Страница 8 из 14
Флавия прислонилась к стене коридора и закрыла глаза. Она отчетливо слышала каждое слово: все согласные звуки выпевались очень четко; гласные – так открыто, как это было задумано, и не более. «Коль обман оказался удачным, добродетель презрю я навек». Музыка едва заметно замедлилась, и угроза в голосе Полинеса усилилась: Chi non vuol se non quello, che lice, vive sempre infelice quaggiи́. Флавия полностью отдалась удовольствию контраста: прерывистая, игривая мелодия, источающая радость, – и фраза Полинеса, утверждающего: Кто дурного свершать не желает, в нашем мире несчастлив всегда!
Возвращение к одночастной форме[28] и обратно… Виртуозные переливы голоса, заполняющие пространство, причем все до единого спеты с легкостью. Всего две фразы, исполняемые на разный лад. Музыка то нарастает, то затихает… Флавия слушала Ариоданта пару лет назад в Париже – ее другу досталась довольно-таки неблагодарная роль Лурканио. Она запомнила трех исполнителей, но не Полинеса, которому такое блестящее исполнение и не снилось. Между тем за дверью творилось нечто невообразимое: голос вибрировал, взлетая и тут же опускаясь на нижние ноты, характерные для контральто. Финальный пассаж, с повторяющимися переходами от нижнего тона к высокому, доставил Флавии едва ли не физическое удовольствие. Как и мысль о том, что ей никогда не придется конкурировать с этой певицей, кем бы она ни была.
Стоило ей прийти к такому заключению, как справа донесся мужской голос:
– Флавия, я приехал!
Она обернулась, но очарование музыкой было столь сильно, что певица не сразу узнала Риккардо, своего рипетито́ре[29], с которым работала над Тоской. Он предложил ей помощь в подготовке к операм Доницетти. Низенький, коренастый, бородатый, с искривленным носом, Риккардо внешне походил на бандита, но его исполнение было таким чувственным, чуть ли не сверкающим, особенно в мягких вступлениях к ариям, которым, по его утверждению, слишком многие певцы не уделяли должного внимания. За те несколько недель, пока они работали вместе над оперой Пуччини, рипетиторе указал Флавии на некоторые музыкальные нюансы, которых она не заметила, читая партитуру, и не слышала, когда пела партию сама. Своим исполнением Риккардо сделал эти нюансы более явными, а еще он останавливался после каждого пассажа, требовавшего, по его мнению, особого, драматического ударения. И только после успешной премьеры, когда его работа, собственно, закончилась, он признался Флавии, что терпеть не может Тоску. Музыки, написанной после смерти Моцарта, для него не существовало.
Они с Риккардо по-приятельски расцеловались, и он сказал, что вчера она выступила прекрасно, однако Флавия перебила его вопросом, указывая на дверь у себя за спиной:
– Ты знаешь, кто там репетирует?
– Нет, – ответил Риккардо. – Давай это выясним!
И он постучал. Флавия не успела ему помешать.
Мужской голос крикнул: Momento![30], женщина тоже что-то сказала, после чего дверь открылась. На пороге стоял высокий мужчина; в руке у него были нотные листы.
– Cosa c’е́?[31]
С этими словами он вышел в коридор, но, узнав коллегу, а потом и Флавию, замер, прижимая ноты к груди, словно хотел за ними спрятаться.
– Синьора Петрелли! – пробормотал он, будучи не в состоянии ни скрыть изумления, ни сказать что-либо еще.
Позади него Флавия увидела девушку, ту самую, которая вчера вечером дожидалась ее после спектакля – с чудесным голосом и порывистыми движениями. Сегодня она казалась гораздо привлекательнее, с зачесанными назад волосами и без грамма косметики. Без дурно подобранной помады ее даже можно было назвать симпатичной. У нее было выражение лица человека, который сделал что-то хорошо и знает об этом. В руке девушка тоже держала ноты.
– У вас в Париже прекрасные педагоги, дорогая, – сказала Флавия.
Она вошла в комнату, не спросив позволения, и приблизилась к девушке. Наклонилась, расцеловала ее в обе щеки, потрепала по руке, улыбнулась и еще раз погладила по руке.
– Удивительно, что вы выбрали именно эту партию. – И, предваряя объяснения или оправдания юной певицы, Флавия продолжала: – Но вы справились идеально, несмотря на юный возраст. Что еще вы готовите?
