Егерь

Аяла была немецкой овчаркой, а таких собак в нашей роте тренировали как миноискателей. Лёха до последнего прятал Аялу в казарме, и теперь, уезжая, очень переживал, как бы её не определили в собачий спецотряд.

Мы выхаживали щенка всей заставой. Поили молоком с алюминиевой ложки и подкармливали армейской тушёнкой. Если же на ужин изредка выдавали сгущёнку и белый хлеб, мы дружно делились сладкой радостью с нашей дорогой подопечной. Щедро поливали густой сгущёнкой белый батон, и вкуснее десерта для неё не было. Прожорливый щенок мог услышать запах сгущёнки даже за версту.

«Комод» (так называли у нас командира отделения) всё же узнал про Аялу, но учить её было уже поздно. Чтобы Аялу не перепутали с обученными овчарками, жена «комода», местная афганка, связала ей мягкий красный ошейник из мохера, который больше походил на опознавательный знак.

В ту ночь, когда всё случилось, душманы, уже несколько дней атаковавшие нашу заставу, начали очередной обстрел реактивными снарядами. Обстрел они вели с разных точек. Артиллерийская разведка определила места их запуска, но противник обхитрил нас при помощи обыкновенных ртутных градусников, установленных на медных клапанах взрывчатки. Утром разогретая солнечными лучами ртуть поднялась на несколько столбиков и замкнула контакты с проводами.

Прогремело несколько взрывов, и эрэсы внезапно обрушились на нашу заставу как пчелиный рой. Понятно, когда мы открыли ответный огонь, бабаев там и в помине не было. Комвзвода отправил второе отделение в оккупированное бандитами ущелье, но пробраться туда оказалось невозможным. Душманы заминировали дороги на подступах итальянскими минами, которые не мог распознать ни один миноискатель. В таких случаях на помощь и приходили минно-розыскные овчарки, которых тренировали при взводе.

Обученные собаки сразу же заученно и осторожно разбрелись по минному полю. Обнаруживая мины, они тихонько усаживались рядышком и сидели, не шелохнувшись, в ожидании сапёров, пока те не вколют в землю колышек рядом с найденной миной. В какой-то момент комод заметил, что одна из собак беспечно носится по полю.

– Белены что ли объелась, – произнёс он, всматриваясь в бинокль.

Через несколько секунд прогремел взрыв.

Как только мы услышали о происшествии, то бросились искать Аялу. Нашли только красный ошейник, зацепившийся за ограду. По всей видимости, Аяла потеряла свой мохеровый шарфик и случайно попала с остальными овчарками в заминированное ущелье.

С того дня все до одного солдаты нашего отделения, не сговариваясь, отказывались от сгущёнки. А Аяла ещё долго мне снилась, весёлая и невредимая, и, как это обычно было при жизни, клянчила сгущёнку, подобострастно заглядывая мне в глаза.

Я до сих пор в память о ней всегда храню в холодильнике синюю жестяную баночку на случай, если она вдруг вернётся.

Глава 3. Кеша

Село Калачи, Украина, лето 1979 года.

– Максiмка, прокидайся вже! Ну ті и засоня!

Это мой друг Вовка. Он всегда встаёт раньше и каждое утро будит меня. Вовка любит купаться, когда река ещё не проснулась, а заводь тихая и сонная. Мне очень хочется спать. Дай мне волю, я бы спал до обеда. Но Вовка просто так не отстанет, уж я-то знаю. Такой, зараза, прилипчивый. Сейчас начнёт кидать в окно камни, а потом залезет по трубе и будет сидеть рядом, пока я не встану. Я нехотя натягиваю на себя одежду, и мы бежим к реке, недалеко, всего-то в пяти домах от нас.

Село наше находится на левом берегу речки в трёх километрах от города. А ещё у нас есть самая настоящая церковь, которую когда-то построили в честь «мучениці Параскеви». Говорят, этой церкви больше двухсот лет! Старейшины села передают легенду про греческую святую из поколения в поколение, и каждый раз она обрастает всё новыми и новыми деталями. Как-то раз тётя Гала, Вовкина мама, рассказала и Вовке на ночь сельскую страшилку про то, как «бідну дівчінку» до смерти замучили завистники, втыкая в неё железные гвозди.

