Аквариум

— Да ладно? — съязвил я.

— И куда же нас занесло? А, Егорка? Узнаешь местность?

— Нет пока. Надо пройтись, осмотреться. Причем, побыстрей, меня эти вот деревья как-то пугают…

— Мы, вообще, в нашем Городе?

— Номера машин глянь…

— Точняк! — Леший подошел к пыльному ниссану, протер номер. — Бля, сто шестнадцатый! Татарстан, прикинь, Егор?

Ни хрена себе! Как так?

— Другие надо проверить, — сказал я.

К счастью, еще четыре машины, осмотренные нами, оказались местными, с нашим родным кодом региона. Ну ладно хоть не в Казани…

Мы медленно, постоянно озираясь по сторонам, обошли лицей по часовой стрелке и оказались на незнакомой улице. Две полосы в одну сторону, две — в другую. Между ними — широкая, метров тридцать, разделительная, представляющая собой пешеходный бульвар. По центру вымощена плиткой, стоят лавочки, фонари, а по краям, ближе к проезжей части, с обеих сторон — засохший газон, из которого торчат, такие же, как и во дворе, великанские осины. Старые пятиэтажки ограничивают улицу ровной линией фасадов и уходят вправо и влево в туманную бесконечность. Причем выглядят они совсем уж игрушечными на фоне гипертрофированных деревьев. Стоят вдоль тротуаров машины, газели, напротив застыл троллейбус. Вокруг ни души. Ни живой, ни мертвой. Ватная тишина и неподвижность. Лишь иногда сверху доносится тихое шуршание, издаваемое висящими здесь в еще большем количестве серыми коконами.

Как-то уж совсем все безжизненно и мрачно. У нас в районе Сарая все-таки простора побольше. Река опять же рядом… А тут аж давит… Хочется залезть обратно в коробку и сидеть там. Страшно, блин. Давно мне страшно не было, а тут прямо заколбасило. Выработанное за месяцы чутье на опасность орало в голове неумолкаемой сиреной.

Я посмотрел на Леху. Ему тоже явно было не по себе. Он вообще рассматривал окрестности через прицел автомата. Глаза прищурены, губы сжаты в тонкую линию, весь, как туго натянутый нерв. Ну уж если Лешего так проняло, значит мотать надо отсюда без оглядки.

— Что-то я не вкуриваю, где мы. — процедил он сквозь зубы.

— Я тоже пока не врубаюсь, — ответил я. — Вроде улица знакомая, а вроде и нет…

На домах — только номера, названий нет. Надо пройтись к ближайшему перекрестку… Стоп! Функция геопозиционирования наконец включилась в скованном ирреальным страхом мозге. Это все из-за деревьев. Так бы сразу узнал. Пропект Сталелитейщиков. Блин, вот занесло, так занесло. Я в той жизни здесь бывать не любил, а уж в этой…

Жилой район, возникший в пятидесятые года прошлого века вокруг сталелитейного завода, всегда славился местной гопотой. Кстати, покойный дядя Миша был как раз отсюда. Единственной причиной, почему народ из остальных, более благополучных, районов Города иногда посещал этот, был стадион Сталелитейщик. Из всех стадионов в Городе именно он более-менее соответствовал требованиям футбольной Премьер лиги и являлся домашней ареной нашей местной команды. В юности каждый год с весны по осень мы с друганами раз в две недели приезжали сюда и пьянствовали перед матчами как раз в этих старых дворах. А потом шли на стадион, находящийся метрах в трехстах отсюда. Потом, когда мой интерес к футболу сошел на нет по причине хронической депрессиии и алкоголизма, я здесь почти не бывал. Поэтому сейчас так долго не мог идентифицировать окружающее пространство. Леший же футбольным фанатом никогда не являлся и жил где-то в районе Поляны Карбышева, поэтому вполне мог на этом проспекте никогда и не появляться.

— Пипец… — со стоном протянул я.

— Что, пипец? — вскинулся Леший, — Узнал?

— Алексей, — торжественно обратился я к нему, — Спешу вас обрадовать. Мы находимся примерно в пятнадцати километрах от Сарая, это если по прямой, на знаменитом проспекте Сталелитейщиков. Короче, мы охренительно вперлись. По самое не хочу…

— Твою мать! — с чувством выругался он и со всей дури пнул ржавую урну, стоявшую рядом. Да уж, нервы, нервы…

Урна сорвалась с креплений и со страшным скрежетом покатилась по асфальту. Звук разнесся далеко в обе стороны по проспекту, потом несколько раз вернулся эхом. Мы аж присели. Шуршание над головой заметно усилилось. По всей видимости, те, кто жил в коконах спали очень чутко.

