Доченька моя, – в минуты нежности она нередко так называла племянницу, – тебе не придется умирать. Это просто знак того, что ты стала женщиной. – Эдае поцеловала ее.

– Но что означает сия кровь? – недоверчиво переспросила Махлиатена. – Раньше со мной такого не приключалось.

– А ты забудь про то, что было раньше, – погладила ее по голове тетка. – Раньше ты была ребенком, а сегодня стала настоящей женщиной. – Эдае вздохнула, невольно проникнувшись сочувствием к ребенку, для которого с этого дня беззаботное существование и впрямь, скорее всего, закончилось. – Скоро отец выдаст тебя замуж, и тебе придется испытать все тяготы, которые посылает женщине великая Мах.

Эдае заметила, как глаза племянницы округлились при последних словах. Эдае знала, что напугала ее подобной речью. Наверняка Мия, покойная мать Махлиатены, преподнесла бы все, что должно знать дочери, по-другому. Но Эдае не была ее матерью. Мало того, она никогда не сможет стать матерью сама. И не потому, что неспособна. И ей до сих пор всесильная Мах посылала точно такие же знаки, свидетельства ее женской силы. Но Эдае была уверена, что это благодатное жнивье никогда не будет оплодотворено…

Чувство материнской любви

Доброта отца – как гора высока,

любовь матери – как море глубока.

Эдае вспомнила свое такое же, как у племянницы, вольное житье в доме отца. Тогда еще они жили в высокогорном яйлаге, рядом с родственниками. У всех были большие семьи, помногу детей. В яйлаге жилось вольготно. Дети пасли коз, гурьбой резвились в высокой траве, среди медоносных цветов…

Эдае была чуть постарше Махлиатены, когда на яйлаге появился отряд парфян. Обычно перед лицом войны все племена, населяющие Атропатену, объединялись, чтобы отразить нападение общими силами. Но в тот раз небольшой отряд появился внезапно, проскользнув незаметно мимо пастухов, расположившихся на склоне, с которого просматривалось ущелье и подступы к яйлагу. Весь скот был угнан, да и пастухи, проглядевшие врага, убиты. Многие из родственников были также истреблены, в том числе старики и дети.

Местных женщин обычно подобная участь миновала – слишком высоко ценилась их редкая природная красота.

У Эдае до сих пор время от времени перед глазами всплывала картина несущихся всадников с перекинутыми поперек седла женщинами. Длинные золотые волосы касаются ног быстрых как ветер нисейских лошадей[56]…

Так она стала женой одного из парфянских военачальников. Он обращался со своей юной возлюбленной хорошо, но Эдае с первого дня возненавидела его.

Ведь он взял ее силой, не испросив на то соизволения ее богов, родственников, которых как скот перерезали его свирепые воины. Муж воплощал в себе все мужские черты и повадки, ненавистные Эдае, и потому ее душа, разум и сердце отторгали его. Это чувство перекинулось на невинного ребенка, которого она понесла от парфянина.

Перед родами она решила, что не уподобится неверной Друдж[57], которая оплодотворяется грешниками и порождает свои бесчисленные исчадия ада в ненависти во славу повелителя злых духов Ахримана.

Кем, если не врагом ее рода, станет их общий сын, когда подрастет? И на кого поднимет свое оружие, если придется воевать?

Этот несчастный ребенок так и остался для нее чужим, сыном врага ее рода. Ребенка, зачатого в ненависти – его ребенка – она умертвила собственноручно, едва успев родить, благо рожала, как положено, без посторонней помощи.

Кожа мальчика была белоснежной, а глаза – цвета весеннего неба над родным яйлагом. Ни одной чертой он не напоминал своего родного отца – темноволосого кареглазого парфянина. Но она все же задушила его собственной пуповиной, так как не желала плодить врагу своего племени новых воинов, и поклялась, что будет поступать так с каждым ребенком, если ей случится выносить еще.

Но когда ее мужу сообщили о мертворожденном сыне, он потерял к ней всякий интерес и после того случая ни разу больше не прикоснулся. Вскоре Эдае перевели в разряд служанок, и она наравне с другими, старыми и неспособными рожать женщинами, стала заниматься исключительно хозяйственными делами.

