Призрак Ленни

Когда живешь на вулкане, с сумасшедшей дурой, то чтение по лбу является необходимым для выживания навыком. Столь же полезным является умение не слышать вопрос. Я включил навыки, и откатился на три вопроса назад.

– Не знаю, что там могло быть, – сказал я, выбрасывая из жизни полторы минуты, – Врагов у нее быть не должно, разве что по мужской линии. Я имею в виду… подожди, запутался.

Я и впрямь запутался. Сижу, распутываю. Артур ждет терпеливо, как их учат в институте внутренних дел. Не потерпишь – не посадишь.

Наконец, он не выдержал.

– Не хитри, запутаешься, – сказал Артур, – Я же понимаю, у тебя там интерес остался. Если есть что сказать – говори. Поможешь следствию, выполнишь свой гражданский. Мне к ней все равно сегодня ехать, как оклемается.

– Я тоже поеду, – выпалил я, сам удивляясь такой инициативности.

Тут мы, на радость микроавтобусу, уставшему волочиться сонными еще улицами, подъехали к отделению. Оно располагалось в древнем доме, как почти все государевы учреждения в Сиреченске. Разве только Управление гражданской контрразведки сидело в доме с ремонтом, остальные страдали от недостатка фондов. Отделение на Южной тоже страдало. Фасад обклевали вороны, страдавшие недостатком приличий. Что вороны нашли в старой штукатурке, вопрос еще тот. Но что-то нашли. Отбили клювами полфасада, и съели. Мало этого, не брезговали они ни наличниками, ни форточками, и даже водосточные трубы, криво болтавшиеся вдоль обоих, видимых с улицы, углов здания, были в царапинах от ударов мощных вороньих клювов. Это вороны воды требовали, запить штукатурку.

То, что не обклевали вороны, обосрали голуби, которые тоже страдали. Им было худо от жизни, и совестно от ворон, столь нагло обошедшихся с фасадом, сиречь – лицом заведения. Поэтому голуби какали на дом понизу, вдоль цоколя. Выше окон первого этажа следы деятельности их желудков не были видны, и казалось, будто это вообще не голуби, а дежурные из обезьянника, занимавшего нижний этаж, регулярно вываливают в окошки непристойное содержимое.

Чтобы извиниться за птиц, в дом вчера заходил страдающий слон, и обвалил своими ножищами все ступеньки. От веса и страха они расползались по сторонам как неудавшийся блин. Нижняя вообще слилась с тротуаром, став не отличимой от асфальта ни высотой, ни структурой. Былая мраморная роскошь выглядела теперь так, будто слон еще и попрыгал на месте, беря разбег. Очевидно, разбег у него все-таки получился, потому что двери едва висели на петлях, сокрушенные плечами царя пампасов. Или не пампасов… Не помню, чего слон у нас царь.

Идиллию разрухи и запустения зачем-то нарушал утренний дворник, махавший своим шершавым инструментом перед фасадом. Голуби оптом сидели на фонарных столбах и терпеливо ждали, пока дядька с метлой уйдет, и они вновь дружно насрут на асфальт.

– Я вас тут высажу, – пообещал наш водитель, будто мы редкие саженцы с Мадагаскара.

Ловко подрулив к зданию, микроавтобус остановился. Я проявил находчивость, привстал и двинул назад широкую дверь. Двое милиционеров, стоявших перед подъездом, опустили сигареты – ну и кого же сегодня привез Артур? Неловко вылезать из полицейской машину без наручников, но у меня получилось. За мной выбрался Артур, и мы пошли.

Разумеется, мой критический взгляд на состояние дома не остался незамеченным.

– Я на втором этаже сижу, – совсем извиняющимся тоном сказал Артур, и я поверил, что это не он выливает голубиное дерьмо из окна.

Решив не язвить по поводу формы, я похвалил содержимое.

– Здесь, значит, она и проходит, и опасна, и трудна, – сказал я, и задохнулся от собственной банальности, даже кашлянуть захотелось.

– Здесь, – сказал Артур, – Привет, мужики, ну как оно с утреца?

Вопрос был к тем двоим, что курили. Они все еще смотрели на меня, прикидывая, что за птица с утра пожаловала. Ну, гадить вам на фасад, мужики, я точно не буду.

– Да нормулёк, – ответили мужики Артуру, и тот удовлетворенно кивнул, словно «нормулёк» у них был общий, и его утреннее наличие волновало весь коллектив.

