Коробка в форме сердца

– Когда я проснусь, тебя здесь не будет.

В его интонации слышалась надежда. Он слабо закашлялся. Изо рта полетела слюна, грудь при каждом болезненном вздохе глубоко западала, будто он выкашливал свои внутренности и понемногу сдувался.

– А вот здесь ты ошибаешься, – сказал ему Джуд. – Это ты мой дурной сон, а не наоборот.

Мартин продолжал смотреть на него с тупым удивлением и лишь несколько секунд спустя перевел взгляд на потолок. Джуд через силу наблюдал за ним: больной старик на армейской койке, дыхание с хрипом прорывается из горла, на подбородке засохшая пена.

Вскоре веки отца сомкнулись. А вслед за ним – и веки Джуда.

Он не знал, что разбудило его, но в какой-то момент вдруг вынырнул из сна и увидел, что в ногах кровати стоит Арлин. Сколько времени она так провела, было неясно. С ее ярко-красного плаща стекали блестящие дождевые капли. На старом худом лице застыло бесстрастное выражение, почти как у робота. Джуд не сразу понял это выражение, но через пару секунд интерпретировал его как страх. Он гадал, вернулась ли она или еще не уезжала.

– У нас нет света, – сказала она.

– Да?

– Я выходила на улицу, а когда вернулась, света уже не было.

– А-а.

– Возле дома стоит чей-то пикап. Просто стоит, и все. Какого-то непонятного цвета – никакого. Кто внутри, не видно. Я подошла к нему, чтобы посмотреть, кто это, попросить вызвать «скорую», а потом испугалась. Испугалась того, кто там сидит, и вернулась.

– Лучше держаться от него подальше. – Арлин продолжала, словно не слышала Джуда:

– А дома оказалось, что электричества нет и в телефоне выступает какой-то сумасшедший. Теперь он несет что-то насчет славного пути – наверное, сектант. В гостиной вдруг заработал телевизор. Сам. Я знаю, что это невозможно, ведь в доме нет электричества. Но он заработал. Показывали новости. О тебе. Обо всех нас. О том, что мы умерли. Показали ферму и все прочее. Мое тело накрыли простыней. Они не говорили, что это я, но я заметила мой браслет на руке. Дом огородили желтой лентой. И Деннис Уолтеринг сказал, что это ты убил нас.

– Это неправда. Ничего этого не произойдет.

– Потом я не выдержала. Выключила телевизор. А он снова включился. Я снова выключила его и выдернула шнур из розетки. Это помогло. – Она замолчала, потом добавила: – Мне надо идти, Джуд. Нужно позвонить от соседей, вызвать «скорую помощь». Надо идти… Только я боюсь объезжать тот пикап. Кто в нем?

– Тебе лучше не знать. Возьми мой «мустанг». Ключи в зажигании.

– Спасибо, не надо. Я видела, что там на заднем сиденье. О-о. Я лучше поеду на своей машине.

– Главное – держись подальше от пикапа. Объезжай его по газону, дави забор, если надо. Все, что угодно, но не приближайся к нему. Ты проверяла, как там Мэрибет?

Арлин кивнула.

– Ну и как?

– Спит. Бедное дитя.

– Да.

– Я пошла, Джастин.

– Будь осторожна.

– Я беру с собой своего ротвейлера.

– Хорошо.

Она сделала полшага к двери, но остановилась и спросила:

– Помнишь, мы с дядей Питом возили тебя в «Диснейленд», когда тебе было семь лет?

– Нет.

– Я ни разу не видела, чтобы ты улыбался – только в тот раз, когда забрался на спину слона и поехал по кругу. Я тогда обрадовалась. Раз ты умеешь улыбаться, думала я, у тебя есть шанс стать счастливым. И я очень жалела, что ты вырос таким. Таким несчастливым. Все время носишь черное и поешь ужасные вещи. Как я за тебя переживала. Куда подевался тот мальчик, что улыбался мне с карусели?

– Он умер. Я его призрак.

Она кивнула и пошла к двери. Взмахнула рукой, прощаясь, и исчезла во мраке коридора.

Джуд остался лежать. Он напряженно прислушивался к дому: к тому, как поскрипывали стены под порывами ветра, как барабанил по ним дождь. Раздался короткий резкий звук. Наверное, это вышла Арлин. А может быть, хлопнула дверь курятника.