Однажды ее в числе прочих женщин-рабынь взяли в военный поход для того, чтобы она готовила мужчинам на привале еду, а при надобности и удовлетворяла их похоть. Когда отряд оказался неподалеку от родных мест, Эдае решилась на побег – ей удалось ночью выбраться незаметно из охраняемой палатки. Несколько дней Эдае плутала по лесу, пока на нее, обессиленную и изголодавшуюся, не наткнулся отряд царя Киаксара. С тех пор она жила в доме своего брата, военачальника Демрела, присматривала за работой домашних слуг и как могла воспитывала его дочь, оставшуюся без матери.

О своих детях она больше не помышляла, так как, побывав в стане врага, по обычаю, считалась оскверненной. Ее тогда, в лесу и в живых-то оставили лишь потому, что успела выкрикнуть имя своего старшего брата, который был бесстрашным воином, влиятельным и уважаемым человеком. Даже несмотря на необычайную красоту Эдае, никто из мужчин не имел права, да и желания взять ее в жены. Эдае хозяйничала в доме и без особого рвения занималась воспитанием племянницы, которую по-своему любила, но была ей, скорее, подругой, нежели любящей матерью.

Некогда вынашивая ребенка, которому заранее готовила ужасную участь, она, как ей казалось, вконец усмирила чувство, которым природа наделяет каждую женщину как самым высшим даром – чувство материнской любви. Излишняя строгость, которую она часто проявляла к племяннице, впрочем, пошла на пользу своенравному избалованному ребенку. Во всяком случае, отец Махлиатены был вполне доволен манерами и поведением своей подрастающей дочери, в которой он души не чаял.

В доме брата Эдае слыла очень скандальной, требовательной и заносчивой госпожой. За малейшую провинность она устраивала настоящий разнос слугам, могла жестоко наказать. Звук пощечины, сопровождаемый резким недовольным голосом Эдае, то и дело разносился в разных частях большого дома.

Дочь своего отца

Сразу после бога идет отец.

– Махлиатена, радость и счастье отца своего, – взглянув на испуганное лицо племянницы, Эдае решила слегка подбодрить новоявленную маленькую женщину, – ты должна быть счастлива от того, что произошло. Значит, ты готова стать женой и матерью – а это самое главное предназначение женщины!

– Мне кажется, что мой живот сейчас разорвется на кусочки! – хныкала Махлиатена. – Я не хочу быть женщиной!

– А иметь здоровых детей, – лукаво улыбнулась Эдае, – и доброго мужа?

– Я знаю, что все женщины должны исполнить свой долг, – нехотя согласилась Махлиатена. – Мне Хума не раз говорила об этом. Но ты ведь живешь без детей и мужа. Разве тебе плохо в доме моего отца? Ты вольна распоряжаться собой как тебе угодно и еще умудряешься помыкать другими. А мужа ведь надобно слушаться во всем. Что, если мне попадется злой и жестокий?!

– Девочка моя, – улыбка сползла с лица тетки, – пускай боги не допустят, чтобы ты оказалась в моей шкуре. Никогда! А злого и жестокого не допустит к тебе твой отец. Он слишком сильно любит тебя, чтобы отдать кому-то на растерзание! – она поцеловала племянницу в лоб. – Несколько дней, пока ты вновь не станешь чистой, не выходи из своих покоев. В специальную комнату не ходи, там слишком холодно и сыро. – Эдае пожалела изнеженное дитя. – Не выходи, так предписывает обычай. А отцу твоему я сама сообщу эту радостную весть.

Новоявленная женщина еще немного похныкала, заключив в объятия свою любимую куклу. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь из взрослых пожалел ее сейчас. Она подумала о старой доброй Хуме, которая ее искренне любила, Эдае на роль утешительницы никогда не годилась. Наткнувшись на взгляд тетки, которую уже начинало раздражать поведение племянницы, Махлиатена быстро вытерла глаза, но все же попыталась вызвать у родственницы хоть немного сочувствия к себе.

56

одна из древнейших пород восточных лошадей, выведена в Мидии

57

пособница повелителя Тьмы Ахримана