Страница 5 из 14
То тут, то там в прозрачном вечернем воздухе раздавались весёлые возгласы разгорячённых танцами молодых людей.
– Да песня одна очень Галке понравилась! – оправдывался приятель. – И потом, откуда я знал, что у мага задняя перемотка заедает?!
– Понравилась! – передразнил Педро. – Ладно, иди уж к своей Галке, а то вон, совсем заждалась твоя пассия! – кивнул он головой в сторону одиноко стоявшей у подъезда девушки. – Всё равно ничего не видно. Придётся мне домой тащить эту бандуру и там уже полный марафет наводить. Хорошо, что хоть не с самого утра на работу переться!
– А ты порванные концы ацетоном прихвати. Потом раза два плёнку промотаешь, и Вовка ничего не заметит! – посоветовал окрылённый добрым участием приятеля Женька.
– Ладно уж! Двигай давай, влюблённый! Как-нибудь обойдусь без советчиков! – усмехнулся Педро, пожалуй, единственный из всех дворовых ребят оставшийся без пары на сегодняшних танцах.
На стройного юношу с украдкой глядело много девичьих глаз, но, видно, гордый парень ещё не проснулся для настоящей любви.
***
– Вот я и говорю, зашла в комнату к сыну, а там форточка нараспашку и окно закрыто только на один шпингалет! А магнитофона-то нет…
– Кого подозреваете?
– Я?! – у Эвелины пересохло в горле. – Никого.
– Ладно, разберёмся, гражданочка. Садитесь вот тут и пишите заявление, – указал капитан на свободный стол.
– А что писать-то?
– Пишите, что так, мол, и так, вернулась домой, а магнитофона нет на своём месте и окно открыто.
– Ширяев, заводи воронок! – крикнул кому-то капитан, открывая дверь в коридор.
***
Было около полудня, и солнце уже жарило вовсю. Во дворе крутилась одна мелкая ребятня.
Милицейский воронок, вконец издёрганный за долгие годы варварской эксплуатации, надсадно чихнул и остановился у низкого деревянного штакетника, который отделял заасфальтированную проезжую часть от детской площадки с песочницей.
Из машины выскочила очень волновавшаяся Копейкина, и неспешно вылез долговязый Клыков, солидно держа в руках папку и форменную фуражку. Милиционер что-то сказал водителю, молодому сержанту, со значением поправил съехавшую на бок кобуру и обратился к женщине:
– Ну, показывайте, где ваша квартира.
– Да вот мои окна, – подлетела к открытой форточке на первом этаже Копейкина.
– А говорили: окно открыто, – с укором напомнил опер.
– Ну, так я закрыла, перед тем как в милицию идти!
– Хм, – недовольно хмыкнул милиционер и, сокрушённо покачав головой над неопытностью заявительницы, назидательно произнёс: – До приезда наряда ничего на месте происшествия трогать руками нельзя! Ясно вам?
Эвелина покорно кивнула головой.
Затем пара проследовала в квартиру, где милицейский чин, не задавая больше вопросов потерпевшей, долго изучал «место преступления»: стол сына, окно и форточку, то приближаясь к ним, то делая шаг-другой к входной двери, будто прыгун в высоту, примеряясь к установленной планке перед прыжком.
А потом уже, не оборачиваясь и не останавливаясь больше нигде, молча проследовал через полутёмный прохладный подъезд назад на улицу.
Выйдя во двор, Клыков огляделся по сторонам и, не найдя подходящей кандидатуры, обратил свой взор на одиноко игравшего в песочнице пацана лет пяти-шести.
– Эй, мальчик, подойди-ка сюда!
Малыш в сатиновых синих трусах и белой панамке на голове, не выпуская из руки своей лопатки, которой ещё минуту назад упоённо разгребал горку песка, приблизился к офицеру и стоявшей за его спиной Копейкиной.
– Здравствуйте, дядя милиционер! – храбро приветствовал он Клыкова.
– Здравствуй, здравствуй. А как тебя зовут?
– Коля.
– А скажи, Коля, ты здесь всегда играешь?
– Конечно, ведь я ж здесь живу! – резонно удивился малыш.
– Ну да, ну да. А ты не знаешь, что здесь вчера вечером было?
– Здесь вчера были танцы! – выпалил пацан.
