У каждой ночи свой рассвет

Эм Ленская

У каждой ночи свой рассвет

Начало

Я затормозил на пустой парковке возле второсортной гостиницы, заглушил мотор и сверился с координатами в тексте сообщения, которое получил от Гришки двадцать минут назад: Смоленская, 22, номер 215. Живо!!!

Я вышел из машины и поднял воротник куртки: снаружи мелко моросил противный дождь, холодный ветер налетал резкими порывами, а плотные тяжелые тучи закрывали собой ночное небо. Тусклый свет парковочных фонарей выхватывал из темноты контуры гостиницы. Неказистое двухэтажное здание с частично перегоревшей вывеской «Luga I

Поднявшись по лестнице на второй этаж, я отыскал 215-й номер в тупичке коридора и, не стуча, вошел.

– Надень, – без прелюдий начал Гриша и кинул мне пару медицинских перчаток, затем вновь развернулся ко мне спиной, сложив на груди руки. – Хочу узнать, действительно ли это то, о чем я думаю.

– И тебе, Хакимов, привет, – оскорбленно отозвался я и шагнул к кровати, нехотя натягивая пахнущие резиной и тальком перчатки. Всегда ненавидел этот запах. Напоминает о смерти.

– Некогда мне расшаркиваться, Дружинин, у тебя от силы минут десять, – в типичной для него манере проворчал он. Я готов был поспорить на свой любимый раритетный Форд Мустанг, что Гришка хмурился так, что его брови образовали одну изогнутую линию. Уверен, однажды они срастутся и останутся в таком положении навсегда.

В номере было зябко и стоял полумрак, нарушаемый исключительно отсветом уличных огней. Привлекать внимание даже в таком полупустынном месте не входило в наши планы, поэтому Гриша использовал лишь небольшой карманный фонарик. Мне же освещение и вовсе не было нужно – слишком долго я иду с темнотой бок о бок.

– Боюсь, приятель, твои опасения более чем обоснованы, – коротко заключил я, исследуя ранки на шее молодого парня, чье тело покоилось поперек кровати. Кожа по краям ран припухла и липла из-за капель мутной вязкой субстанции. Я заметил, как тонкий латекс перчаток скукожился в месте прикосновения. Яд все еще активен.

По левую сторону, возле головы парня, на светлой и изрядно помятой простыне расплылось неровное пятно крови: небольшое, сантиметров пять в диаметре. Остальная кровь, тоже в небольшом количестве, была местами размазана по шее, кое-что тонкой струйкой стекло вниз на грудь, испачкав белую майку. Полагаю, парень не пролежал здесь и десяти минут, прежде чем его обнаружил хозяин гостиницы. На обоих запястьях отчетливо виднелись отметины пальцев, и кровоподтек на левой скуле, уже начавший синеть.

– Ты же говорил, что в Луге ты единственный из них! – набросился на меня Хакимов, в недоумении всплеснув рукой.

– Нет, я лишь говорил, что Луга находится вне их Круга, – раздраженно парировал я, отвлекаясь от осмотра.

– Ну так разве это не одно и то же?

– Нет, если поблизости существуют подобные мне…

– Которые плевать хотели на правила, так? – перебил Гриша, продолжая нападать, будто именно я был главным виновником случившегося. Я отлично понимал причину его нервозности и раздражения. Он боялся. Боялся не за себя, но за город и жителей, находившихся под его опекой. Однако все это не давало ему права срываться на мне.

– Хакимов, я не контролирую перемещение одиночек по всей гребаной области! – вспылил я в ответ. Я был уверен, что мы оба после пожалеем об этой перепалке, но ситуация действительно была накаленной. – Подобные мне – довольно редкое исключение, однако они есть. Но даже те немногие, кто принял решение жить вне Круга, придерживаются установленных ими правил, потому что они являются залогом нашей безопасности. Мы не бессмертны, Гриш! – в каком-то бессилии воскликнул я, но после продолжил тише, сделав глубокий вдох, чтобы остыть. – Да, наши чувства острее, реакции быстрее, мы прекращаем стареть, просто замирая в одном возрасте и состоянии, но мы не боги, черт возьми, мы способны умереть. Мы уязвимы, Гриша. Поэтому Круг регулирует обстановку, как может, и строго следит за нарушителями. Мы не враги себе, и даже неподвластные Кругу одиночки не станут навлекать на себя их гнев, а заодно и вероятность быть обнаруженными.

