Аквариум

Метаморфозы пространства коснулись и окрестностей нашего убежища. Сарай, к счастью, не исчез. Зато пропала наша забавная кривая лесенка. На ее месте теперь бурлил быстрый поток какой-то мутной, отвратительно пахнущей жидкости, фонтаном бьющий прямо из-под земли наверху склона. Этот вонючий ручей, шириной метров десять, весело струился вниз, пересекал Речной проспект и, почему-то не растекаясь в стороны, ровной лентой бежал мимо пивзавода и впадал в Реку. В месте слияния двух жидких субстанций клубился пар, что-то шипело и посверкивало. Мы кидали издалека в этот поток различные предметы, и их последующая судьба ясно подсказывала нам, что подходить к объекту ни в коем случае не следовало. Это было не очень хорошо, так как нижний путь к южной части набережной, которым я, кстати, шел в тот памятный день на Речвокзал, был для нас полностью отрезан.

А справа от пивзавода располагалась городская ГРЭС. Ее три высоченные красно-белые трубы в любое время года, и зимой, и летом, естественно в Том мире, здесь то времен года как таковых не существовало, извергали из себя белые клубы пара, обогревая весь Город. В этом мире, пара не было, зато само предприятие выглядело также как раньше. Посерело конечно, поблекло, но с виду не изменилось. Но после очередного периода труб у ГРЭС стало больше. Появились новые темно-синие трубы четырехпалубного пассажирского теплохода «Хирург Разумовский», насаженного прямо на старые. Словно огромный макет корабля, покоящийся на трех вертикальных штырях. Насажен этот представитель речного пароходства был немного криво, с уклоном к корме, и напоминал застывший в воздухе тонущий Титаник. Судя по флагу, числился он в городе Перми, и было непонятно зачем он заплыл в акваторию другой реки так далеко от порта приписки и залез на нашу электростанцию. Выглядело забавно и абсурдно…

Губернская Дума, кстати, снова оказалась на своем законном месте, а вот цирк, некоторое время ее замещавший, нам так и не вернули. Вместо него все также торчали в разные стороны кривые бетонные конструкции неизвестного происхождения, разве что разрослись еще больше в разные стороны метров на двадцать.

Вот такие веселые перемены произошли в нашем итак нескучном существовании за последние месяцы. Осталось упомянуть о последнем, четвертом пункте. Самом неприятном.

Люди начали стрелять в людей…

В принципе, ничего удивительного в этом не было. Человек с самого начала своего существования всегда пытался укокошить как можно больше своих собратьев. Сначала били друг друга по голове палками, а потом стали кидаться ядерными боеголовками…

Но в этом мертвом мире людей было мало. Группы или кланы, человек по десять-двадцать, были разбросаны по всей территории Города и имели свои «охотничьи угодья», в которые входили несколько прилегающих к убежищам кварталов и неизменная Шестерочка, а то и две. Местом пересечения был Рынок, где торговали, делились полезной информацией и иногда встречались со знакомыми людьми из других группировок. Словно первобытные племена каких-нибудь троглодитов, поделившие между собой безбрежные просторы древних равнин, занимались собирательством, иногда торгуя друг с другом. Поначалу, объединенные стремлением выжить, люди пытались организовать что-то типа общества или крупной сильной группировки, создать, так сказать, островок порядка в безбрежном хаосе. Но, судя по всему, такие действия не вписывались в концепцию местного бытия, потому что, как только собиралась относительно многочисленная, где-то более тридцати человек, компания, имевшая надежное укрытие и мощный огневой потенциал, так тут же с ними случалось что-нибудь плохое. В лучшем случае выживали человек пять. Так что, несколько раз попробовали объединиться, несколько раз получили по голове, и в итоге, уловили посыл. Не нравятся здешним хозяевам, буде таковые имеются, многочисленные сборища. Прямо как нашей родной российской власти. Сидите в бункере вдесятером — сидите спокойно, по мере возможности. Собралось больше тридцати — высылаем ОМОН разгонять толпу. А омоновцы тут страшные, не дубинками и брандспойтами работают. Все больше зубами…