Кроме жжения в щеке, пронзенной осколком, Джуд не испытывал сильной боли. Он дышал медленно и ровно. И смотрел на дверь, откуда ожидал появления Крэддока. Он не отрывал от нее взгляда – пока не услышал тихое постукивание справа от себя.

Пришлось посмотреть, что там. А там была большая желтая коробка в форме сердца. Стук раздавался оттуда. Потом коробка дернулась, словно по ней ударили снизу. Проползла по полу несколько дюймов и подпрыгнула снова. Зашевелилась крышка и после нескольких судорожных движений приподнялась с одного края.

Из коробки высунулись четыре костлявых пальца. Затем показался большой палец, и крышка окончательно снялась с коробки и стала подниматься вверх. Ее выталкивал Крэддок, вылезающий из коробки, как из отверстия в полу – отверстия в форме сердца. Крышка лежала на его голове смешной дурацкой шляпой. Он снял ее, отбросил в сторону, потом одним рывком вытащил себя из коробки до пояса. Для человека, не только весьма пожилого, но и мертвого, это было удивительно атлетическое движение. Он оперся коленом об пол, вылез полностью и встал на ноги. Складки на его черных брюках оставались идеально ровными.

В загоне завизжали свиньи. Крэддок запустил длинную черную руку в бездонную коробку, поискал там что-то на ощупь, нашел и вытащил свою шляпу, надел ее на голову. Перед его глазами плясали черные каракули. Крэддок обернулся к Джуду, и его губы растянулись в улыбке.

– Что тебя так задержало? – спросил Джуд.

– Вот мы и вместе, ты и я. Но не на дороге, – сказал покойник. Его губы двигались беззвучно, голос существовал только в голове Джуда. В полумраке слабо поблескивали на черном костюме серебряные пуговицы.

– Да, – ответил Джуд. – Покатались, хватит.

– Все еще полон задора. Просто удивительно. – Крэддок положил костлявую ладонь на ногу Мартина, провел по ней несколько раз поверх простыни. Мартин лежал с закрытыми глазами, но из разинутого рта вырывался высокий сиплый свист дыхания. – Тысяча миль позади, а ты все еще поешь старую песню.

Рука Крэддока скользила по груди Мартина. Сам призрак как будто не замечал, что делает. Он ни разу не взглянул на старика, с трудом ловившего последние в своей жизни глотки воздуха.

– Мне твоя музыка никогда не нравилась. Анна слушала ее на такой громкости, что у нормального человека уши отваливались. Ты знаешь, что этот свет и ад соединяет дорога? Я ездил по ней. Много раз. Так вот, на той дороге ловится только одна радиостанция, и там всегда передают одну и ту же музыку: твою. Должно быть, дьявол так наказывает грешников. – Он засмеялся.

– Оставь девушку.

–О нет. Она будет сидеть между нами, когда мы пустимся в путь по ночной дороге. Она зашла вместе с тобой слишком далеко. Теперь мы не можем оставить ее.

– Говорю тебе, Мэрибет не имеет к этому никакого отношения.

– Запомни, сынок: не ты мне говоришь, а я тебе. Ты задушишь ее, а я буду смотреть. Повтори. Расскажи мне, как все будет.

Джуд подумал: «Ни за что». Но, еще додумывая эту мысль, произнес:

– Я задушу ее. А ты будешь смотреть.

– Вот теперь твоя песня мне нравится.

Джуд вспомнил о песне, которую сочинил в том мотеле в Виргинии. Вспомнил, как его пальцы сами находили нужные аккорды, вспомнил чувство покоя и умиротворения, охватившего его, когда он перебирал струны. Ощущение порядка и контроля, отстраненность от остального мира, уединение за невидимой стеной звука. Как там говорила Бэмми? Мертвые побеждают, когда ты сдаешься. И Джессика Прайс в его видении сказала, что Анна пела, находясь в трансе. Пела, чтобы с ней не делали того, чего она не хочет, чтобы отгородиться от голосов, которые не желала слышать.

– Вставай, – велел призрак. – Хватит отдыхать. У тебя важное дело. Девчонка ждет.

Но Джуд уже не слышал мертвеца. Он изо всех сил сосредоточился на музыке, звучавшей у него в голове. Он слышал песню такой, какой она должна быть – записанная его группой, с мягким звоном цимбал и медленным глубоким пульсом бас-гитары. Мертвый старик что-то говорил, но Джуд обнаружил, что можно почти полностью игнорировать его, если думать о своей новой песне.