Милосердные

Да, наверное, в этом есть что-то романтическое, думает Урса. Когда человек тебя даже не знает, но уже любит.

– Интересно, а папа писал письма маме?

– Она тоже не умела читать. – Агнете мрачнеет, и Урсе становится ее жаль. – Может быть, и писал. Спроси у него самого.

Урса знает, что Агнете не спросит. И она сама тоже не спросит. Стоит упомянуть маму, и папа буквально разбивается вдребезги, даже теперь, по прошествии стольких лет. В последнее время Урса начала замечать, как он на нее смотрит: с ужасающей грустью в глазах. Она знает, что с каждым годом становится все больше похожа на маму. Может быть, папа поэтому так упорно ее избегает, хотя раньше он с ней разговаривал обо всем на свете. Раньше они были очень близки, а теперь его молчание стало заразным.

Сейчас все было бы по-другому, размышляет Урса. Все было бы иначе, если бы мама не умерла в родах. Если бы выжили оба: и мама, и их с Агнете маленький братик. Если бы папа не потерял все свои деньги. Если бы они все втроем – Урса, Агнете и их младший брат – прятались в складках синих бархатных штор и наблюдали, как мама расчесывает свои золотистые волосы, пока они не начнут потрескивать. Но Агнете все равно была бы больна. И она, Урса, все равно вышла бы замуж за незнакомца и уехала бы вместе с ним в далекие края, о которых даже не слышала.

Агнете внезапно хватает ее за руку.

– Ты же будешь по мне скучать, да?

Урса хочет ответить: да. Она хочет сказать, что сестра для нее как воздух. Что у нее нет и не будет подруги ближе. Но она не говорит ничего, просто смотрит в глаза Агнете, взяв ее тонкое лицо в ладони, и надеется, что сестра все понимает без слов.

Вечером накануне свадьбы они ужинают с папой в столовой, впервые за многие месяцы. Агнете выносят из комнаты вместе со стулом и спускают по лестнице. Это непростая задача, они все взмокли, пока дотащили ее до столовой, но вот наконец все готово, Агнете удобно устроена за столом на месте, ближайшем к камину. Сиф укутывает ее шалью и стоит чуть поодаль, пристально наблюдает за своей подопечной, готовая в любую секунду броситься ей на помощь, словно Агнете может свалиться со стула, опрокинувшись, будто лодка на бурных волнах.

Но Агнете сидит прямо и даже почти не кашляет. Отец наливает Урсе крошечную рюмочку аквавита. Он горький, как лекарство, но она заставляет себя проглотить обжигающую горло жидкость, и едкий жар сменяется мягким теплом в животе.

Осмелев от выпитого аквавита и от присутствия Агнете, Урса спрашивает у отца, как он познакомился с Авессаломом Корнетом. Агнете прекращает жевать и внимательно слушает. Урса знает, что сестра представляет себе всевозможные романтические сценарии.

– Мы познакомились в гавани, – говорит папа, не глядя на Урсу. – Он увидел мой крест, подошел и похвально о нем отозвался.

Этот крест папа носит в жилетном кармане, на блестящей часовой цепочке. Урса знает, что папа частенько его вынимает и безотчетно сжимает в руке: благочестивый нервный тик.

– Он рассказал о своей миссии в Вардё, куда Бог назначил его на служение.

– Я думала, его назначил губернатор, – говорит Урса, подмигнув Агнете. Но папа не принимает шутливый тон и наливает себе еще рюмочку аквавита.

– Над губернатором стоит король, а над королем – Бог.

– Смотри, как бы твой муж не расплющился всмятку, – говорит Агнете, подмигивая в ответ. Урса берет ее за руку под столом. У Агнете такая мягкая рука, что Урсе хочется прижаться к ней щекой, поцеловать и никогда не отпускать.

– Он искал подходящий корабль и невесту…

– Именно в таком порядке? – шепчет Урса, и Агнете фыркает так внезапно, что заходится кашлем. Сиф бежит к ней с плевательницей наготове, и Урса еще крепче сжимает руку сестры, пока приступ кашля не отступает. Папа опрокидывает в себя рюмку и говорит, обращаясь скорее к себе самому, чем к дочерям:

– Я предложил ему проезд до Вардё по хорошей цене.

