Страница 7 из 16
Богиня наконец-то заметила, что я буквально парализован ужасом и с интересом уставилась в глаза. А мне неожиданно стало обидно: как это так – я, да не справлюсь без помощи с каким-то наведенным страхом? Злость помогла сосредоточиться. Первый шаг дался с усилием, дальше пошло легче, хотя ужас так и не ушел окончательно – затаился где-то на краю сознания. Стоило чуть расслабиться, и он снова начинал накатывать душной волной.
– Неплохо держишься, – с некоторым даже уважением отметила Кера. – Если даже мне не по себе.
Коридор, на самом деле совсем короткий, растянулся, казалось, на километры. Кера возле дверного проема оказалась первой, и ее удивленное восклицание помогло мне преодолеть последние пару метров. Оценить с первого взгляда содержимое крохотной комнаты не получалось. Какая-то мешанина блестящих медных трубок, маятников и стеклянных колб. Приглядевшись, заметил среди этого винегрета вкрапления темно-красного мяса, будто бы еще живого, продолжавшего вздрагивать и сжиматься.
– Это что?
– Stercus accidit! Scrofa stercorata et pedicosa! – впервые слышу от Керы столь грязную брать. Обычно ее из себя не вывести. – Что за извращенный мозг у этих тварей!
– Если ты понимаешь, что тут, то объясни уже и мне! – не выдержал я.
– Видишь эти куски? Вон там сердце, а вон там – кусок мозга, а вон еще почки с легкими. Пока не впечатляет, да? – криво ухмыляется девушка. – А теперь представь, что этот смертный еще жив. Знаешь, что он чувствует? Я тебе объясню: боль, отчаяние, горе, страх, ужас, ярость, счастье, восторг, дикий смех и возбуждение. Все возможные чувства одновременно и десятикратно усиленные. Дикая, непрерывная мука и такое же бесконечное наслаждение.
Кера зашла в комнату и протянула руку к плоти, заключенной в медную оправу, но стоило ей прикоснуться, раздался громкий треск и девушку отбросило назад с силой впечатав в стену.
Еще одну порцию мата я пропустил мимо ушей – заметил в потолке комнаты круглое отверстие, в которое уходят трубки и проводки. Несколько шагов ближе, и я имею удовольствие наблюдать золотую полусферу – отражатель линзы. Той самой, что в верхней части храма испускает столб волшебного света.
– И это от этого тут все так светится? – уточняю я.
– Да, смертный, – кивает головой Кера. – Людские чувства. Эта мерзость не гнушается ни одним источником силы. Уничтожает бессмертную душу ради того, чтобы очищать одних смертных, а другим являть чудеса и растить в них веру. Безотходное производство.
Да, омерзительно. Но реакция Керы меня удивила:
– Разве ты сама не питаешься людскими страданиями?
– Питаюсь, – соглашается Кера, с трудом поднимаясь на ноги. – Такова моя природа. Но я не нарушаю запрет! Я не уничтожаю души! Те, кто погиб благодаря мне, просто уходят за кромку, переплывают Стикс и уходят в царство Аида. А за перенесенные здесь муки Полидегмон4 даже облегчает им посмертие. А после такого, – она ткнула пальцем в машину, – от души ничего не остается. Совсем! Она просто медленно разрушается. Эти твари идут против замысла изначального Творца! В общем, так, смертный. Прошу – добей этого несчастного, пока он окончательно не развоплотился. Сам видишь, у меня не выходит.
Я уже и так собирался, тем более от окружающей атмосферы у меня начала в пыль рассыпаться одежда. Кожа пока держалась, но зудела все сильнее. Достал револьвер и выстрелил… попытался выстрелить, потому что курок щелкнул всухую. Взвел заново, еще раз – бесполезно.
– Напрасно стараешься, – покачала головой Кера. – Здесь эти ваши новомодные придумки не работают.
– А если так? – с этими словами я подхожу к механизму и бью прикладом винтовки по тонкостенной стеклянной колбе. Ощущение, будто в бетонную стену ударил – скорее приклад расколется.
– Нужно по-другому. – Объясняет Кера. – Попробуй манном. Я помогу.
