Страница 6 из 7
Вечерело; закатное солнце стекало медью по жилистым стволам сосен. И кажется, по другим жилистым стволам тоже стекло всё, что нужно, потому что из дома начали выходить люди. Операторы с зачехлёнными камерами наперевес, серьёзные бородатые мужчины, как будто вышедшие с совещания, и наконец актёры. Они чмокнулись в щечку, она села в серебристый «смарт», он – в чёрный «камаро», и они выехали через разные ворота. Мелиссы среди них не было. Сердечный трепет перезрел и стал вязким ознобом. Но я всё ещё на что-то надеялся и ждал, пока подъездная дорожка перед домом не опустела. Бывают моменты, когда набираешься смелости (и наглости) и идёшь на жизнь приступом. И в этом всесилии она кажется податливее, чем когда либо, а преграду вероятности будто можно снести просто по инерции. Но тем больнее удар об каменную грудь реальности. И сейчас я, словно бы с ушибленной головой, в мрачном безмыслии побрёл куда-то дальше по улице. Она казалась бесконечной, а американская мечта за расписными кованными заборами – унылой. Я то и дело засматривался на проезжающие машины, всё надеясь, что ещё зардеет вдали, ласкаемая закатными лучами, красная «мазда». Но то были лишь чёрные джипы, пикапы с инструментами для чистки бассейна в кузове и невзрачные седаны. И я так устал и так увлёкся этим наблюдением, что совсем не заметил, как сошёл с тротуара на проезжую часть. Заметил мне это уже толчок в спину, от которого я, пролетев немного вперед, повалился на асфальт. Обездвиженный шоком (или ещё чем похуже), я уставился на номер сбившей меня красной «мазды», на котором, как на подвижной мишени, крутилось аж три восьмёрки, – и понял, ещё до того, как она, ошарашенная, с телефоном, прилипшим к руке, вылезла из машины, что это Мелисса.
VII. Мила
– Oh my Gosh! – воскликнула она, как только умела. – You okay?..[9]
– Okay… okay…[10] – отвечал я, подбирая к себе ноги и медленно поднимаясь с земли. Ничего не болело, но что-то мешало до конца разогнуться. Мелисса подскочила ко мне, обхватила меня за плечи и повела к машине.
– Sit… sit in the car, I live nearby[11], – мельтешила она. Я, разумеется, не стал спорить, плавно опустился на сидение, и мы покинули место ДТП.
Мелисса, как на экзамене в автошколе, бегала глазами по лобовому стеклу и вглядывалась в каждый сантиметр дороги. После пары минут езды мы завернули к подъездной дорожке белого одноэтажного домика, Мелисса нажала кнопку на каком-то пультике, лежавшем в подстаканнике, отворились ворота, и мы въехали во двор.
Из-за открывшейся двери тут же выскочила собака породы акита-ину («Хатико, восемь» – пронеслось у меня в голове); она прыгала, вилась у ног, но Мелисса только мимоходом потрепала её по голове, провела меня в гостиную и уложила на топкий, обволакивающий диван.
– I'll call the ambulance, I'm… I'm really sorry…[12] – уже поуспокоившись, с какой-то мрачной решимостью говорила Мелисса.
– No, wait, I'm… I'm not from here, – пыхтел я, едва справляясь с онемевшим языком. – Just… give me a few minutes, – я достал из кармана телефон. – Do you have Wi-fi?[13]
– Of course.[14] – Она взяла мой телефон и стала вводить пароль от вайфая. Однако перед тем, всего на мгновение, я заметил оторопь в её взгляде, уставленном на русскую клавиатуру. «Наверное, эхо холодной войны, до сих пор идущей в голливудских павильонах» – подумал я.
Подключившись к сети, я залез в переводчик и, забыв обо всём на свете, застрочил историю, изложенную мной выше. Деликатные подробности и лишние красивости я опустил, но получилось всё равно объёмно. Закончив, я передал телефон Мелиссе. Она чуть отошла, села на барный стул перед высокой столешницей и стала читать. Я привстал, насколько позволяла спина, и уставился на неё, стараясь уловить каждое движение на её лице. Но на нём надолго – даже, пожалуй, слишком надолго – застыла милая, детская сосредоточенность человека не слишком склонного, вернее даже, совсем не склонного к чтению. Однако закончив, она вдруг засмеялась. Сначала тихонько, как будто ещё пытаясь сдержаться и только крякая, а потом уже заливисто, с резкими свистящими вдохами. «Наверное, от облегчения» – подумал я. Наконец Мелисса упала со стула и задергалась на полу, шлёпая по нему ладонью, как бы сдаваясь захватившему всё её существо смеху. К ней подбежала взволнованная собака и самым неприличным образом воспользовалась недееспособностью хозяйки. Теперь засмеялся и я.