«А заодно и меня», – мысленно добавляет Урса.

Агнете надо отнести наверх, и Урса решительно заявляет, что сделает все сама. Ей приходится подоткнуть юбки повыше, чтобы не споткнуться на лестнице. Сестра у нее на руках вся горячая и почти невесомая, как новорожденный щеночек. Агнете обнимает Урсу за шею тонкими, как веточки, руками и бормочет сквозь хрипы в груди:

– Не очень-то романтично, да?

– Мне нормально, – говорит Урса.

Агнете разочарованно морщит нос.

В кои-то веки Агнете спит крепким сном, зато Урсе, взбудораженной аквавитом, не спится. Она потихоньку встает с кровати, подходит к окну и прижимается лбом к холодному стеклу. Из окна виден порт. На таком расстоянии корабли у причала кажутся совершенно игрушечными. В порту всегда людно и шумно, работа кипит даже ночью. «Мир живет своей жизнью», – думает Урса, и у нее в животе, отяжелевшем то ли от стряпни Сиф, то ли от страха, пробивается тихая радость, что скоро ей предстоит сделаться частью этого необъятного мира.

Когда утром Урса покидает дом, он уже начинает казаться пейзажем из сновидения: здесь все знакомо, но все какое-то странное и чужое. Видимо, потому что она уезжает, далеко и надолго. «Может быть, навсегда?» — Урса гонит прочь эти мысли. Она дочка судовладельца: конечно, она вернется домой.

Папа подходит к Урсе в коридоре и прикасается к ее руке, что в последнее время бывает так редко.

– Твоя мать… – говорит он, быстро взглянув на Урсу, и не может продолжить, словно у него в горле встал ком, перекрывший дыхание.

Урса надеется, что продолжения не будет, потому что ее глаза и так опухли от слез после прощания с Агнете. Не помогли даже холодные примочки, которые ей сделала Сиф. Папа берет Урсу за руку, ведет к себе в кабинет, где царит полумрак, зажигает лампу на секретере, вынимает из ящика что-то маленькое и блестящее.

– Это должно быть у тебя.

Это крошечный стеклянный флакончик, когда-то стоявший на мамином туалетном столике. Когда мама была жива, когда столик еще не продали. Урса открывает флакончик и прижимает к запястью почти выдохшийся аромат сирени.

– Спасибо, папа.

Она надеется, что теперь папе будет полегче. Теперь ему больше не надо переживать, как прокормить и одеть старшую дочь. Может быть, он наймет для Агнете служанку, чтобы Сиф не приходилось справляться одной. Все решилось так быстро, что у них даже не было времени дать объявление о свадьбе в газету, и, хотя все приданое Урсы состоит из морской перевозки на север, флакона духов и платья умершей матери, все равно это хорошая партия. Ее муж – комиссар, назначенный на эту должность по личному ходатайству самого губернатора.

Папа целует ее в лоб. Его руки дрожат, от него пахнет застарелым пивом: едким солодом и дрожжами. Позже, на венчании в церкви, муж, скрепляя их брак, целует ее в то же самое место на лбу. От него не пахнет ничем. Он чист, как снег.

9

Ложиться спать еще рано. Корнет провожает Урсу до двери в их комнату в гостинице и велит ей готовиться ко сну, пока он ненадолго спустится в таверну.

Урса старается приготовиться как можно лучше, наносит по капельке маминых духов с ароматом сирени себе на запястья и на тонкую, нежную кожу за ушами, где бьется пульс. Она представляет, как Авессалом, ее муж, будет ее целовать, и у нее дрожат руки. Ночная рубашка из плотного выбеленного льна царапает кожу на плечах и груди. Эта рубашка с высоким закрытым воротом как будто и вовсе не предназначена для сна, но это свадебный подарок от Сиф, и, наверное, так положено.

Сиф сама накрахмалила рубашку: потратила время, которого ей и так вечно не хватает. Урса чувствует запах варева из отрубей, представляет, как Сиф вымачивала рубашку в крахмальной воде все три дня, что прошли между обручением и венчанием. Рубашка по-прежнему источает кисловатый запах, хотя Сиф терла ее на стиральной доске и полоскала в трех водах. Урса расправляет кружева на груди, и они громко хрустят.