Страница 8 из 26
Та рассеянно кивнула. Она как раз разворачивала телеграмму, досадуя, что приходится читать ее в присутствии Скарлетт. Но радость и удивление взяли верх над осмотрительностью.
– Боже, какая радость! Они отплывают на пароходе «Гасконь»[8] из Гавра 27 числа, то есть в следующий вторник. И, оказывается, уже успели пожениться. В прошлую субботу, в мэрии. Венчание состоится уже тут, в Нью-Йорке.
Мейбл еще раз перечитала короткие фразы, разделенные многоточиями, вздохнула.
– Но зачем было вот так, на скорую руку, жениться? И в Париже… Не об этом я мечтала! – посетовала она. – Теперь Лисбет приедет с мужем, а я ничего не поменяла в ее спальне, не считая штор и пары других мелочей. Меблировка, декор – все это не подойдет для супружеской пары. Хотя они наверняка захотят жить где-то в другом месте. Эдвард расстроится не меньше, чем я. Мы ведь надеялись, что какое-то время сможем побыть со своей любимой девочкой!
– Я могу принять молодоженов у себя, Мейбл. Или вашу Бонни с ее фермером, – предложила Скарлетт, жадная до новых впечатлений любого рода.
– Жан вообще-то не фермер. Он сначала работал на семейной мельнице, потом – в замке, чтобы быть поближе к племяннице. Он младший брат Гийома Дюкена, отца Лисбет. Говорят, они очень похожи.
– Как говорят французы, что за méli-mélo[9]! – воскликнула Скарлетт. – Мейбл, пообещайте, что позовете меня в гости! Хочется со всеми познакомиться.
– Обещаю. Лисбет вам понравится. Она настоящая красавица, и у нее особое восприятие мира.
– Дорогая, мне не терпится поскорее увидеть это чудесное создание!
– Думаю, они приедут дней через десять, не раньше, – вздохнула Мейбл, и ее нежное сердце затрепетало от невыразимого счастья.
С наступлением тепла, по просьбе старого Антуана Дюкена, его сын Пьер с женой Ивонн устанавливали во дворе мельницы, под очень старой раскидистой липой, стол.
Всей семьей они обедали и ужинали за этим столом, к огромной радости мальчишек, Жиля и Лорана. Свою кузину Элизабет мальчики не забыли и часто спрашивали, нет ли от нее новостей. И вот сегодня, когда они после уроков прибежали домой, сидящий в кухне дед показал им письмо.
– Пришло сегодня утром, мои хорошие, но дождемся родителей и потом почитаем. Элизабет пишет из Парижа. А вы накройте пока на стол, у нас гость, и он с дороги!
Старый мельник указал на молодого мужчину в военной форме, стоявшего у очага, в котором над тлеющими угольями стояла большая кастрюля.
– Жюстен, это мои внуки! Жилю десять, Лорану в мае исполнилось восемь.
Мальчики, чуточку робея, кивком поздоровались с гостем, который повернулся к ним. Улыбка у молодого человека была невеселая.
– Мсье, вы – солдат? – осмелился спросить Лоран, зачарованно разглядывая красные штаны, темно-синюю форменную куртку и кожаную портупею.
– Я служу в армии, но, слава Богу, не воюю, – отвечал Жюстен. – На неделю отпустили в увольнительную, и вот решил наведаться в родные края. Шел в Гервиль, дай, думаю, зайду сперва на мельницу, это по дороге!
– И хорошо, что зашел. У нас новостей много. И в замке много чего переменилось, но об этом расскажу потом, – сказал Антуан, многозначительно посмотрев на него.
Жюстен кивнул, хотя слова старого мельника его порядком встревожили. Лоран же с детской непосредственностью заявил своим звонким голоском:
– Элизабет уехала в Париж! Так что мы с Жилем на бал-маскарад не попали.
– Элизабет больше не живет в замке? – удивился Жюстен. – А мне так хотелось с ней повидаться! Если бы я знал, то вообще бы не приехал.
– Что ж, теперь знаешь, – вздохнул старик, провожая взглядом мальчишек.
Один понес на улицу тарелки, другой – булку хлеба и столовые приборы.
– Наверное, вышла замуж и поэтому уехала?
– Нет, Жюстен. Моей крошке Элизабет пришлось сбежать из замка. Это было еще в апреле, и с ней уехали Бонни, мой сын Жан и, конечно, жених, Ричард Джонсон. Свадьбу планировали в июле, но Элизабет больше не могла находиться в одном доме с Ларошем.
