Аквариум

Но ночью мы не ходим. Ночью мы под землей сидим. И правильно…

15: 10. Пора спускаться. Мужики, наверное, уже похоронили. Сейчас уйдут еще — догоняй потом. Осторожно проскользнул внутрь здания, на этот раз аккуратно перешагнув порог. Закрыл дверь на кровлю, прислушался. Было тихо. Лифт не работал. Все по квартирам сидят. Телек смотрят. Вышел на лоджию, глянул вниз во двор. Никого. Интересно — видят они меня сейчас? На всякий случай помахал рукой и начал спускаться по лестнице. Шел быстрее, чем поднимался, но все также тихо. Мысли об увиденном с крыши настойчиво стучались в голову, но я все более и более уверенно заворачивал их назад. Меня нет. Есть Егор, который идет по лестнице, и к которому я не имею никакого отношения.

Вспомнился один дебиловатый психотерапевт, которого я в свое время посещал. Денег за сеанс он брал немало, рецепты выписывал щедро, а вот терапию свою явно сильно переоценивал. Так вот, в течение месяца он подготавливал меня к некоему откровению, после которого все мои страхи и депрессия уйдут без следа. На второй месяц, когда у меня тупо стали кончаться деньги, я как бы намекнул ему, что пора прекращать рассказывать мне разные истории из своей практики, а уже заняться непосредственно мной. И тогда очень торжественно он объяснил мне, что секрет проще пареной репы. Надо взять и переключить восприятие самого себя с первого на третье лицо. Тогда начинают работать какие-то другие участки мозга, и эмоции, соответственно, тоже работают по-другому. На практике он это описывал следующим образом. Мысленно вешаешь справа вверху своего поля зрения экранчик, типа как зеркало заднего вида в автомобиле, и смотришь на себя через него. Причем виртуальная камера, которая транслирует твое изображение на экран, должна висеть непременно чуть выше и сзади правого плеча, и никак иначе. Короче я мысленно послал его на хер и больше к нему не ходил. Экранчик, конечно пытался представить, иногда даже вроде как получалось, но стоило моим эмоциям хоть чуть-чуть зашкалить, а происходило это чаще, чем не происходило, как этот экранчик разбивался вдребезги, и я трясся от страха в своем привычном первом лице. И вот сейчас, в форме пожарного, с ружьем наперевес, спускаясь по лестнице, ирреального дома, в котором нет людей, но кто-то катается на лифтах, дома, стоящего посреди ирреального города, где по стенам домов ползают люди-пауки, города, находящегося в ирреальном мире, о котором вообще никто ничего не знает, я подумал, что совет того доктора не был лишен здравого смысла. Но заработала эта схема только здесь после нескольких жестоких откровений, преподнесенных мне жизнью. А здравым смыслом в этом мире и не пахло. Следовательно, таким психотерапевтам здесь самое место. Это он сейчас должен спускаться по этой гребанной лестнице в этой гребанной форме, а не я. Ах, как несправедлива судьба…

Дойдя до дверей на переходную лоджию девятого этажа, я вдруг остановился. Точнее остановился Егор, на которого я смотрел через камеру над его правым плечом. Этот Егор каким-то образом почувствовал, что в окружающем пространстве, что-то неуловимо изменилось. Это пространство стало намного более враждебным и злым. Я счел за лучшее воссоединиться со своим третьим лицом в одно целое, так как оно, третье лицо, явно лучше ориентировалось в обстановке. Как только произошло это виртуальное воссоединение, примерно двумя этажами ниже хлопнула дверь лестничной клетки, и я услышал частый, быстро приближающийся топот и сиплое прерывистое дыхание. Я вскинул ружье, едва успев упереть приклад в плечо, а по нижнему маршу уже мчалось что-то черное и рычащее. Оно развернулось на межэтажной площадке, увидело меня, на какую-то долю секунды застыло, позволяя мне зафиксировать образ, и прыгнуло. Человекоподобный, на голову ниже меня, но в полтора раза шире в плечах, мускулистый силуэт, покрытый черными, жесткими то ли волосами то ли иглами. Морда тоже черная, как будто обожженная, выделяются только белые с красными зрачками глаза на выкате и здоровенные клыки, торчащие из выпирающей вперед нижней челюсти. Вместо носа — гниющее отверстие. Видимо, тот самый — Волосатый.

