Ахэрээну

— Господин командующий, работы здесь очень много, и все-таки я прошу. Отпустите, от меня все равно сейчас толку нет. Что мог, я рассказал. Но самого штурма не видел, тут без меня есть свидетели, если понадобится. И в проводники следопытам ни я, ни монах не годимся — не знаем этих мест.

— Куда ты хочешь идти?

— В монастырь Эн-Хо, там… моя девушка.

— Его уже могли разорить.

— Могли…

Подумав, Асума сказал:

— Ты был помощником младшего офицера. Для рядового оружейника это неплохая ступенька. Амая погиб, но я вижу, что ты сделал здесь, в разоренной Сосновой. Я приставлю тебя к одному из своих командиров, покажи себя — и поднимешься выше.

Парень мотнул головой. Даже не прикинул, как быть с тем, что ему предлагают, похоже.

— Если уйдешь, потеряешь эту возможность.

— Да, знаю.

Снова попросил, глядя прямо и чуть отрешенно:

— Отпустите меня.

— Отпущу, — сказал Асума, — Но лучше бы тебе дождаться, пока путь станет свободен. Мои люди отправятся вслед этим тварям…

— Не найдут они их.

— Целый отряд — по следу?

— Там же немного осталось, десятка три или чуть больше. Сумеют рассыпаться. И у них… они знают горы.

— Тебе что-то известно об их помощниках? О предательстве? — Асума прищурился.

— Нет, не известно. Можете меня заподозрить, — парень сказал это настолько устало, что и впрямь вспыхнувшее подозрение развеялось мигом.

После разговора с Асумой Лиани отыскал Кэйу. Она немного уже оправилась, но притихла, пригасла, и вздрагивала от любого громкого звука — а тех сейчас, с приходом солдат, разбирающих завалы, было много.

Сейчас девушка сидела на корточках подле уцелевшего кухонного пристроя, перебирала ссыпанные наземь клубни для похлебки.

— Кэйу, я скоро уйду.

Подняла лицо — тоскливое, понимающее.

— Мне нужно к верхним отрогам, к монастырю Эн-Хо. Здесь тебе сейчас будет трудно, после всего.

Она ничего не ответила; клубень выкатился из пальцев, весело устремился по юбке, огибая подол. Лиани подхватил клубень так, будто убегала зверушка, вернул к остальным, присел рядом.

— У тебя есть родные, ты говорила… — держал ее ладони в своих, никак не получалось согреть; наверное, и у него ледяные были.

— Есть, в деревне за тем отрогом. Там я и жила, прежде чем попала в гостиницу…

Слова падали, будто сухие листья. А раньше, в прежние дни, казалось — смех вплетен в ее голос, не разделить…

— Вернешься к ним? А хочешь, пойдем со мной в Эн-Хо?

— Ни за что, — девушка вздрогнула, непроизвольно попыталась выдернуть руку, — Туда возвращаются эти… И ты не ходи!

— Нет, мне надо в обитель.

— Не надо, — Кэйу покачала головой, растрепанные волосы совсем закрыли лицо. — Один раз повезло, больше не повезет.

— Если б один… Я, похоже, бессмертный, — грустно пошутил Лиани. — Все же не хочешь? Брат Унно почти уверен, что монастырь уцелел.

— Ты ведь не затем меня зовешь, — вздохнула она, принялась укладывать клубни в корзину, — Думаешь, обо мне позаботятся там. Да, позаботятся, только мне это не нужно. А вы… идите предгорьями, это надежней. Безопасней будет.

— Верно, мы так и пойдем.

Поднялись оба. Девушка прижала к себе корзинку, затем опустила.

— Поцелуй меня, — попросила она, — Больше я тебя не увижу.

Хотел было сказать, что никто ничего не знает, и, может быть… не сказал.

**

Лайэнэ возвращалась в Храмовую Лощину в повозке, запряженной крепкой лошадкой. Копыта весело цокали по булыжникам, и дорога, и воздух постепенно нагревались от солнца. Последний месяц весны обещали жаркий. А молодую женщину бил озноб, она невольно прятала руки в широкие верхние рукава, обхватывала себя плотнее.

Как хорошо, что страшное то письмо надежно спрятано в Лощине, но за пределами храма. Кто знает, обыскивали ее или нет в городской страже, пока валялась там без сознания? Лучше бы совсем уничтожить послание, и она это сделает. Только сперва нужно добраться к Тайрену.