Когда же мы, наконец, уже выдыхали, как после тяжёлой сцены, Мелисса сказала почти без акцента, разве что со скруглённой «р»:
– Ну ты и freak[15].
– Ты… говоришь по-русски?
– Ну, есть немного… Мама русская была.
– А, ну, теперь всё ясно.
– Что тебе ясно?
Рассказывать о своих сексуально-этнических корреляциях я не собирался, поэтому промолчал.
– Ладно, ложись на живот, буду спину смотреть.
Она, спина, кстати говоря, уже начинала побаливать, поэтому я замешкался, боязливо взглянув на Мелиссу.
– Да не бойся, я училась… для роли.
Я перевернулся на живот, Мелисса задрала мне футболку и стала щупать спину. Искать больное место долго не пришлось – оно выделялось большой и всё продолжавшей расти опухлостью чуть выше копчика. А жаль – я хотел, чтобы эти поиски продолжались вечно. Только лежать на животе уже было не так удобно.
– Да-а, сильно я тебя… Но перелома вроде нет. Пойду за льдом, – она сходила к холодильнику и вернулась с пачкой замороженных креветок. – Извини, только это.
Я был готов хоть к мороженным тритонам, если бы их прикладывали её руки, но всё равно рефлекторно дёрнулся, когда ледяная пачка опустилась мне на спину. Однако затем наступило облегчение и… тихое, почти домашнее спокойствие. Касания Мелиссы и креветки на моей спине дали мне почувствовать всю накопившуюся за этот бесконечный день усталость, и я вдруг заметил таившийся за тревогами и суматохой сон. Мелисса, кажется, тоже заметила и поднялась с дивана.
– Ну, ты отдыхай, а я в магазин ещё мотнусь.
– Я, наверное, тебе машину покоцал, – сказал я, не зная зачем.
– Думаю, вы с ней в расчёте, – махнула Мелисса, открывая дверь.
– Мелисса, – окликнул я её, и она вопросительно на меня уставилась. – Ты веришь в судьбу?
– Это неважно. Главное, что она в меня верит. – «Это что-то из репертуара Дуэйна Джонсона?» – подумал я. – И да, зови меня Милой, Мелисса – мой… мой…
– Сценический псевдоним? – мягко подсказал я.
– Да, он самый. Ну, good night[16], – сказала она и закрыла дверь.
Я открыл глаза, ожидая увидеть вечернюю темноту. Но вместо неё в просторные окна – пока ещё совсем нежно и несмело – струился новый день. Но долго им любоваться я не смог – спину пронзила острая боль. От шоковой анестезии не осталось и следа; теперь я действительно чувствовал себя сбитым машиной. Кое-как приподнявшись, я огляделся. По стенам висели остеклённые картины в стиле поп-арт – совершенно заурядные и повешенные, кажется, ещё застройщиком. Напротив дивана висела большая плазма; под ней на подставке стояла четвертая «плойка», а рядом – стопка дисков к ней. Собака, лежавшая калачиком на коврике у двери, поймав на себе мой взгляд, оживилась.
Доковыляв до кухни, на столе я нашёл записку, написанную, очевидно, с большим трудом:
«Уехала на сёмки вирнусь вечером еда в халодильнике погуляй пажалуста с Бадди поводок на крючке при входе».
Кажется, я тут оставлен за главного. Я немного удивился такой доверчивости к ещё вчерашнему незнакомцу, но счёл её за национальную солидарность, выведенную за безопасные пределы чувством вины.
9
Боже мой! Ты в порядке?..
10
Порядок… порядок…
11
Садись… садись в машину, я живу здесь рядом.
12
Я вызову скорую, мне… мне очень жаль…
13
Нет, подождите, я… я не отсюда. Просто… дайте мне пару минут. У вас есть вай-фай?
14
Конечно.
15
Чудак.
16
Доброй ночи.