Страница 5 из 90
– Кто бы мог подумать, что когда-то здесь будет так тихо, словно само время остановилось на какое-то мгновенье, оставив лишь пустоту.
– Дорогая Долорес, я больше чем уверен, что скоро наступит то время, когда на кухне будет снова толпиться уйма народу, а какой-нибудь безумный пациент начнет забрасывать едой своих товарищей. – Подбодрил её профессор.
– Вы так думаете? Честно признаться, мне не хватает здесь живого общения и, порой, я скучаю по тем небольшими инцидентам, которые были раньше. Уже никто не забрасывает стены картошкой и не бросается горошком в санитаров. У вас хотя бы есть Август, у Вильгельма – Готфрид, а у меня лишь кастрюли да поварешки.
– Мне кажется, что скоро нам скучать, совсем не придется. Война только закончилась, еще не всех солдат выпустили из казарм. Многие возвращаются домой уже не теми людьми, которыми были когда-то. Им всем рано или поздно понадобиться помощь доктора. Ну а тем, кому не смогли помочь городские поликлиники, бросят сюда на произвол судьбы. Возможно, областной госпиталь перешлет немного врачей, медсестер и санитаров, и глядишь, жизнь потихоньку наладится. Такое большое здание не будет проставить слишком долго.
Долрес уверено кивнула, словно слова доктора подарили ей небольшую надежду, и принялась рассказывать о планах на ужин. Профессор и Август заверили, что придут в таком же составе, и, поблагодарив за обед, отправились в кабинет, где продолжили работать до самого вечера. Они долго просидели над разделом, который был посвящен психопатологии, но так и не смогли составить четкую структуру из-за небольшого количества работ ученых по этой теме. Большую часть текста доктору Фитцрою пришлось писать самому, используя опыт и личные наблюдения.
К семи вечера, когда солнце уже значительно склонилось к горизонту и стало отбрасывать кроваво-красные лучи, какие бывают только после дождя, профессор сделал второй за день обход пациентов, положительно отметив, что все подносы с едой были пустыми. На этот раз он взял с собой стетоскоп и сфигмоманометр. Ему пришлось потратить немало времени, чтобы убедить Пациента №1 хотя бы сесть на кровати, дабы послушать его легкие и измерить давление. Спустя почти полчаса уговоров, доктор просто обижено отвернулся и уставился в решетчатое окно, наслаждаясь закатом. Эффект произвел свое действие; пациент, словно ребенок, который чем-то обидел родителя, покорно сел на кровать, свесив ноги. Сделав свое дело, профессор успешно осмотрел оставшихся двух пациентов, подольше задержавшись у последнего. Бедняга был до сих пор дико напуган и даже то успокоительное, которое ему подмешивал в питье, не давало положенный эффект. Профессор отметил его учащенный пульс и слегка повышенное давление, что быстро занес в журнал. Он пытался поговорить с ним, чтобы разрядить обстановку и как-то подбодрить парня, но тот лишь смотрел в пустоту, периодически сотрясаясь всем телом.
Уже собравшись уходить, доктор Фитцрой обнаружил маленький кусочек железа, который валялся на полу. Взяв его в руки, он огляделся по сторонам и обнаружил, что тот был отломан от ножки кровати, которую медленно съедала ржавчина. Профессор механически сунул его в карман, но потом его взгляд упал на железный каркас кровати, где неуклюже было нацарапано слово «помощь». Доктор знал, что все кровати были покрашены еще в марте, с тех пор в этих палатах никто не жил, а значит, надпись мог оставить только пациент.
Карл Фитцрой серьезно посмотрел на парня, и произнес совершенно спокойным голосом, указывая на надпись:
– Это ты сделал? Не бойся, тебе не причинят за это вреда.
Пациент №3 легонько кивнул, глядя на профессора.
– Может быть, ты хочешь, чтобы я принес тебе бумагу и карандаш, тогда ты бы мог написать, чем бы я мог тебе помочь?
Снова легкий кивок.
– Отлично, тогда постарайся успокоиться и поспать эту ночь. Завтра я принесу необходимые материалы.
Пациент не проявил больше никаких эмоций, а потому доктор просто вышел из комнаты, заперев за собой дверь. Он пожелал спокойной ночи санитарам, и отправился в свой кабинет, чтобы забрать вещи.