До поры до времени всем было удобно. Продуктов в магазинах появляется много и часто, за два раза все не унесешь. Поэтому даже если случайно какая-то команда забредала не в свой магазин и натыкалась там на хозяев, никакого конфликта не происходило. Даже наоборот, людям было интересно видеть новые, не набившие оскомину лица, рассказать что-нибудь, самим послушать. Ну пропустили период, лоханулись. Бывает… Берите пока у нас, потом, может мы у вас затаримся…

«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!» Не жизнь, а сплошной вудсток…

Теперь все изменилось. Все существовали в условиях жесткой экономии. Запасов не было. Пропустить смену периодов, означало умереть от голода. На рынке рассказывали, что некоторые группы во время Великой Паузы, которая длилась больше двух месяцев, докатились до каннибализма. И очень быстро установилась новая внешнеполитическая тенденция: видишь чужих на своей территории или, еще хуже, около СВОЕГО магазина — сразу стреляй. У нас все сходились во мнении, что уже не за горами вооруженные налеты на соседей с целью их уничтожения и захвата территории и ресурсов. Если, конечно, ситуация не изменится к лучшему. Хотя к лучшему тут ничего никогда не менялось. Разве вот только я… Да еще и неизвестно — к лучшему ли?

Резко ужесточившиеся условия существования не могли не сказаться на составе нашей команды. Помимо Сереги, мы потеряли дядю Мишу, Валуев лишился левой руки, а почти все остальные, включая меня, обзавелись новыми шрамами и жуткими воспоминаниями.

Валуеву откусила кисть Горгулья, когда мы втроем, я, Леший и он, возвращались очередной раз пустые из нашей Шестерки. Налетела она так стремительно, что даже Леший почуял ее в последний момент, успев только оттолкнуть меня и, прыгая в сторону, выстрелить наугад чуть ли не за спину. Все-таки попал, сбил прицел хищнице, и вместо шеи она вцепилась Валуеву в руку. Дернула два раза головой, оторвала ладонь до запястья и, получив в висок огромным кулаком правой руки орущего от боли великана, откатилась ко мне. Добивал ее я один, сначала саданул в грудь из ружья, а потом зарубил визжащее, брызжущее кровью и бьющее по земле крыльями чудовище топором до состояния мясной витрины. Здесь ляжка, это окорок, тут шейка, а там, вообще, не пойми чего…

В это время Леший подбежал к катающемуся по земле Валуеву и, прижав его поврежденную руку к тротуару, ничтоже сумняшеся, рубанул по ней топором чуть выше локтя, с одного раза перебив и ткани, и кости, так что топор вонзился в асфальт. Кое как перемотали обрубок жгутом, добежали до Сарая, и уже там бледная и охающая Света оперативно обработала рану и прижгла бальзамом.

Валуев сидел в карантине неделю. Борода каждую ночь назначал дежурного, который бодрствовал рядом на стуле и держал ружье наготове. Но, ничего, пронесло. Культя заживала долго, но ни в какого кадавра Валуев не превратился…

Дяде Мише же так не повезло. Лешего в нужный момент рядом не оказалось. Были только Борода и Бабушка. Шли на Рынок менять казенные сапоги на порох. Все было нормально. Осторожно поднимались по Базарной, когда Бабушка увидел метрах в ста пятидесяти Урода, вылезающего из окна какой-то хрущевки. Четко и оперативно спрятались за ближайший угол, перекрестились — вроде не заметил, а потом глядь, а дяди Миши то рядом нет… Выглянули — Урод и ухом не повел, все там же ковыряется, а улица пустая. Нету дяди Миши и все… Только ружье его лежит. Ждали, искали почти до темноты. На рынок естественно не пошли, вернулись в Сарай, еле успели. В течение следующей недели ходили в сторону Рынка разными двойками каждый день. Безрезультатно. Ни слуху, ни духу. Борода сгоряча решил, что кинул нас парень, к кому другому переметнулся. Где жизнь полегче и хлеб с маслом. Матерился, шипел. Бабушка, однако, командира не поддерживал. Утверждал, что не мог дядя Миша сам так тихо слинять и, вообще, не тот он человек, чтобы… Дальше шла настолько блатная феня, что никто не понимал детали, но общий смысл был ясен. Да и остальные тоже не верили в такое кидалово…