Грешник

Единственное, что я пронес с собой сквозь вечность истязаний, это память о своем последнем вздохе. Горячая ванна, словно наполненная томатным соком, бледно-зеленый кафель стен и мертвенно-бледные пальцы ног, выглядывающие из багровой воды. Именно эта картина оказалась настолько глубоко высечена в моем сознании, что ее не смогли вытравить даже изобретательные прислужники Сатаны. Хотя, быть может, мне, как самоубийце, полагалось до конца времен помнить и осознавать, за какой грех я был наказан? Этого я не узнал спустя неисчислимые годы посмертия. Тут никто не вел для нас богословских лекций, и многие так и не узнавали ничего о своих прижизненных ошибках.

И, видимо, никогда уже не узнают…

Все отвлеченные мысли выветрились из головы, когда наперерез мне метнулся чей-то смазанный силуэт. Я инстинктивно успел расслабить ноги, отчего мгновенно потерял равновесие и совсем неграциозно шлепнулся на землю. По инерции меня пронесло кубарем метра полтора. Острые камни и небо несколько раз поменялись местами, прежде чем я улучил удачный момент в этом казавшимся бесконтрольным со стороны падении. На очередном витке своего экстренного торможения, я напрягся, чтобы придать своему телу нужный импульс, и в следующую секунду меня уже воздело на ноги. Весь этот маневр занял у меня времени меньше, чем то мгновение, которое разделяет два удара сердца. А все потому, что за столь длительное и активное время пребывания в аду я научился поистине виртуозно управляться со своим телом в пространстве. Без преувеличения скажу, что за сотни лет подобных истребительных схваток и побегов от демонов, мне удалось обрести грацию и ловкость куницы, которая не снилась многим грешникам, с которыми меня сводила судьба.

Оказавшись на ногах, я моментально оценил внешний вид своего противника и расстояние до него, с тревогой отметив неимоверно теплое чувство, которое начало зарождаться где-то области груди. Меня нагнала страждущая душа в облике женщины средних лет. У нее были открытые и располагающие глаза, обрамленные сеточкой мелких морщинок, и подернувшиеся сединой длинные волосы, собранные в тугой пучок. Весь ее вид вызывал во мне самые приятные и сладкие воспоминания. Уют. Нежность. Материнская ласка. Тепло ее объятий.

Мне остро захотелось кинуться ей на шею и раствориться без остатка в ее любви, спрятавшись за ней, как за каменной стеной от всего этого кошмара, что меня окружает. Однако я уже прекрасно усвоил, что все это абсолютная и беспросветная ложь. Жестокий обман, который обитатели Преисподней навязывают мне своей мерзкой магией. Поэтому я безжалостно подавил в себе этот не только неуместный, но и опасный порыв, и приготовился к драке, по-волчьи выгнув спину и опустив голову. Перед собой я выставил руки с растопыренными пальцами и слегка согнул колени, чтобы иметь возможность мгновенно бросить свое тело в стремительный прыжок.

Узри мою нынешнюю стойку какой-нибудь бывалый чемпион по контактным видам спорта, он бы рухнул там, где стоял, хватаясь за живот от смеха. Ему она наверняка показалась бы невероятно нелепой и глупой, однако именно в такой дурацкой защитной позиции я мог предвосхитить практически любую атаку. Порой мне даже удавалось в таком положении устоять и против демонов, которые выходили поразмять на нас свои когти и крылья. Пусть недолго, но все же. Можно сказать, что это был мой собственный стиль, за создание которого я платил тысячами своих смертей и долгими веками истязаний.

— Родной, почему ты от меня убегаешь? — Голос незнакомки был женственным и низким, отзываясь приятной дрожью во всем теле. Желание кинуться в ее объятья стало еще сильнее, но я держался изо всех сил. — Иди ко мне, мой хороший! Пошли скорее домой, я приготовлю тебе что-нибудь вкусненькое!

Дама сделала шаг по направлению ко мне, призывно протянув раскрытую ладонь, словно приглашала меня вложить свою руку. Я сделал вид, что засомневался, и она тут же попыталась закрепить свой мнимый успех.

