Маленькая фея

— Моя будущая жена великолепна, — довольно громко произнес герцог. — Но я хочу преподнести ей подарок в честь нашего обручения, который еще больше подчеркнет красоту невесты.

Он достал из кармана камзола бархатный мешочек и вытащил из него довольно массивное ожерелье. Анжелика посмотрела на крупные темно-красные камни, обрамленные в золотую оправу, как на ядовитую змею. Де Модрибур жестом пригласил девушку к большому старому зеркалу в одной из ниш пиршественной залы. Несмотря на старания слуг, зеркальная поверхность была мутной, и в свете ярко горящих свечей отражались лишь силуэты девушки и мужчины, стоящего за её спиной.

Анжелика вздрогнула, почувствовав, как драгоценный металл коснулся ее кожи. Холодные пальцы старика задержались на ее обнаженных плечах и чуть сжали их. Она смотрела на себя в зеркало, но видела не дорогое платье и роскошное ожерелье, надетые на ней, а темную фигуру человека, с которым совсем скоро ее должна была связать безжалостная судьба. И вдруг она ощутила себя придавленной таким отчаянием, словно на ее плечи легла чугунная плита.

— Богатая сбруя для моей норовистой кобылки, — прошептал ей в самое ухо де Модрибур.

Анжелика дернулась, словно ожегшись. Украшение было слишком громоздким для изящной девичьей шеи и смотрелось, словно богато изукрашенный ошейник.

Они вернулись к столу. Барон с удовольствием смотрел на дочь, и казалось, не замечал её подавленного настроения, а она, сдержав тяжелый вздох, рвущийся из груди, села за стол слева от отца, рядом с герцогом. Граф отметил бледность Анжелики, во взгляде юной баронессы читалось отчаянье загнанного в ловушку зверя, но прямая спина и гордо вздернутый подбородок скрывали истинное состояние девушки.

— Значит, рудник, — проговорил герцог. — Там, где добывают серебро? Ведь именно он является приданным мадемуазель Анжелики?

— Абсолютно верно, — согласно кивнул головой барон.

— Получается, после женитьбы я стану владельцем рудника. Граф, надеюсь Вы поможете мне в его разработке?

— Все работы на руднике, требующие моего вмешательства, уже почти закончены, — ответил граф.

— Как жаль, — покачал головой герцог. — А я так хотел понаблюдать за тем, как вы превращаете простой металл в драгоценный!

— Не вижу никакого препятствия к этому, — проговорил де Пейрак. — Приезжайте завтра на рудник, и я покажу, что ничего не превращаю, а лишь извлекаю.

— Договорились, — ухмыльнулся герцог, обрадованный такой сговорчивостью Тулузского колдуна.

— Сударыня, — неожиданно обратился граф к Анжелике.

Она вздрогнула и посмотрела на мужчину. В его глазах читалась ироническая усмешка, словно он участвовал в забавной комедии, и девушка вдруг почувствовала, что отчаянье, охватившее все ее существо минутой ранее, ослабло.

— Да, господин граф?

— Не хотите ли Вы тоже посмотреть, как добывается серебро? Ведь Аржантьер принадлежит именно Вам.

— С удовольствием, — кивнула она на этот раз с искренней улыбкой.

Ужин подходил к концу, баронесса, сославшаяся на усталость, поднялась к себе еще где-то час назад, за ней, попрощавшись и принеся извинения, последовали тетушки. За столом оставались только четверо: герцог, граф, барон и сама Анжелика. Хозяин замка, несколько разомлевший из-за выпитого вина, находился в полудреме. Анжелика, понимая, что на нее переложили роль хозяйки дома, оставалась за столом, внимательно следя за разговором герцога и графа.

Де Модрибур интересовался жизнью Пейрака в Тулузе, а именно — его исследованиями в области добычи золота. Но хоть тот и пытался объяснить, что все это лишь наука и никакой магической формулы он не знает, герцог ему не верил, и чем больше пьянел, тем сильнее намекал на связь графа с темными силами.

