Страница 11 из 15
Сашка опустилась на стул, галантно предложенный ей Денисом Мясковским. Еще раз огляделась. Костя сидел у барной стойки, вполоборота к Сашке, уткнувшись в свой планшет. Перед ним на столе помещался одинокий картонный стакан из-под кофе.
– Рассказывай, – сказал Денис.
Она сцепила пальцы, почти как Стерх в аудитории:
– Я ничего не помню. Вошли на экзамен. Я открыла задание. Что-то начала делать – простое… Потом – все. Меня нет. Потом я снова есть, но через… почти пятнадцать лет после экзамена. Стою в квартире, где я выросла, перед дверью комнаты, а внутри… тоже я. Я чуть не писаюсь от страха. Она, по ходу, пугается еще больше. А я решаюсь ее присвоить – дурацкая идея, но… Я просто не смогла удержаться.
– Да, – пробормотал Денис. – Кто удержался бы.
– И как она? – жадно спросила Юля Гольдман. Сашка встретилась с ней глазами:
– В смысле?
– Та, другая ты, – Юля прерывисто вздохнула. – Я вот подумала… А как бы выглядела другая я. Без Института.
Юлины глаза на секунду затуманились, будто накрытые пленкой.
– У нее была нормальная жизнь, – тихо сказала Сашка, – такая… не то чтобы фонтан, а… жизнь, короче.
И она запнулась, не зная, что еще сказать и как не оскорбить ненароком погибшую Александру – чужую в общем-то женщину, к которой Сашка до сих пор испытывала больше страха, чем сочувствия.
Лиза добавила темп, беговая дорожка от натуги начала слегка повизгивать, кроссовки Лизы застучали, как сильный дождь по крыше.
– И что потом? – Денис прервал затянувшееся молчание.
– Потом… время выдает петлю, та женщина… Александра… она умирает…
Сашка опять запнулась, с досадой чувствуя, что говорит не то и не о том. Важнейший вопрос ждет ответа, а она развлекает их своими путаными воспоминаниями.
– Вы мне вот что скажите, – она заговорила напористо, будто переходя в наступление. – Что было на экзамене? Вы помните?
Они переглянулись.
– Задания, – коротко сказал Андрей.
– Просто задания, – подтвердила Юля. – Из тех, что мы делали раньше…
Показалось Сашке – или Юля отвела взгляд, будто желая спрятать недоговоренное?
– Но вы помните или нет?!
Они снова переглянулись. Денис нехотя кивнул и пожал плечами – дескать, помним, но вспоминать неохота.
– Мы просто вышли из зала, – примирительно сказала Аня Бочкова. – Со свидетельствами в руках… о сдаче экзамена, и с оценками. У всех четверки, у Коженникова и Павленко – пять, у Дениса тройбан…
Денис поморщился. Костя не отрывал глаз от экрана своего планшета – как будто Сашки здесь не было.
– …мы ничего не чувствовали, ни счастья, ничего, – продолжала Аня, будто отчитываясь. – Никто не видел, как другие сдавали, каждый думал только о себе. Вроде прошло часа полтора… мы выходим, а в холле только Стерх и Физрук, поздравляют, говорят, что теперь мы на другой базе, а холл тот же, лошадь эта со всадником… Но тебя и Женьки нету. А на доске объявлений висит ведомость с оценками, и у Женьки там выписана двойка, а у тебя вообще прочерк…
– Прочерк?!
– Стерх сказал, это считается, будто не сдала, – глухо проговорил Денис.
Сашка проглотила горькую слюну.
– Не думай, мы вовсе не плакали, – Лиза улыбалась как ни в чем не бывало. – После экзамена было чем заняться, зимние каникулы, танцы, пляски, лыжные курорты…
– А что сказал тебе Физрук? – снова заговорил Андрей. – Почему тебе поставили прочерк, а потом вернули на курс?
Сашка прикусила язык. Сообщить им про «убийцу реальности»? Это ничего не объяснит, наоборот, запутает, заморочит, увеличит напряжение… Или она все-таки может им доверять?
Она развела руками, честно пытаясь сформулировать не обидный и не очень туманный ответ, и вдруг замерла с открытым ртом. Поперхнулась:
– Слушайте, а если наш экзамен был много лет назад, то и второкурсники тоже… Они уже сдали? Тот курс, где Егор?
Показалось ли ей, что Костя вздрогнул?