— Блин, не думал, что так громко получится. — пробормотал Леший. — Давит что-то, прямо физически ощущаю. Как будто пялится на нас тварь какая злобная, а направление не могу определить.

— Что делать-то будем? — спросил я.

— Что делать? Домой валить! Лучше бегом, если получится. — ответил Леший, а потом принялся рассуждать вслух. — Сейчас еще рано, зверья вокруг мало. Надо по максимуму до обеда расстояние покрыть, только без фанатизма, по сторонам смотреть в оба. За день по любому не дойдем, не дадут. Даже по самому оптимистичному прогнозу стрелять придется и немало. Места неизвестные, хрен знает, какие тут сюрпризы живут. После обеда двигаемся осторожней, ищем нормальный подвал. Если не находим… — он помолчал, — Вобщем, подвал найти надо — кровь из носу! На улице или в квартирах ночевать — не вариант. Находим подвал, спим, и завтра, с утра не срамши, дальше бегом. Может к вечеру и доберемся хотя бы до первой нашей коробки. Хотя, сомневаюсь я что-то. Терзают меня смутные сомнения, что нас уже пасут. Причем не кадавры, а человеки. И человеки довольно злобные.

— Не фиг урну было пинать. — сказал я. — Можно было просто хором крикнуть: «Эй, гопота, выходи! Мы здесь!» И пострелять еще в воздух для верности.

— Хорош, ржать, Егорка! Пошли уже, а то стоим тут, как два тополя на Плющихе. Направление давай, ты здесь лучше все знаешь.

— Три, — сказал я.

— Чего три? — не понял Леший.

— Тополя…

— А-а. — ему явно было не до шуток. — Только, по возможности, улицами, не дворами, идти надо.

— Все равно сейчас придется срезать через дворы до Юных Комсомольцев. — я начал прикидывать маршрут. — Если по проспекту идти — крюк большой получится. Туда выйдем и рванем по прямой до Красной Армии, а там по ситуации…

Мы пересекли проспект, зашли во двор, похожий как две капли воды на первый. Тот же прямоугольник из хрущевок, детская площадка, на этот раз целая, и эти гребаные деревья, сомкнувшиеся высоко над головой в почти непроницаемый, сизый потолок, из которого то тут, то там свисали коконы. Шли быстро, стараясь держаться ровно посередине между кирпичными стенами домов и толстенными стволами. Ощущение давящего взгляда в спину не пропадало, как и появившееся вдруг невнятное предчувствие беды. Прицел автомата скользит по оконным проемам, балконам, карнизам. Кажется, что везде: за пыльными стеклами окон, за потрескавшимися кирпичными стенами, за приоткрытыми дверями подъездов, вверху, среди немыслимо переплетенных черных ветвей, затаилось Зло. Древнее, первобытное, абсолютно чуждое человеку. Эманации всепоглощающей ненависти и угрозы почти физически ощущаются в тяжелом неподвижном воздухе. Как же тут люди-то живут? Так же с ума сойти можно за день. Может тут и не живут…

— У тебя как с патронами? — на ходу спросил Леший, ни на миг не опускавший автомат от плеча.

— Почти два магазина и еще три коробки, — ответил я. — Две гранаты.

— Такая же херня, кроме гранат, — сказал он. — Еще в Вовином калаше магазин полный. Блин, все равно мало на такой маршрут. Очень мало… Постреляли вчера по Дятлу…

Двор остался позади. Перед нами оказался следующий, последний, — за ним должен находиться парк 60-тилетия Октября и, немного правее, стадион. Интересно посмотреть, что сделали с этим огромным, большей частью металлическим, сооружением здешние шутники. Может отремонтировали наконец?

Снова хрущевки, снова эти отвратительные баобабы, посередине двора — двухэтажный детский сад. Краем глаза заметил движение в пустом проеме второго этажа. Повернулся, вскинул ствол. Показалось?

— Ты видел? — останавливаясь, хрипло спросил Леший.

— Вроде в садике на втором мелькнуло что-то, — ответил я.

— Лицо там мелькнуло. Белое, с темными пятнами вместо глаз, — голос Лехи было не узнать. Я еще ни разу не видел, чтобы ему было так страшно. — Пошли быстрей, а то сейчас прямо тут кирпичей наложу! Что за место дурное, епта! Лучше бы уж прыгнул кто-нибудь…