– Какие танцы?
– Обыкновенные.
– А кто же играл на танцах-то, музыканты?
– Не… магнитофон.
– Какой магнитофон? – напрягся Клыков.
– А Петька с ребятами в окно залезли и вытащили его.
– В какое окно?
– А вот в это! – малыш ткнул лопаткой в сторону квартиры Копейкиной.
– Так, может, ты и Петьку этого знаешь?
– Конечно, знаю, он в нашем подъезде в семнадцатой квартире живёт.
– Ты ничего не путаешь, Коля?
– Ничего я не путаю! – обиделся малый. – Его ещё Педрой зовут!
– Почему Педрой? – не понял капитан.
– Кличка такая, как в кино!
– В каком кино?
– «Ихтиандр»!
Клыков вопросительно взглянул на Копейкину, и та, поняв его немой вопрос, закивала:
– Да, да, в семнадцатой живёт Петя Матюшин. Я его знаю. Мальчика воспитывает тётка, а родители погибли на фронте во время войны, – затараторила женщина.
***
В прохладном подъездном сумраке старший оперуполномоченный Клыков приблизился к двери, на которой красовалась цифра 17, не слишком аккуратно выведенная белой масляной краской. Милиционер зашарил по бокам в поисках звонка и, поняв всю бесперспективность затеи, трижды требовательно постучал по деревянному наличнику.
Некоторое время в квартире было тихо, а потом послышались лёгкие шаги. Через мгновенье дверь распахнулась, и на пороге в полоске света появился, хлопая от удивления заспанными глазами, голый по пояс юноша. Увидев за спиной милиционера Копейкину, парень поспешно поздоровался:
– Здравствуйте, тётя Эвелина!
– Здравствуй, Петя, – выдохнула еле живая женщина.
– Это ты, что ли, магнитофон у гражданки стащил? – грозно глядя на парня, задал прямой вопрос капитан.
– Да ничего я не стащил! – нахмурился юноша. – Просто мы с ребятами решили танцы во дворе устроить, вот и взяли магнитофон на время. Вовки же дома нет, а тётя Эвелина должна была ещё долго в командировке быть!
– А где магнитофон-то?
– Да тут он, у меня!
– А зачем ты его домой-то забрал? Почему сразу на место не поставил?
– Так плёнку Женька порвал, всё назад крутил, песню любимую искал. Бобина всего одна! Вот я и принёс маг домой, чтобы порядок навести. У меня сегодня вечерняя смена, я хотел склеить и перемотать плёнку, а потом вернуть магнитофон назад!
– Это как же, ведь дверь квартиры закрыта?
– Так через окно, ясное дело! – замялся парень.
– Ладно, ты давай, рубашку надень, и поехали в отделение. Там всё и расскажешь подробнее.
– Гражданин начальник, зачем же парня-то в отделение увозить? – взмолилась Копейкина. – Ведь выяснилось же всё, и магнитофон на месте?
– Ну и что, ведь он в квартиру залез и вынес оттуда чужую вещь!
– Я хочу забрать назад своё заявление!
– Вы, гражданка, не вмешивайтесь! Теперь это не имеет значения. Во всём разберёмся! И вот ещё что, магнитофон пока мы вам не вернём. Закончится следствие, тогда и получите его назад. А пока это – вещдок!
***
За окном тянулся привычно невесёлый пейзаж: полуразрушенные станции и полустанки, бараки и деревянные постройки с тусклым вечерним освещением. Бездорожье и грязь.
Народ, одетый во всё тёмное, инвалиды с цыгарками на перронах, бездомные собаки, шныряющие под ногами отъезжающих. Люди с мешками и чемоданами. Женщины в платках, продающие мочёные яблоки и семечки.
– Ты чего как в воду опущенная, – остановилась перед сидящей в молчаливом ступоре Копейкиной её коллега и лучшая подруга, Поликанова Светлана, – случилось что?
Поезд изрядно трясло, но Эвелина ничего не замечала вокруг. Плыла, как в тумане, наедине со своими невесёлыми мыслями, невидящим взором уставившись в грязное оконное стекло.
– Тяжело мне, Светка, – еле вымолвила она, оборачиваясь к подруге. – Я, похоже, мальчишку со своего двора под монастырь подвела.