Тот, кто когда-нибудь пытался перемножать пятизначные числа сидя под водой меня поймет. Это и так-то непросто, а уж когда не хватает воздуха… На плечо ложится узкая рука, и становится немного полегче. Медь трубок… чистая. Патине места нет. Влаге – тоже. Все это нагромождение трубок – великолепно отлаженный механизм, находящийся в стерильных условиях. Самое слабое место здесь – это части несчастного. Одна неприятность – непосредственно на организм мой дар не действует. На живой организм. А этот набор органов по словам Керы все еще живой человек. Бесполезно. Голова начинает болеть от усилий, я пытаюсь усмотреть хоть один изъян в механизме, но он идеален. Здесь, во владениях чистого я не могу ничего с этим сделать. Нужно зацепиться хоть за какую-то неправильность, хоть что-то! Вновь возвращаю внимание на пульсирующий кусок человечины. Что это – сердце? Вроде бы да. В сердце входят трубки, которые подают какую-то жидкость. Не кровь, что-то прозрачное: жидкость из сердца попадает в стеклянную колбу, так что это видно. Это ведь не чистая вода? Определенно нет. Она соленая, и довольно сильно. Трубка изнутри наверняка покрыта патиной. Дерьмо! Ничего она не покрыта. От соленой воды меди ни жарко, ни холодно. Впрочем… вот же, железная муфта соединения. Да! Я открываю глаза. Зрение плывет.
– Не получается? – напряженно спрашивает Кера.
– Видишь вон ту стальную муфту? – я указываю вверх. – Это единственное слабое место. Изнутри ее тронула ржавчина.
– Но и сила чистого это место больше не защищает. Он же не терпит грязь. С этими словами девушка забирает у меня из рук карабин, и размахнувшись как дубиной бьет по указанному месту. Результат примерно такой же, как от удара по колбе. Однако я что-то чувствую… Да, крохотные трещинки. Нужно только помочь! Сосредоточившись, хриплю сквозь зубы:
– Еще!
Кера бьет снова и снова. Металл будто сопротивляется. Мне кажется, что трещины стремятся сойтись, зарасти, я всеми силами мешаю этому процессу. После очередной попытки трубка ломается, чуть светящаяся жидкость течет внутрь механизма, появляется неясный, на грани слышимости шум. Куски мяса – по крайней мере те, что я вижу, сморщиваются и чернеют на глазах. Я инстинктивно вжимаю голову в плечи – почему-то кажется, что сейчас рванет. Но напрасно. Наоборот, с плеч будто снимают тяжеленный рюкзак, свечение гаснет, подвал погружается в темноту.
– Спасибо, смертный. Слышу голос Керы. – Ты не поймешь, но мне очень неприятно было находиться рядом с местом, где нарушаются законы Творца. Такими уж он нас создал.
– Ты же знаешь, что таких церквей тысячи по всей республике. Как же ты теперь будешь?
– Одно дело знать, другое быть рядом и ничего не сделать. Пойдем уже отсюда, не то я решу, что ты хочешь со мной совокупиться в потемках.
– Кстати об этом, – вспоминаю я, пытаясь нащупать дверной проем. – Как ты относишься к Доменико?
– Забавный смертный, – я слышу, как она пожимает плечами. Уверен, она отлично ориентируется в темноте, но почему-то, положив руку мне на плечо не торопится вести к выходу. Наоборот, даже придерживает. – А почему ты спрашиваешь?
– Он признался, что влюблен в тебя.
– В самом деле? – богиня звонко рассмеялась. – Смертные часто влюблялись в богинь, но со мной такое впервые! Это… смешно.
Смешно. А еще тебе приятно. Говорить этого вслух я не стал.
– Ну, пока он не знает, что ты богиня. Было бы честно рассказать.
– Тебе лучше знать. Это вообще была твоя идея хранить мою сущность в тайне, мне – все равно.
А ведь она мне лжет! – понял я. Это было не умозаключение, я действительно почувствовал ее ложь. Сработала наша связь – впервые за все время. Собственно, прежде всего меня поразил именно сам факт, что я что-то такое почувствовал, а уж потом то, что Кера, которой обычно было наплевать, что о ней думают окружающие смертные, вдруг начала лукавить.
– Мерзкая клятва! – собеседница тоже поняла, что прокололась. – Вот поэтому я и не хотела с ней связываться! Да, мне приятно почтение мальчишки, и я не хочу его лишаться! Это ты хотел услышать? Чем я хуже той же Портовой5 лупы?
4
Гостеприимец – одно из прозвищ Аида
5
Этим эпитетом иногда называли Афродиту. Кера играет словами, называя ее портовой шлюхой. Не будь Афродита в Тартаре – ни за что бы не осмелилась. Между тем оскорбление не так уж далеко от истины – по крайней мере, жрицы Афродиты отдавались за деньги.