Страница 3 из 14
Второй раз Эвелина запела по пьяному делу уже после войны, в голодном 47-м, когда в самом начале месяца «потеряла», как считала сама, не обвиняя никого, с кем ехала в набитом битком холодном трамвае, сразу все продуктовые карточки, которые выдавались на месяц вперёд.
Погибнуть ей и её маленькому сыну Вовке не дали соседи и сослуживцы, неожиданно взявшие шефство над ними. Ежедневно, по нескольку раз приходя в их дом, приносили кто хлеб, кто кашу, кто яблоко. У кого что было. А иногда и остывший за время пути борщ.
Женщине не нужно было объяснять, что значило оторвать в то голодное время лишний кусок хлеба от своей семьи…
Случались и другие, более мелкие истории – причины грустных песен, но о них как-то не помнилось.
А вот последний раз в памяти остался. Тот «песенный запой» произошёл с нею уже в конце пятидесятых, когда она совсем уж отчаялась покинуть с сынишкой угловую холодную комнату в опостылевшем дощатом бараке, получив очередной решительный отказ от железнодорожного начальства в квартире в готовом к сдаче, четвёртом по счёту ведомственном доме.
Словом, всё её «песенное творчество» было не от хорошей жизни, и Эля не хотела вспоминать то, что было с ним связано.
***
Вчера из-за аварии на узловой станции их состав отправили на переформирование, подцепив часть вагонов к другим поездам. А девчонок и её саму вернули по домам с попутными рейсами. Так что в пути она в этот раз была совсем недолго: чуть более четырёх суток.
Открывая ранним утром входную дверь в пустующую двухкомнатную квартиру на первом этаже, Эвелина очень хотела, чтобы случилось чудо и из своей комнаты выглянул сын, Володька. Она почти явственно услыхала его голос:
– Привет, ма! Как съездила?
Женщина даже зажмурила глаза от радостного ожидания.
Но… чуда не случилось. Её Володенька теперь далеко от неё. В Западной Сибири, на комсомольской стройке, куда он уехал со своими друзьями-сослуживцами сразу после демобилизации из армии.
Сын служил на Тихоокеанском флоте долгих четыре года. Время тянулось медленно, превратившись для женщины в настоящую пытку, в ожидание очередного коротенького письма. И вот, наконец, её роднулька вернулся!
Эвелина не находила себе места от радости и гордости за него, повзрослевшего, настоящего мужчину! А как шла ему флотская форма! На груди у сына горела медаль и знак «За дальний поход».
Каждое утро он делал зарядку во дворе, а потом обливался по пояс холодной водой, и от его разгорячённого тела шёл пар. А после он аккуратно и тщательно гладил брюки, добиваясь идеальной стрелки, чистил одёжной щёткой пиджак и драил до блеска, как на флоте, полуботинки чёрным гуталином.
Она не успела даже наглядеться на него, как вдруг сын объявил ей, что уезжает вновь. Теперь на сибирскую стройку!
Повесив на вешалку в коридоре синий форменный китель и сбросив с усталых ног опостылевшие дорожные туфли фабрики «Скороход», Эвелина поспешила открыть окна в комнатах и на кухне: в квартире стоял запах пыли и спёртого воздуха.
Войдя в комнату сына, женщина привычно заскользила глазами по стенам. На них весели фотографии Вовки и его сослуживцев. Ребята в морских бушлатах и бескозырках. Их лица светлы и беззаботны. Ребята смеются.
Рядом боксёрские перчатки и фото кумира всех мальчишек мира – великого американского боксёра Кассиуса Клея, ставшего после принятия ислама Мухаммедом Али.
А вот и фотографии популярных актёров: отечественных и иностранных. Среди всех выделяется своей юной красотой американская актриса Дорис Дэй.
«И откуда у него эта фотография?» – задумалась Эвелина. А потом вдруг вспомнила, что ближайший друг Владимира, Пашка, работает в студии кинопроката и после смены очередной ленты снабжает его фотографиями актёров и целыми фрагментами фильма, унося их прямо с рекламных стендов кинотеатров. Качество фотографий удивительное!