С Энори расстались у ворот еще в городе, он не стал показываться страже. Это он нашел ей повозку, и заранее рассчитался с возчиком тоже он — Лайэнэ о деньгах в дорогу позабыла, и сейчас сердце грыз еще и этот червячок.

А Энори, разумеется, не сказал, куда направится, но по всему выходило, что вблизи Осорэи его не будет. Наверное, полетит к войску.

Все шло гладко с момента, как он сказал — все готово, и она окликнула слуг, чтобы отнесли ее в повозку, уже ждущую за воротами. Домашние Лайэнэ дивились, как хозяйка, за ночь не покинувшая своих покоев, ухитрилась договориться с возчиком, но это объяснить было легко — заранее назначили час.

Теперь копыта постукивали по камням, и каждый легкий стук отдавался в сердце молодой женщины, и оно билось быстрее, словно могло этим подогнать лошадь.

Вот и пологий склон, и видны уже бесчисленные черепичные крыши храмов и прочих построек, по их скатам разлито солнце, и летают над ними стрижи и голуби, не испуганные громким звуком; тихо сейчас, не время для гонгов. Блаженство, покой и великолепие, и оборотная сторона — неустанная молитва и труд.

Миновали монахов, собирающих пожертвования в главной аллее паломников. Вот и дорожка, мощеная бледно-желтым песчаником, по обочинам зеленеет трава, но ни травинки не пробивается меж камнями; вот и узорные воротные столбы. Один из привратников спросил, кто она, увидел лицо и подозвал мальчика, что-то шепнул ему. Мальчика будто ветром сдуло. Помчался предупреждать…

Но препятствий ей пока не чинили.

Носилки остановились у входа во дворик, где жил Тайрену. Раздался непочтительный свист: заметивший их охранник — не из Лощины, разумеется, невежа — то ли дал волю чувствам, то ли позвал кого. А вот и знакомая худая фигура в серо-полосатой одежде, торопится, словно его жизнь зависит от быстроты.

Молодая женщина выбралась из носилок, прихрамывая, сделала пару шагов. Микеро наблюдал за ней, и охранник был тут. Пропускать ее, похоже, не собирались.

Но ведь если бы Тайрену умер, ее бы иначе встретили, верно? Еще у ворот?!

Она поздоровалась как можно более кротко, даже поклонилась врачу.

— Как здоровье маленького господина? — спросила тревожно-участливо, но стараясь не подпустить в голос ту тревогу, которую испытывала.

— Сносно, — холодно ответил Микеро. Она попыталась было пройти, надеясь, что он или охранник дадут ей дорогу, но врач вытянул руку, преграждая путь. — Где вы были?

— В городе по делам.

— Нет, Лайэнэ Голубая Жемчужина, этого довольно. Я больше не собираюсь терпеть вокруг наследника игры, которых я не понимаю, — сказал Микеро — и сделал шаг в сторону, совсем перекрывая проход, будто опасался, что женщина решит прорваться силой. — Ему и так стало много хуже за эти два дня.

«И еще весть про столичного гонца, но мне знать об этом не полагается», — подумала Лайэнэ, но сказала другое:

— Но до этого он повеселел, не так ли? Я не отвечаю за одно совпадение. Но вот вы — ответите за нарушение приказа. Или забыли письмо?

Микеро заколебался, переглянулся с охранником.

— В самом деле, — начал тот, но врач его перебил:

— Пусть, я возьму это на себя. Здоровье Тайрену — моя ответственность, а я не понимаю слишком многого, и не готов блуждать вслепую.

— Тогда передайте ему вот это, — она протянула узкий футляр, в который был вложен листок.

— Послание? От кого же?

— От меня.

Микеро пару мгновений держал в руках футляр, а затем сказал:

— Госпожа Лайэнэ, я не шпион. Но я вас предупреждаю, что сейчас мы откроем и прочтем.

— Хорошо предупреждение, словно у меня есть выбор, — молодая женщина усмехнулась недобро, — Футляр уже в ваших руках. Зачем делать вид, что проявляете учтивость?

Пока откручивали крышечку, Лайэнэ забыла дышать.

— Рисунок? — и Микеро, и охранник были удивлены.

— Тайрену просил, это южное побережье, — ответила Лайэнэ, до боли сжав собственные пальцы, прикрытые поясом. — Я думала сделать ему подарок, управиться за ночь, но пострадала сама при въезде в город. Вы врач, можете осмотреть мою ногу и голову. Мои слуги подтвердят, что я была ночью дома, а воротная стража — что я весь день провалялась у них в караулке.