Страница 15 из 17
– Джасвиндер – ревностный поборник сикхизма. Он очень строго обходился с Лииной. Она проходила через период, когда отвергала разные вещи просто ради того, чтобы досадить ему. Она восставала против его контроля. Она отстранялась от всего, что было связано с ее культурными корнями. Она… она просто очень старалась вписаться в школьную компанию.
– Типичный подросток, – мягко говорю я.
Она возмущенно смотрит на меня. Чувство вины поднимается в моей груди, и я отворачиваюсь к туалетному столику. Рядом с брошюрами стоит корзиночка с ювелирными украшениями и другими безделушками. Я смотрю на них и достаю несколько предметов. Кольца, браслет, сережки, ожерелье с маленькой подвеской. Мать Лиины входит в комнату и останавливается у меня за спиной. Она понижает голос.
– Снимок медальона с кельтскими узлами, который вы нам показали… мне нужно кое-что вам рассказать.
Мое сердце бьется быстрее. Вот оно. То, что она скрывала от своего мужа внизу, то, что вызвало ее смущение.
– Это то же самое, что и губная помада, которую вы нашли, – говорит она. – А может быть, даже книга стихов и записная книжка.
– Что именно?
– Она… – Пратима судорожно вздыхает. – Наша Лиина имела привычку брать вещи.
– Что значит «брать вещи»?
– Она крала вещи или одалживала их без разрешения. Джасвиндер запретил Лине покупать любую косметику, поэтому она брала макияж у других девочек. Вроде как… коллекционировала вещи, – Пратима колеблется. – Менеджер нашего универсама позвонил нам несколько месяцев назад… чтобы мы пришли и забрали Лиину. Он хотел поговорить с нами. Она украла румяна и тени для век. Она пообещала, что это больше не повторится, поэтому он не стал выдвигать обвинений или сообщать в полицию. – Ее щеки покрываются густым румянцем. – Не знаю, остановилась ли она на этом. Думаю, эта губная помада, записная книжка и томик стихов принадлежат другим ученикам. И медальон тоже.
Как ни странно, я испытываю облегчение.
– Вы уверены?
– Нет. Но я думала, вам нужно знать, что эти вещи могут принадлежать другим девочкам.
– Это очень полезные сведения, Пратима. Спасибо за вашу откровенность. – Я делаю паузу. – Скажите… вы не припомните других друзей Лиины, носивших этот кельтский медальон, или другой, похожий на него?
Она смотрит на меня. Время как будто растягивается. Ветер снаружи скребет ветвями дерева по оконному стеклу. Я физически ощущаю перемену погоды, падение температуры. Приближается шторм.
– Вы не понимаете, Рэйчел? У Лиины не было друзей в школе.
Ее слова повисают в воздухе. Я снова вспоминаю тот день в школьном спортзале.
– Как насчет этих фотографий, приколотых к пробковой доске?
Я подхожу ближе к доске, повешенной на стене. Я видела эти фотографии, когда в прошлый раз была здесь, когда Лиина Раи еще была объявлена пропавшей без вести. Здесь, на желтых кнопках, развешаны фотографии ее одноклассниц, сделанные как в школе, так и за ее пределами. Я узнаю многие лица, включая собственную дочь и ее лучшую подругу Бет. Некоторые лица обведены красным фломастером.
– Разве они не были ее подругами? Иначе зачем она повесила здесь эти фотографии?
– Думаю, она хотела, чтобы эти люди стали ее подругами. Это что-то… вроде визуализации. Она делала вид, будто все хорошо.
– Почему некоторые лица обведены красным?
Пратима молчит. Я смотрю на нее.
Она снова глубоко вздыхает.
– Не знаю. Я знаю только, что Лиина хотела быть похожей на определенных девочек. Ей хотелось стать своей среди них.
Я хмурюсь и вглядываюсь в лица, обведенные красным. Бет. Мэдди. Чейенна. Эми. Сима. Самые популярные девочки.
В Твин-Фоллс есть только одна начальная школа и одна средняя школа. По одному классу на каждый год обучения. Большинство местных детей, которые познакомились еще в детском саду, вместе переходят из одного класса в следующий. Все ходят друг к другу на дни рождения, совершают покупки в одних и тех же магазинах. Посещают одни и те же спортивные и общественные мероприятия. Такова природа маленьких городов. Я так понимаю, что если ты не вписываешься в компанию сверстников или испытываешь одиночество, особенно если тебя недолюбливают, то ты оказываешься в аду. Потому что у тебя нет выхода.