На них неведомая чужая жизнь. И лица людей какие-то иные, отличные от наших…
Ах, как хотелось Эвелине такую невестку, как на фотографии! Женщина вновь вернулась взглядом к Дорис. Ведь её Володьке уже 25 лет! Глядишь, и появился бы у сорокатрёхлетней бабки свой внучок или внученька! Как страшно быть бабкой в такие годы, но ведь иначе и внуков не понянчишь!
Эвелина вздохнула, вспомнив свою непутёвую жизнь: замуж выскочила чуть не после школы, да только бабьего счастья ей так не досталось. Хорошо хоть, сына заимела в законном браке!
Да и было ли оно вообще, счастье-то? Родителей своих она не помнила: умерли оба, когда она ещё была совсем маленькой. Только бабушку свою, которая и вырастила её, помнила и любила. А о других родственниках слышать от неё как-то не приходилось. Всех их, если когда-то и были, унесло лихолетье тридцатых да сороковых годов.
Женщина оторвала взгляд от стены с фотографиями.
В следующий момент она застыла в оцепенении: форточка в комнате была распахнута настежь, а окно и вовсе лишь прикрыто на один шпингалет. Стоявший же прежде на Вовкином столе бобинный магнитофон «Комета» бесследно исчез. От него остался, словно нарисованный на коричневом дерматине, чистый от пыли чёткий квадрат, ясно говоривший о том, что на этом месте что-то прежде стояло.
«Украли!» – обмерла Эвелина Генриховна. Её ноги подкосились, и тело обессиленно опустилось на стул.
Кроме магнитофона и пальмы в квадратной кадке, в их с сыном квартире красть было нечего. Но «дерево», как называл пальму Владимир, стояло на своём месте. А вот «Кометы» не было.
«Что ж я сижу? В милицию надо заявить!» – подхватилась Копейкина.
***
Июльский день догорал, постепенно остывая. Ветер стих, как всегда к девяти вечера, и в воздухе стала разливаться приятная вечерняя свежесть.
Принарядившаяся молодёжь высыпала на улицу. Девчонки, вернувшиеся домой с работы и учёбы, накрутили на головах невообразимые причёски (как в иностранных кинолентах), достали туфли на высоких каблуках и мини-юбки. И заспешили на улицу, где юные чаровницы с замиранием сердец ловили восхищённые взгляды парней.
– Вот это да! – вздохнул Женька Калинин, украдкой поглядывая на изменившихся до неузнаваемости девчонок, сбившихся в стайку у второго подъезда. – Эх, сейчас бы танцы устроить! Да только музыки не достать! – сокрушался парень.
Женька давно неровно дышал к стройной симпатичной Галке, соседке по подъезду, носившей на голове, не в пример своим подругам, аккуратную чёлку – девушка с самого раннего детства занималась художественной гимнастикой во Дворце пионеров.
Для парня она была особенной, не похожей ни на кого из девчонок двора. Темноволосая, с точёной фигурой и лёгкой походкой стройный красивых ног. Казалось, что девушка не идёт вовсе, а плывёт по воздуху над асфальтовой рекой. И парень мечтал только о ней!
Он и сам занимался спортом, посещая Дворец и пытаясь найти себя то в одной, то в другой секции единоборств. Но, вообще-то, спорт, а особенно боевой, его интересовал мало: драк и конфликтов хватало и в повседневной жизни. Просто он хотел быть поближе к своей тайной любви. Парень всё планировал вызвать девушку «на разговор», но… не решался. Да и как найти повод? Подкатиться так просто не позволяла мужская гордость!
– Танцы, так танцы! Это мы запросто устроим! – отозвался местный заводила и непререкаемый авторитет среди всех юношей двора Педро.
Ребята поглядели на своего вожака с нескрываемой надеждой.
По-настоящему юношу звали Петром. Загорелый и крепкий, с гибким телом, он был ещё и бесстрашен. За особые заслуги, проявленные в уличных мальчишеских боях, и справедливость к нему сразу прилипло новое прозвище из недавно прошедшего в кинотеатрах города приключенческого фильма «Ихтиандр».
Да и как могло быть иначе? Ведь в той знаменитой киноленте злодея, почти что предводителя морских разбойников, Педро Зуриту так талантливо и романтично сыграл такой же юный и удивительно милый и притягательный, несмотря на отрицательную роль, Михаил Казаков!