Страница 25 из 90
Профессор вдохнул запах старых воспоминаний, которые перенесли его на несколько десятилетий назад, после чего открыл страницу сто тридцать два, где приводился перечень знаков различия императорской армии. Взяв в правую руку листок, он начал тщательного сверять рисунок с эмблемами на каждой странице, а тем временем Август, сгорая от любопытства, выглядывал из-за своего стола, чуть не опрокинув фарфоровую чашку. После пяти минут напряженной тишины, профессор одобрительно воскликнул и подозвал к себе своего ассистента.
– Как ты думаешь, эти два изображения похожи? – интригующе спросил он.
Август уставился на цветную эмблему в энциклопедии, где был изображен щит с красной полоской наверху, который пересекала винтовка со свисающим ремешком. Потом снова посмотрел на рисунок пациента, почесал затылок, и наконец-то, заключил:
– Клянусь Богом, да ведь они похожи!
– Верно, – совершенно спокойно отозвался Карл Фитцрой, – это эмблема Первой гвардии, – достаточно престижного военного формирования, которое восходит своими корнями к первым вооруженным солдатам, согласившимся поддержать императора Ульриха, когда против него первое началось Первое крестьянское восстание, подержанное баронами. Наряду с личной гвардией императора и телохранителями его Величества, Первая гвардия считается одной из старейших в стране и основной опорой, поддерживающей безграничную власть монарха.
– То есть, вы хотите сказать, что нам достались не просто обычные пехотинцы, которых бросают на убой в первом же сражении, а бойцы элитной гвардии страны?
– Именно, дорогой мой, если мы все правильно с тобой поняли.
– Но что же с ними такое произошло? Не думаю, что они несли службу на передовой, такие войска обычно осуществляют диверсионную деятельность в тылу врага или выполняет специализированные военные операции.
– Ты совершенно прав! Такой элитой не разбрасываются просто так. Еще я помню, что части Первой гвардии всегда стояли позади основных войск, защищая особо важные города или транспортные узлы. Неужели бы их засунули к нам? Что-то здесь не сходиться.
– Но подождите, все легко объясняется! Их же нашли без верхней одежды, документов, да вдобавок ко всему невменяемыми! Потому и засунули к нам, как обычных солдат. Ведь до сих пор никто так и не знает, кто они такие и откуда взялись.
Профессор согласился с доводами Августа, но его все еще терзали сомнения. «Необходимо окончательно убедиться». Доктор вскочил со стула вместе с раскрытой книгой и быстрым шагом направился к двери.
– Нам нужно навестить третьего пациента немедленно! – бросил он, выходя из кабинета.
С нетерпением подождав, пока санитары передадут ему ключи, и откроется дверь, профессор влетел в узкое помещение палаты, немного ошарашив даже самого пациента, который, чуть не отпрыгнул от решетчатого окна.
– Простите за вторжение. Не волнуйтесь, я доктор Карл Фитцрой. Мы с вами познакомились в воскресенье, надеюсь, вы помните меня. Мой ассистент передал мне рисунок, который вы сделали в понедельник и он смутно напомнил мне одну эмблему. Я хочу убедиться, что не ошибся в своих выводах.
Пациент все также молчал, уставившись на профессора, но уже немного успокоился, словно в его голове мелькнуло смутное воспоминание об этом человеке. Он мельком посмотрел в книгу на эмблему, на которую тыкал пальцем доктор, после чего лишь слегка кивнул головой.
– Что я говорил! – радостно воскликнул профессор, обращаясь к Августу.
Пациент принялся жестикулировать руками, силясь привлечь внимание обоих врачей, после чего протянул доктору листок, где были выведены цифры: «1-3-5-8-13». Профессор недоуменно на них уставился и снова обратился к пациенту:
– Что это? Что значат эти цифры?
Больной силился высказать какое-то слово, но что-то ему мешало, и получилось лишь несвязное мычание. Еще никогда доктор не видел такого сильного нарушения речи у пациента, и казалось, что какая-то невидимая преграда мешает ему правильно выговаривать слова. «Не мешало бы вызвать ему логопеда, – подумал он». Видя, что высказать свою речь членораздельно он все еще не может, пациент выхватил листок у доктора и подписал внизу: «Эти цифры крутятся у меня в голове. Больше ничего не могу вспомнить. Помогите».