На все это Жоффрей отвечал с присущей ему иронией, не забывая подливать де Модрибуру вина в бокал. Он видел, с какой смесью восхищения и неприкрытой похоти смотрел герцог на Анжелику с тех пор, как она спустилась в зал. Пейрак прекрасно понимал, что не вполне трезвый герцог может попытаться силой добиться благосклонности от девушки, и вряд ли кто-то сможет его остановить. Поэтому, не имея возможности помещать герцогу каким-то иным путем, Жоффрей решил напоить того до такой степени, чтобы быть уверенным, что с маленькой феей ничего не случится хотя бы сегодня ночью.

— Сударь, но говорят, что у Вас было множество любовниц по всему миру! — восклицал герцог. — Я ни за что не поверю, что их привлекала ваша искалеченная нога и шрамы.

Девушка, услышав о многочисленных любовница графа, вздрогнула и посмотрела на мужчину. Это открытие отозвалось в ней неприятным чувством ревности, что удивило саму Анжелику. Разве она имеет право ревновать графа?

— Возможно, потому что к женщине нужно относиться с уважением — к каждой, как бы она не выглядела, стара она или молода, богата или нет, — проговорил Пейрак, смотря на Анжелику. — А не относиться к ней, как к добыче.

— Глупости! Женщина рождена, чтобы подчиняться мужчине. Так же, как лошадь или собака! — с громким стуком опустив бокал на стол, возразил герцог.

Вино наконец одолело де Модрибура, и он, уронив голову на грудь, раскатисто захрапел. Анжелика, не обращая внимания ни на какие правила этикета, тут же выскочила из-за стола и выбежала во двор. Весь вечер ей казалось, что она задыхается — украшение жгло нежную кожу, не давая дышать. В нем она чувствовала себя рабыней, оно было словно публичный знак её неволи. И сейчас нервными движениями, царапая пальцы об острые грани драгоценных камней, она пыталась снять с себя злосчастное ожерелье, но оно упрямо не поддавалось. Свобода, ей нужна была свобода! Свобода самой решать свою судьбу, влиять на события вокруг, говорить и делать то, что она хочет, а не быть послушной марионеткой в руках Провидения. Именно невозможность повлиять на ситуацию, громко и отчетливо сказать «нет» ненавистному жениху, душила её.

Воздух в легкие входил рывками, а застежка никак не хотела поддаваться. Анжелика все с большим остервенением рвала на себе украшение. Слезы злости на герцога, на отца и на саму себя застилали глаза. Девушка и не заметила, как сзади к ней подошел граф. Он едва уловимым движением пальцев расстегнул застежку ожерелья, и оно упало в руки девушке. Анжелика вздрогнула от неожиданности.

— Тише, сударыня, поберегите свои прекрасные пальчики, — прошептал де Пейрак. — Вы отлично держались сегодня. Я был удивлен Вашей выдержкой. Клянусь честью, даже мне было сложно выдерживать общество герцога так долго!

Голос графа подействовал на нее как-то странно, словно натянутая до предела струна наконец оборвалась. Плечики девушки дрогнули, она опустила голову и расплакалась. Жоффрей развернул ее к себе лицом и притянул к своей груди. Его совершенно не волновало, что кто-то из слуг или хотя бы тот молодой конюх, что привел его коня, увидит их в таком двусмысленном положении. Ладонь графа легко прошлась по волосам девушки и опустилась ей на спину. Анжелика замерла от этой неожиданной ласки, не зная, как реагировать. Она с удовольствием вдыхала уже знакомую ей смесь запахов табака и фиалок и постепенно успокаивалась.

— Не нужно плакать, мадемуазель де Сансе, — тихо произнес мужчина, с нотками нежности и затаенной грусти в голосе. — Я избавлю Вас от этого брака, даже если мне придется вызвать герцога на дуэль. А сейчас идите спать и заприте дверь покрепче.

Всего лишь на миг губы де Пейрака коснулись макушки девушки:

— Добрых снов, Анжелика.

Он выпустил её из своих объятий, и не оборачиваясь, направился к своему коню, который уже в нетерпении переминался с ноги на ногу, ожидая хозяина. Взгляд графа на миг встретился с горящими ненавистью глазами конюха, который тут же поспешил склонить в почтительном поклоне голову, но его ладони, судорожно сжатые в кулаки, недвусмысленно выдавали его состояние. Де Пейрак, на секунду удивившись, что же могло так разозлить слугу, вскочил на лошадь и направился к домику управляющего поместьем Плесси-Бельер.