— Ты что, боишься меня, глупыш? Перестань, ты же знаешь, что я всегда буду тебя защищать…

Женщина сделала еще один шаг вперед, расплываясь в убийственно сочувствующей и всепрощающей улыбке, и я тут же ринулся ей навстречу. Ее глаза удивленно расширились, когда вместо того чтобы распластаться у нее на груди, обхватывая талию руками в жесте любящего сына, я с разбегу впечатал свой лоб ей в переносицу. Раздался неприятный хруст. Незнакомка потеряла равновесие и упала навзничь, глупо схватившись ладонями за лицо, вместо того чтобы пытать защититься от моих следующих атак.

Где-то в глубине моего сознания внутренний протест поднялся настоящим цунами, сметая все преграды на своем пути. Он набатом стучал в висках, вопя раненной белугой: «Стой! Прекрати! Это неправильно! Она твоя мать!» И мне стоило больших усилий убедить себя в ошибочности этих мыслей. Будьте вы прокляты, мерзкие демоны со своими играми!

Жестко подавив демарш своей обманутой совести, которая всеми силами пыталась взывать ко мне, я переступил через упавшую противницу, попутно подцепив носком босой ногой с земли заостренный камень. Отработанным до обезьяньей проворности движением я подбросил его вверх и так же ловко поймал в ладонь. Не позволяя себе замешкаться ни на секунду, пока внушенные приспешниками Дьявола чувства не взяли надо мной верх, я с размаху швырнул свой снаряд, метя поверженной даме в висок. Поступить иначе я не мог, ведь эта грешница оказалась слишком настырной. Она уже дважды каким-то образом нагоняла меня и находила в бурном водовороте гремящего повсюду безумия. И у меня не было сомнений, что она сумела бы сделать это снова. Например, когда я мог вступить в схватку с кем-нибудь еще. Так что ее следовало отправить на новый круг ради моего же спокойствия.

Параллельно с раздавшимся хрустом пробитого черепа сердце пропустило несколько ударов и тоскливо завыло от щемящей боли. Чувство потери любимого человека яростно рвануло мою грешную душу, словно клыки Цербера, но я заставил себя двигаться дальше и не оборачиваться. «Это. Все. Ложь», — читал я себе как мантру, перешагивая через окровавленное тело. — «Это неправда, и ты прекрасно это знаешь. За столько времени в аду, пора бы уже и освоиться». Но вот именно освоиться здесь не получалось. Каждый новый круг, который некоторые грешники именовали «день» или «виток», демоны находили новые чувствительные струны наших душ, за которые увлеченно дергали, наслаждаясь нашими страданиями. К такому просто невозможно было привыкнуть, потому что ты не имел и малейшего понятия, куда отродья бездны ударят в следующий раз.

Пытаясь отгонять от себя мрачные мысли и грудью разбивать каждый новый порыв душевной скорби, я продолжал поиски места, где можно было бы ненадолго спрятаться. Разразившийся вокруг кровавый хаос не будет утихать еще долго, и в моих интересах попытаться от него скрыться подальше и поглубже. Выйти победителем в этом убийственном безумии и получать жалкую, но столь желанную награду я даже не надеялся. За все время моего нахождения в аду такое удалось мне лишь несколько раз. Блаженное бездействие… его удостаивается только последний выживший грешник.

Помню те прекрасные минуты, когда я валялся на спине, раскинув руки, а мое тело утопало в густо напитавшейся кровью земле. Во время того испытания умерли все, кроме меня, и за это Нечистые Хозяева позволили мне немного побыть наедине с самим собой.

Это было столь прекрасно, что даже одни только воспоминания об этом выжимали слезы из моих невыразительных мертвых глаз. В кои-то веки я ни от кого не бежал, ни на кого не нападал, не защищался, не вгрызался в чужую плоть зубами, не стонал, стиснув челюсти, борясь с демоническими наваждениями. Я просто лежал и смотрел в иллюзорное небо того мира, который для нас сотворила магия баронов ада. Оно было прекрасно и безмятежно, словно не видело всех тех ужасов, которые творили мы с остальными грешниками прямо под его куполом. И эти короткие моменты стали единственными просветами, в этом вечном ужасе. Как же хотелось еще хоть на миг ощутить это неземное чувство покоя…