Профессор и Август быстро пробежали глазами строки, после чего доктор усадил больного на кровать и присел на стул рядом с ним. Глядя ему прямо в глаза, он произнес:
– Хорошо, успокойтесь, не переживайте. Вы сегодня сделали слишком много, отдохните. Вам принести воды? – пациент отрицательно покачал головой. – Я понимаю, что это трудно, но пожалуйста, постарайтесь вспомнить, что с вами произошло. Это очень важно для последующего лечения. Хорошо? Договорились?
Пациент угрюмо кивнул, после чего лег на кровать, дав понять, что сегодня от него они больше ничего не добьются.
Тяжело вздохнув, профессор забрал листок с цифрами, и они с Августом вышли из палаты, заперев её на ключ.
– Что вы об этом думаете? – оживился Август, когда они шли по коридору к кабинету доктора.
– Все это весьма странно, хочу я тебе доложить. До сих пор не могу понять, что творится в его голове. Он не может вспомнить то, что с ним случилось, зато отлично помнит какой-то набор цифр, которые нам ничего не говорят.
– По крайне мере, он первый, кто пошел с нами на контакт. Другие, пока что, остаются в глубокой замкнутости. Радует только то, что едят они хорошо.
– Они все-таки солдаты, или когда-то ими были. Инстинкт самосохранения у них превыше любого психического расстройства, вот потому они и оставляют тарелки пустыми, потому что знают, что завтра еды уже может не быть.
– Вы думаете, они не понимают, где находятся, считая, что все еще остаются на фронте?
– Одному Богу известно, что творится в голове сумасшедшего, – устало вздохнул профессор, – нам же, приходиться распутывать этот клубок с самого начала.
Забрав в кабинете необходимые приспособления, профессор отправился проверить двух других пациентов. Переступив порог палаты блондина, доктор Фитцрой увидел, что пациент сидит на кровати и внимательно разглядывает свои пальцы, снова силясь что-то рассмотреть под ногтями. Он никак не отреагировал на приход посетителей, даже не оторвал глаз от своих рук.
– Добрый день, как вы сегодня поживаете? – начал старую песню профессор. – Чудесная погода! Правда, немного жарковато, как для меня. А что поделать? Ведь уже середина мая и скоро в свои права вступит лето, от этого никуда не уйдешь. – Пациент никак не реагировал на слова доктора, лишь мельком бросил равнодушный взгляд на него и Августа. – Я вот, допустим, не слишком люблю лето. Знаете, вся эта жара, которая буквально готова взять тебя за горло, пока ты не начнешь покрывать крупинками пота и тяжело дышать. Но с другой стороны, подобная погода весьма благоприятна для отдыха, скажем, где-нибудь на берегу Изумрудного моря или в лесу у озера. Не находите?
Вопрос повис в воздухе, и профессор обречено вздохнул и готов был уже попросить его руку для сфигмоманометра, но тут неожиданно пациент номер №1 оторвался от своих рук и посмотрел Карлу Фитцрою прямо в глаза. Его глаза были мутными, так что в них почти невозможно было рассмотреть зрачки, но вместе с тем во взгляде мелькнуло что-то осознанное, словно из глубины памяти вырвалась маленькая искра. Блондин раскрыл рот и четким голосом произнес несколько слов:
– С моими руками что-то не так. – Голос был слегка грубоватым, что никак не вязалось с его достаточно миловидной внешностью.
– Что вы имеете в виду? – профессор был изумлен уже второй раз за день и неосознанно пытался сунуть сфигмоманометр Августу, который находился от него слишком далеко, а потому руки поначалу просто тыкали в пустоту.
– Разве вы не замечаете, что с ними произошло нечто ужасное?
«О, Боже мой, только не шизофрения, – быстро подумал профессор».
– Я нахожу ваши руки абсолютно нормальными. – Доктор Фитцрой старался говорить, как можно более уверено и пытался ни чем не выдавать мелькнувшее чувство страха. – А что вы видите?