Девушка попыталась ответить, но ей это не удалось.
– Я… я… – только и сумела пробормотать она, потом выбрала нужную страничку и показала ее Флавии.
– «Ламе́нто[32] Оттавии», – прочла Флавия. – Душераздирающая ария, вы не находите? – спросила она, и девушка кивнула, но дар речи к ней еще не вернулся. – Всегда хотела спеть ее, но для меня тесситура[33] слишком низкая.
Тут Флавия опомнилась и сказала, обращаясь к девушке и ее аккомпаниатору:
– Простите, что помешала!
– Мы почти закончили, – сказал мужчина. – Планировали репетировать час, но задержались гораздо дольше.
Флавия посмотрела на девушку, которая, похоже, немного успокоилась.
– Вам правда понравилось, синьора? – спросила юная певица, сделав над собой усилие.
На этот раз Флавия искренне засмеялась.
– Прекрасное пение, виртуозное! Потому я и вошла – чтобы сказать вам об этом.
Девушка зарделась и прикусила губу, словно готова была вот-вот заплакать.
– Как вас зовут? – спросила Флавия.
– Франческа Сантелло, – сказала девушка.
– Это моя дочь, синьора, – произнес аккомпаниатор. Он шагнул вперед и протянул Флавии руку: – Людови́ко Сантелло!
Флавия ответила на рукопожатие, а потом подала руку и девушке – на прощание.
– Мне тоже пора поработать! – сказала она, улыбнувшись аккомпаниатору и его дочери, а потом и Риккардо, который так и остался стоять в дверях.
Дружелюбно кивнув юной певице, Флавия вышла из комнаты и направилась дальше по коридору. Дверь закрылась, и внутри тут же загудели голоса. Когда группа людей, разговаривавших друг с другом, прошла мимо них в обратном направлении, к холлу, Флавия обратилась к Риккардо:
– У этой девочки чудесный голос. Думаю, она станет прекрасной певицей.
Риккардо достал из кармана ключи.
– Позволю себе заметить, что она уже ею стала, – сказал он, открыл дверь и пропустил Флавию вперед.
Она вошла со словами «Редкий случай, когда такая юная…» Фраза оборвалась, стоило Флавии увидеть цветы – единственный букет в простой стеклянной вазе. Они стояли на фортепиано. К вазе был прислонен маленький белый конверт.
Флавия подошла к инструменту, взяла конверт и не задумываясь протянула его Риккардо:
– Пожалуйста, ты не мог бы вскрыть его и прочитать?
Если просьба и показалась рипетиторе странной, он не подал виду. Ногтем большого пальца поддев клапан на конверте, Риккардо открыл его и вынул оттуда простую белую карточку. Затем повернулся к Флавии и прочел: «Мне не понравилось, что ты раздала мои розы. Надеюсь, этого не повторится».
– Подпись есть? – поинтересовалась Флавия.
Риккардо перевернул карточку, потом взял конверт и проверил, нет ли чего-нибудь на обороте; после положил все на фортепиано.
– Нет. Больше ничего.
Он посмотрел на Флавию и спросил:
– Какие-то проблемы?
– Нет. – Она поставила папку с партитурами на пюпитр, взяла вазу с цветами и вынесла ее в коридор. – Кажется, мы работали над концовкой второго акта…
6
По пути домой Брунетти с Паолой говорили о спектакле, который понравился им обоим, но каждому по-своему. Брунетти видел Флавию в роли Виолетты всего один раз, и то по телевизору – в те годы, когда продюсеры RAI[34] еще считали оперу чем-то достойным телетрансляции. Вскоре такие передачи исчезли с экранов; прессу опера также мало интересовала. Разумеется, временами всплывали какие-то околооперные истории, но основное внимание уделялось не певческой карьере, а семейному положению исполнителя – он женится, разводится, разъезжается с партнером, все в таком духе.
28
Простая музыкальная форма, состоящая из одного периода.
29
Репетитор (итал.).
30
Здесь: минутку! (итал.)
31
Здесь: что там? (итал.)
32
Скорбная, жалобная ария (итал.).
33
В музыкальном произведении – высотное положение звуков по отношению к диапазону певческого голоса или музыкального инструмента.
34
Итальянская общественная телерадиокомпания.