Я облизываю губы и говорю:
– Как вы думаете, кто-нибудь из детей на этих фотографиях был хотя бы чуточку ближе к Лиине, чем остальные? Кто-нибудь, кто мог бы помочь нам выяснить, что с ней произошло с тех пор, как ее последний раз видели у костра?
– Если и был такой человек, она не рассказывала мне об этом. – Большие, темные глаза Пратимы влажно блестят. – Мы думаем, что бережем детей, когда велим им, что нужно делать, когда стараемся контролировать их. Мы думаем, что если занять их спортом, то они не попадут в беду. Но мы ошибаемся.
Внезапно я замечаю маленькую темноволосую голову, выглядывающую из-за двери. Это Ганеш. Глаза шестилетнего ребенка широко распахнуты. Он смотрит, слушает и учится.
Его мать разворачивается посмотреть, что привлекло мое внимание.
– Ганеш! Иди отсюда! – Она властно машет рукой. – Убирайся. Как ты можешь стоять и подслушивать?
Мальчик с легким топотом убегает по коридору. Я слышу, как хлопает дверь. Пратима опускается на кровать своей дочери и закрывает лицо ладонями. Она снова начинает плакать.
Когда мы Люком идем на пронизывающем ветру к нашему немаркированному автомобилю, я ощущаю, что за нами наблюдают, и оглядываюсь на дом. Наверху у освещенного мансардного окна видна маленькая тень. Снова Ганеш, играет в сыщика. Когда я смотрю на него, меня охватывает печаль. О чем думает этот мальчик? Что он услышал из нашего разговора? Что он понял о смерти старшей сестры – о событии, которое навсегда изменит его?
Я поднимаю руку, чтобы помахать ему, но он исчезает. Люк молча смотрит на меня с другой стороны автомобиля. Я опускаю руку и забираюсь на место водителя. Пристегиваюсь, не глядя на Люка, и завожу двигатель. Когда мы выезжаем на дорогу, ведущую к дому Эми Чан, начинается дождь. Эта девочка сообщила о том, что видела Лиину на мосту Дьявола в два часа ночи 15 ноября.
– Пока ты была наверху, позвонили из лаборатории, – говорит Люк. – Они высушили страницы дневника. Почерк можно разобрать. Они высылают копии в участок.
Я напряженно киваю.
– Лиина крала вещи. Пратима думает, что она «одолжила» у других детей записную книжку, томик стихов, медальон и губную помаду. Однажды она украла косметику в магазине.
– Значит, вот что Пратима скрывала от своего мужа внизу?
– Похоже на то.
Я поворачиваю на бульвар, который ведет в гору, где находится фешенебельный квартал города. Мы направляемся к Смоук-Блаффс – гранитному выступу, на котором стоит дом Чанов, похожий на свадебный торт с колоннами, в окружении таких же нарядных домов.
– Этот медальон – довольно распространенная безделушка, верно? – Я кошусь на Люка. – Он мог принадлежать кому угодно.
– Мы снова соберем детей для расспросов, – говорит он.
– А у тебя есть дети?
– До этого так и не дошло. А потом наш брак распался, и было уже слишком поздно.
Я снова кошусь на него.
– Ты в разводе?
– Женат на работе. – Он смеется. – Так было всегда; это профессиональный риск, особенно если работаешь в отделе убийств. Понятно, что моей бывшей надоело быть второй скрипкой в оркестре. В конце концов, это был полюбовный развод, если так можно говорить о подобных вещах.
Дождь неожиданно превращается в ливень. Осенний муссон. Потоки воды струятся по крутой дороге, и ветровое стекло затягивает мутной пеленой, несмотря на работающие «дворники». Как правило, неизменные осенние муссоны воспринимаются как фоновый шум в моей жизни. Сегодня все выглядит по-другому. Дождевые капли разбрызгиваются по стеклу с такой упрямой настойчивостью, как будто хотят что-то сказать.
Я думаю об утратах. О ежедневных провалах, которые мы оставляем за собой. Кроссовка Лиины, ее окровавленный носок. Ее мокрый рюкзак и книжка стихов, застрявшая между валунами на речном берегу. Плавающие в воде страницы дневника. У этой девочки были свои планы и мечты. Теперь ничего не осталось.