«Злі демони» заточили девушку в темницу, а наутро нашли её живой и невредимой, и кожа ее опять светилась чистотой и особым сиянием. «Чаклунка чортова!» – воскликнули тогда демоны и, вконец напуганные её чудесным воскрешением, отрубили девушке голову.

Вовка тогда еле дожил до утра, чтобы поделиться ночным рассказом со мной.

– Як думаєш, а голова у неї відросла знову?

Я поспешил успокоить друга, ведь теперь он точно не уснёт:

– Конечно, выросла! Ещё и красивее, чем первая! – уверенно ответил я.

Чтобы закрепить результат, я придумал для Вовки свою версию воскрешения девушки и даже предположил, что наверняка её привидение до сих пор бродит по церкви. С той поры Вовка на всякий случай обходит святое заведение стороной. А кому ж хочется столкнуться с привидением обезглавленной девушки, даже если она такая замечательная была при жизни?

Со временем я и сам поверил в существование привидения. И как-то раз всё же убедил Вовку заглянуть в церковь, когда стемнеет, чтобы посмотреть хотя бы одним глазком, чем же занимается воскресшая девушка, когда всё село спит. Вовка долго не соглашался. Тогда я пообещал ему, что возьму тайком у папки фотоаппарат, спрятанный в серванте.

Трофейный аппарат достался папке от деда, военного фотокорреспондента. Обычно отец раз в неделю достаёт фотоаппарат и аккуратно протирает его салфеткой, вымоченной в спирте. Папка называет фотокамеру Аннушкой, так обращался к ней дед.

– Ну что, Аннушка, скучно тебе без дела? Ничего, потерпи, скоро возьму тебя с собой в город на стройку, уж там тебе работы будет невпроворот! – каждый раз ласково разговаривает отец с трофейной техникой.

Знаменитую немецкую фотокамеру во время войны называли «Лейкой». Аннушка прошла с дедом все 1418 дней войны. Чего только не видел её хрустальный глаз, от обороны Москвы до взятия Берлина. Теперь Аннушка торжественно хранилась в нашем серванте под ключом. Но я знаю, как её достать так, чтобы папка не заметил. Секрет заключался в том, чтобы аккуратно отодвинуть заднюю фанерную стенку серванта.

Когда я предложил Вовке снять привидение на фотоаппарат, он не смог устоять. Мы готовились к нашему церковному походу целый день. В походный рюкзак были аккуратно уложены спички, фонарик, отцовский компас, походный ножик и даже пара банок тушёнки. На Вовкино недоумение я отвечал, что всё же это не простой поход, а почти что научная экспедиция. Кто знает, как там всё повернётся. Вдруг привидение нас заколдует, и нам придётся выбираться из подземелья при помощи компаса и острого ножа, которым мы, если что, вскроем тяжёлый чугунный засов.

Наконец стемнело. Я еле дождался, пока родители заснули, и на цыпочках пробрался к входной двери, которую предварительно смазал касторовым маслом. Чтобы не скрипела. Вовка уже ждал меня за оградой с фонариком в руках.

– Аннушку взяв? – спросил он, деловито разглядывая содержимое моего рюкзака.

– Да взял, взял!

– Тільки б дядько Митяй не прокинувся! – обеспокоенно посмотрел по сторонам Вовка.

– Не, не проснется, я им с мамкой в чайник сонных капель добавил.

В церковь мы попали через высокий забор. Тьма кромешная, светилось только малюсенькое окошко на втором этаже. При помощи Вовки я забрался на подоконник и заглянул внутрь. В святилище было темно, только тусклые свечи подсвечивали иконы. Привидения нигде видно не было. Я подтолкнул окно, и скрипучая створка, подчинившись мне, открылась. Изнутри потянуло запахом жжёного воска. Ничего интересного.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я заметил около паперти странную фигуру в большом колпаке. Было страшно, но я всё же решил сфотографировать то, что увидел. Когда я дрожащими руками доставал фотоаппарат из рюкзака, банка тушёнки предательски выскользнула и с грохотом упала на землю. Фигура в колпаке вдруг вскочила и побежала прямо на меня. Я только успел разглядеть, что она была невысокого роста и похожа на толстого неуклюжего ребёнка. От неожиданности я потерял равновесие и полетел вниз.