– Почему? Он как-то ее притеснял? Никогда не забуду то утро, когда он отстегал ее кнутом!
– Погоди, дети возвращаются!
Жиль и Лоран, смеясь, скакали на одной ножке. Жюстен наблюдал за ними с тяжелым сердцем. Братья были коротко острижены, лица – беззаботные, и оба в серых рубашках, на ногах – сабо. Сам он всех простых радостей детства был лишен.
– А ну, проказники, достаньте-ка воды из колодца! – прикрикнул на внуков Антуан. – Одного ведра хватит, оставите на приступке. И бегом за родителями! Скажете, что письмо принесли и что у нас гость.
– Не хотите говорить при мальчиках, – догадался Жюстен. – Все так плохо?
– Элизабет узнала, что дед, Гуго Ларош, в свое время придумал целый план, как помешать Катрин и Гийому сесть на пароход в Гавре. Бедная моя девочка! На чердаке в замке нашлись и родительские чемоданы, и даже тряпочная кукла – мой подарок. Еще Элизабет нашла кожаный бумажник Лароша с сохранившимися с тех пор документами – они доказывают его вину. Ларош заплатил уличным бандитам, чтобы они раз и навсегда избавили его от зятя, моего сына.
– Такая низость… Немыслимо! Но вам, мсье Дюкен, я верю на слово. И этот человек, вполне вероятно, мой отец? Два года назад, когда я уезжал отсюда, я был в этом уверен. Теперь предпочел бы, чтобы это была неправда. Мадлен постоянно врала, может, и на этот счет тоже?
– Идем, Жюстен. Посидим под липой, выпьем по маленькой. Летом в доме – что твой лéдник… Мы с тобой мало знакомы. Так, здоровались на ярмарке в Монтиньяке. Но это ничего, это поправимо.
Антуан ободряюще потрепал парня по плечу. Вместе они подошли к столу из сбитых широких досок, на ножках в виде крестовины.
– Забудь, что этот поганец мог быть твоим отцом, – посоветовал старый мельник. – Хорошие отцы растят своих детей, любят, заботятся, научают, что хорошо и что плохо.
– А я запомнил только тычки и обиды: та, что называла себя моей тетей, на них не скупилась, – вздохнул молодой солдат, усаживаясь за стол. – Мне строго-настрого приказывали никому не показываться на глаза, и жил я на чердаке, как звереныш в клетке.
– Тяжко тебе приходилось, Элизабет рассказывала. И я, мой мальчик, искренне тебе сочувствую. Но тем больше твоя заслуга, раз ты сумел остаться таким, как есть, – порядочным, любящим, щедрым душой. Моя внучка тебя очень любит.
– Спасибо вам, мсье Дюкен.
– Зови меня просто дедушка Туан! Мне это будет приятно. И, когда закончится служба, смело приезжай, в моем доме тебе всегда найдется место.
Лицо Жюстена осветилось широкой улыбкой – так его растрогала доброта старика с голубыми глазами, такими же прекрасными, светлыми и ясными, как у Элизабет.
Подошли Ивонн с Пьером и детьми. Муж с женой были в рабочих халатах и фартуках, белых от муки. И только кисти рук у них были безукоризненно чистые и еще блестели от воды.
– Здравствуйте, Жюстен! – воскликнула Ивонн. – Жиль рассказал, что у нас гости. Простите, что мы в таком виде: после обеда нам еще работать, так что не до переодеваний.
Пьер Дюкен, которому было уже сорок девять, задержал взгляд на лице гостя. И был так поражен, что сказал все, что было у него в тот момент на уме:
– Простите, но вы так похожи на Катрин, мою невестку! Выходит, это правда, ну, что вы – сын Лароша?
– Дорого бы я дал, мсье, чтобы им не быть! – ответил сконфуженный Жюстен. – Но беда в том, что доказательств я уже никогда не получу – ни за, ни против.
– Когда вы уехали из Гервиля, Элизабет часто об этом упоминала. Что вы очень похожи с ее покойной матушкой и что у вас такие же белокурые волосы, – подхватила Ивонн. – У меня есть фото Катрин и Гийома, сделанное по случаю крещения их малышки. Я вам покажу!
8
Судно с таким названием существовало в действительности. Начиная с 1886 г. курсировало по маршруту Гавр – Нью-Йорк. (Примеч. автора.)
9
Путаница, ералаш (фр.).
10
Монтиньяк на реке Шаранта.