– Если экзамен был в прошлом, – Сашка волновалась все больше, – от него остались, наверное, ведомости, документы… и мы точно можем узнать, кто из них сдал, а кто…
– Нет, – Андрей почесал кончик носа. – Им еще семестр кочевряжиться. Время не линейно, если ты не знала… Деньги-то забери, или мы их выкинем.
Сашка, сжав зубы, взяла конверт со стола, сунула во внутренний карман куртки. Почувствовала себя побирушкой.
Лиза наконец-то отключила тренажер, замедлила шаг, соскочила с ленты, не заботясь о том, чтобы выровнять дыхание. Ни капли пота не блестело на ее лбу, ни пятнышка влаги не проступило на тонкой спортивной куртке с длинными рукавами. То ли она в самом деле была живым манекеном, то ли «интенсивная физическая нагрузка», прописанная в расписании, сделала из Лизы олимпийскую чемпионку.
Она остановилась перед Сашкой, расточая запах спортивного дезодоранта:
– Покажи руку.
Сашка растерянно посмотрела на свои ладони. Лиза, выждав паузу, поддернула правый рукав: над сгибом локтя у нее темнела татуировка, округлый знак с реверса золотых монет Фарита Коженникова.
Сашка неуверенно огляделась – все смотрели не на Лизу, а на нее. Сашка, сглотнув, потянула рукав трикотажного свитера: ничего, естественно. Чистая кожа.
– Интересное кино, – сказала Лиза, сдвинув тонкие светлые брови. – Тебя не проштамповали, но ты на четвертом курсе. Самохина, как обычно, вечное исключение из правил.
– Я не набивалась, – Сашка рывком вернула рукав на место.
Лиза прищурилась:
– Коженников за тебя вписался, да?
На этот раз Костя дернулся так, что пустой стакан из-под кофе упал и покатился по полу. Сашка, оказывается, напрасно расслабилась: ее однокурсники играли в добрых и злых следователей, и роль злого, естественно, досталась Лизе.
– Фарит Георгиевич Коженников, – медленно сказала Сашка, глядя Лизе прямо в зрачки, – ясно дал понять, что за свою… услугу очень дорого с меня спросит. Вы все знаете, что это значит. От тебя он тоже не требовал невозможного, Лиза?
Блондинка изменилась в лице. Подняла средний палец характерным оскорбительным жестом, и Сашка вдруг увидела ее руку у самого лица – хотя Лиза стояла в пяти шагах от нее и не сдвинулась с места. Средний палец на немыслимо длинной руке Лизы превратился в костяной крюк, поддел ткань свитера на Сашкиной груди и рассек одежду, мимоходом коснувшись кожи. Сашка отпрыгнула; Лиза ухмыльнулась и вышла, не оборачиваясь.
Уютно булькала кофемашина. Где-то на улице Сакко и Ванцетти, далеко и глухо, просигналил автомобиль. В остальном было так тихо, словно Сашка явилась в морг, а не в студенческую общагу.
– Зря ты так, – рассудительно сказала Юля Гольдман. – Ты же знаешь, если Лизке напомнить, что с ней делал тогда Фарит, – она бесится…
– Я – зря? Это я?! – Сашка зажала ладонями порез на свитере, не то стесняясь, не то ожидая, что из прорехи вывалится сердце.
– Мы все сейчас ужасно нестабильны, – мягко проговорил Денис, оценивая Сашкину реакцию. – Стабилизация закончится перед летней сессией. Поэтому надо как-то щадить друг друга…
– А она меня щадит? – Сашка тяжело дышала. – Как она никого не убила до сих пор, с такими кунштюками?!
– За агрессию нам дают штрафные, – Андрей Коротков вздохнул. – Не жалуйся никому, пожалуйста. Не будешь?
Сашка хотела ответить что-то хлесткое, но в этот момент Костя поднялся, по-прежнему не глядя на нее:
– У меня есть нитки и иголка. Надо зашить, пока дальше не расползлось. Идем.
В его комнате было непривычно чисто. Разительная перемена – в прежней общаге у парней только что не носки в кастрюлях плавали. Костя сидел на краю аккуратно застеленной кровати, Сашка – на офисном стуле у стола. Над столом висела доска, чисто вытертая, на полке рядом лежали цветные маркеры, и Сашка отводила от них взгляд, как от инструментов из прозекторской.
Костя работал иголкой. На его руке была отлично видна татуировка выше локтя, не темно-серая, как у Лизы, а кирпично-красная. Округлый знак, символизирующий Слово.