Внутри этого дома я еще не был, и не надо. Ничего более яркого, чем снаружи, внутри тоже не было. Хорошо еще, что вороны и голуби сюда не заползали, поэтому стены были почище. Да и слон, похоже, дальше дверей не пошел, ибо лестница на второй этаж была более-менее. Чувствовалось, что внутренности своего дома менты любили, сильно ногами не шаркали. А что касается наружной части, то они явно оставляли фасад на непритворную любовь граждан и городской администрации.

Администрация, как известно, любит, как может. То есть, как получается. И не ее в том вина, что не очень.

Дежурный внизу решил не обменивать свою честь на мой вежливый кивок, почти полупоклон, но я не обиделся. От кивка у меня не убыло, а у дежурного, не отдавшего мне честь, чести больше не стало. Ну и ладно, я им не генерал. И не к этому несчастному дежурному я пришел.

Пока поднимались к Артуру, я все рыскал глазами по стенам – где тут у них «Боевой листок»?

– План эвакуации в конце коридора, – сказал Артур, заметив мою поисковую активность, – Но ты не волнуйся, я потом тебя провожу.

– Ну как же не волноваться, – сказал я, – когда…

Что «когда», я и сам не знал. Поэтому хорошо, что кабинет Артура оказался вблизи от лестницы. Простая такая дверь, без опознавательных знаков. В американском кино такое было бы недопустимо, там обязательно на двери есть табличка «детектив Дж.К.Уоррен». А у нас или тотальное шифрование, или табличек не завезли.

Артур отпер дверь и широким русским жестом пригласил меня войти. Откликаясь на такое щедрое приглашение, впору не входить, а влетать, или закатываться. Но ваш покорный слуга просто вошел.

– Вон стул, роняйся, или на диван, как хочешь, – показал Артур, а сам тяжко выдохнул, и неожиданно грузно приземлился на свое рабочее место – тоже стул, стоявший за большим письменным столом советской наружности.

Стул же, на который мне предложили «урониться», стоял перед столом Артура, и у него была дурная аура – сколько же негодяев на нем сидело, подумал я. Хорошо, слева от входной двери стоял диван коричневый, кожаный, но не новый. Я захотел на диван.

– Ну и правильно, – одобрил Артур, – Знаешь, сколько забавной публики на этом стуле пересидело?

– Догадываюсь, – сказал я, – У него наверняка аура, как у Ягоды. Вы его в музей сдайте.

– Не можем, – сокрушился Артур, – Он на балансе. У него аура, а у меня карма – смотреть на его ауру. Чай, кофе?

– Кофе, – сказал я, и хозяин кабинета удовлетворенно кивнул, мол, наш человек.

В этом я точно ваш человек, не сомневайтесь.

Усевшись на диван, я порадовался за свой выбор – это был хороший диван. Мягкий, не холодный, но и не липкий, он не затягивал в себя, как Мальмстрим. Но и не держал, как дурной сон. В сон, бывает, влипнешь, как в отношения, никак не проснуться.

Кофеварка с чайником жили напротив, на столике у стены. Я поднялся, чтобы не изображать из себя барина, и мы втроем – я, Артур и чайник, изобразили суровый мужской напиток – кофе, тупо разведенный в большой чашке. Зачем здесь кофеварка, я так и не понял. Разве что для генерала, который забежит сюда, обласканный честью дежурного снизу… сэкономленной на таком банальном пассажире, как я.

– Кофеварка для мебели, да? – спросил я.

– В принципе, да, – согласился Артур, пару секунд подумав.

Это было смешно, будто он и впрямь рылся в памяти, потому что раньше не рылся. Не волновало его раньше предназначение кофеварки, и лишь мое присутствие побудило его к размышлениям

– Иногда еще девочки заваривают, когда приходят, – сказал Артур, – А когда одни мужики…

И рукой махнул – что с них возьмешь, с мужиков.

– Девочки сотрудницы? – спросил я, разговор поддержать.

– Они, – сказал Артур, – Без них никак.

– Никак, – согласился я, потому что без них и у нас на гражданке никак.

Получалось, что мы с Артуром вроде бы как обо всем и поговорили, как мужчины. У нас одни сплошные точки соприкосновения, и полный ноль разногласий. Теперь явно следовало вернуться к нашим баранам, то есть, к овцам.