Август уже собирался уходить, но профессор прикрыл поплотнее дверь, и чуть не прыгая от радости, быстро произнес:
– Удалось наладить небольшой контакт с третьим пациентом!
– Не может быть, – Август не скрывал удивления, – что он вам сказал?
– Пока что ничего. Он лишь смог нацарапать на кровати одно единственное слово «помощь», а когда я спросил у него, не принести ли ему бумагу и карандаш для выражения своих мыслей, он согласился.
– Великолепно! Первый контакт установлен!
– Да, для меня неожиданно, что это случилось так быстро, и мы практически ничего для этого не сделали! Обычно период акклиматизации длиться намного дольше, но, возможно, что этот молодой парень просто пострадал чуть меньше, чем остальные. Его мозг оказался устойчивее!
Профессор быстро сделал записи в медицинском журнале, и вместе с Августом покинул кабинет, заперев его на ключ.
– Тебя подвести? – поинтересовался профессор, когда они спускались по лестнице.
– Нет, большое спасибо, вы же знаете, что я люблю разминать ноги после долгого сиденья.
– Я очень рад, что ты начал заниматься активным образом жизни.
– Да, и велосипед заодно приобрел. Отсюда до деревни добрых шесть километров. Думаю, что такая разминка два раза в день пойдет только на пользу моему организму.
Они вышли на просторную площадку перед клиникой, которая была посыпана мелким гравием, обогнули фонтан с тремя херувимами, сделанными из белого мрамора. У каждого из них в руках была труба, которая была развернута по трем направлениям – запад, восток и юг. К несчастью композиция пришла в запустение, а мраморные скульптуры покрылись мхом и черными пятнами. Когда-то за ними ухаживали садовники, но теперь композиция пришла в ужасающие запустение. Профессор еще раз выразил про себя восхищения столько ярким памятником архитектурного искусства и, в который раз пообещал самому себе отреставрировать фонтан и снова запустить в него чистую воду.
Они медленно подошли к крытому шифером навесу, где когда-то спасались от дождя конные экипажи, а теперь он превратился в стоянку для машин. Август аккуратно вывез свой небольшой велосипед на дорожку и, махнув профессору на прощание, поехал по дороге в сторону деревни. Тем времен Карл Фитцрой подошел к своему старому черному автомобилю марки «Вагенгруппэ» и снял с него светло-коричневое покрывало, которое было еще влажным после вчерашнего дождя. Этот автомобиль служил ему почти десять лет, и он ласково называл его «Старый друг», словно он был его настоящим конем. Издав пару кряхтящих звуков, двигатель успешно завелся, и машина плавно покатила по гравию, который тихо шуршал под резиновыми шинами.
У черных кованых ворот он притормозил и кивнул сторожу Хоппу. Это был невысокий мужчина, пятидесяти пяти лет, который всегда носил одну и ту же серую кепку, потертую клетчатую рубашку и застиранные светлые брюки, из-под которых выглядывали, словно два пса, пара черных ботинок, натертые свежим гуталином. В его небольшой коморке располагалась одноместная кровать, печка, стол, пара стульев и ружье, заряженное солью. Единственное окно выходило прямо на крыльцо лечебницы. Хопп неохотно вскочил с места, кивнул профессору и открыл ворота, в которые тут же промчался Август.
– До завтра, доктор! – Крикнул ему хриплым голосом Хопп, после чего подождал пока проедет машина профессора, а затем закрыл за ним ворота.
Он быстро обогнал Августа, посигналив ему гудком. В ответ велосипедист радостно помахал ему рукой. Дорога была влажной и чистой. Слева тянулась бесконечная россыпь вспаханных полей, на которых росли кукуруза, подсолнух, пшеница и рожь. Иногда попадались мелкие фермы, где на пастбищах паслись козы и коровы, а на полях всходил первый урожай. Миновав фермерские угодья, профессор выехал на мягкую лесистую дорогу, где земля была перемешена с песком. Иногда среди череды деревьев можно было мимолетом разглядеть зайца, белку или лисицу. Лесные птицы плавно порхали с одной вековой сосны на другую, разнося свою песню. Доктор открыл окошко на дверце, чтобы в салон зашел холодный запах иголок и древесной смолы, сдобренный свежестью прошедшего дождя.