Кажется, мой эмоциональный взрыв возымел-таки действие на Григория, но вряд ли полностью успокоил его. На кровати все еще покоился неизвестный нам парнишка, и следы на его шее противоречили моим словам. Кто-то нарушил правила.

– И что мне теперь с этой чертовщиной делать? – задал вопрос Гришка, нервным движением взъерошив волосы, и отошел к выходу. В сердцах пнув ногой дверь, он тут же чертыхнулся себе под нос, а затем вновь встал возле меня, пустым взглядом уставившись на тело. – Кирилл, ты ведь сможешь помочь мне отыскать того, кто за этим стоит?

– Разберемся. А сейчас будь добр, обеспечь мне пару минут тишины, ладно? Твое мелькание вокруг меня отвлекает.

– От чего? От любования мертвым телом? – съязвил Гриша, но топтаться перестал.

– Тут ты ошибаешься, приятель, – возразил я и, вновь сев рядом с телом, достал из кармана продолговатый кожаный футляр.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Хакимов, с недоумением взирая на меня.

– Что он не умер. Ну, по крайней мере, я на это надеюсь.

– Но…

– Тшш!

Из футляра я достал один из хранившихся внутри шприцев, наполненных моей собственной кровью, и без промедления воткнул тонкую иглу прямиком в сердце пацана.

– Какого фига ты творишь? – сквозь зубы прошипел Гришка и навис надо мной, отбросив тень на тело парня, но останавливать не стал. Несмотря на долгие годы знакомства и, наверное, даже дружбы, пусть и чуть странной, в Грише продолжало ютиться опасение относительно моей нынешней натуры. Я не винил его и даже не обижался. Ему и без того было непросто принять истинное положение дел, но он смог, за что я был искренне благодарен. Гриша ведь единственный, кто знал обо мне правду.

– Избавляю тебя от необходимости объяснять эту чертовщину, как ты ее назвал, – ответил я, извлекая опустевший шприц.

– Господи, ну почему? Почему я не сижу вместо Казанцева в теплой патрульной машине в полном неведении обо всем этом… – Гришка замялся и неопределенно обвел номер рукой, подбирая подходящее слово, но так и не нашел, либо предпочел не озвучивать при мне. – Что ты ему ввел?

– Кровь, – честно ответил я. Никаких изменений, впрочем, пока не происходило, и я начал сомневаться в принятом мною решении.

– Зачем? – спросил Хакимов, но тут же поднял перед собой руки, будто отгораживаясь от того, что мог услышать. – Хотя нет, не хочу об этом знать. Достаточно того, о чем я уже в курсе.

Гриша сунул руки в карманы брюк и в очередной раз отошел к входной двери, прислонившись к ней спиной.

– Я проверил раны от укуса на его шее, они до сих пор кровоточат. Слабо, но все же. Плюс его глаза, они слегка реагируют на движение, – вслух рассуждал я, скорее для себя, просто повторяя то, что заметил ранее. Ну и параллельно, чтобы удовлетворить Гришино любопытство. Как бы он ни пытался отгородиться от происходящего, я знал, что внутри его грызло желание узнать больше. В детстве он своего рвения не скрывал. Я отлично помню, как Гришка завороженно слушал истории Хакимова-старшего – его деда, занимавшего в те годы пост старшего следователя, – о странных делах, над которыми тому периодически приходилось работать. Харитон мастерски сплетал реальность и вымысел, и быть может, потому Гришка до конца не верил в то, что хотя бы доля из рассказанного дедом происходила в действительности. А затем, став взрослее, и вовсе списывал дедовы россказни на старческую слабость ума. Пока не встретил меня.