Он прыгнул, я выстрелил. Руки не дрожали, целился в центр массы, то есть примерно в солнечное сплетение. Однако этот злобный гражданин каким-то образом выгнулся в полете так, что заряд прошел по касательной, не причинив ему видимого ущерба, а только немного затормозив прыжок. Так что приземлился он ступеней на пять ниже, чем хотел, но тут же снова прыгнул. Напористый. Упрямый. Я успел выставить вперед обе руки с ружьем и упереться ногами, когда меня, словно поездом, сшибла мощнейшая двойка — один справа в голову, второй снизу в область сердца. Если бы я не подготовился к атаке, наверное, летел бы сейчас, кувыркаясь через весь двор к соседнему зданию. А так, первый удар более-менее смягчил громко треснувший шлем, оставив только звон в ушах, а второй удар в грудь не прошел полностью из-за выставленного ружья. Но и этого хватило, чтобы я, выпустив карабин, вылетел на лоджию, со звоном выломав спиной двери, открывающиеся внутрь, и ударился позвоночником об ограждение. На долю секунды я выпал из реальности от боли. И тут, как я потом понял, мне сильно повезло. Пока я плавал в нокауте, Волосатый мог успеть раза три оторвать мне голову или что-нибудь еще. Но его приостановили выбитые моей спиной двери. Армированные стекла разлетелись вдребезги, но сами деревянные полотна удержались в верхних петлях и Волосатый ударившись о них был, видимо был немного дезориентирован, поэтому мне хватило времени откатиться, прежде чем в место, где только что находилось мое тело, последовал страшный удар двумя мохнатыми ногами. И тут мне повезло второй раз подряд. Его левая нога пробила ограждение, выбив пару кирпичей, и застряла. Волосатый неистово дернулся ко мне, нога хрустнула, но не освободилась. Пока он орал от боли, я выдернул из-за спины топор и, размахнувшись посильней, вогнал тяжеленный и острый кусок металла ему в правую часть шеи. Смачно хлюпнуло, хрустнуло, вопль стал на октаву тоньше, а топор застрял и выскользнул из моих рук. Волосатый с топором, глубоко сидящем в шее, орал, размахивал когтями, головой и пытался выдернуть ногу из дыры, а я бегал вокруг него и, уворачиваясь от когтей, старался выдернуть топор. Мы достигли своих целей одновременно. Он с диким ревом освободил сломанную конечность, а я молча освободил топор. Из шеи Волосатого ударил фонтан чего-то черного и смрадного, залив мне куртку и щиток. Он бросился на меня, но его подвела нога, я пытался увернуться, но из-за грязного щитка не разглядел толком движения противника, поэтому мы, как два инвалида, столкнулись плечами и упали рядом друг с другом. Однако, эта сволочь успела выбросить в мою сторону руку, стараясь скорее не ударить, а разорвать плоть. Но термостойкая ткань, треснув несколькими слоями, выдержала этот выпад, до кожи когти не добрались, но синяки точно будут. Я опять откатился, встал, оторвал треснувший и грязный щиток, поднял топор наизготовку. Волосатый тоже встал и, рыча, уставился на меня своими красными зенками. Нога торчит в сторону, из шеи хлещет кровь или что-то типа нее, а ему по барабану! Живучий, падла! Присел, готовится прыгнуть. Лучшая защита — это нападение, — так, по-моему, говорил какой-то Суворов или Рокоссовский. Поэтому я, недолго думая, почти без замаха швырнул топор в голову противника. Топоры я кидать не умел, но Волосатый об этом не знал. Зато он знал, что топор может вонзиться в шею и будет не очень приятно, например так, как ему сейчас, а может даже хуже. Поэтому он всеми силами попытался от этого страшного топора увернуться, в то время как я, пригнувшись, подбежал к нему и, крепко обняв за ноги, приподнял тяжеленную тушу и каким-то запредельным усилием перекинул ее за парапет. Короткий вопль, хрустящий, сочный шлепок и все! Фаталити! Майор Макаров винс!

Я перегнулся через парапет, посмотрел вниз. А нет, не винс! Тварь с неестественно выгнутой спиной, оставляя на асфальте черный широкий след, ползла к двери в подъезд. Когда ж ты сдохнешь, сука?!