Лев пробуждается

– Это из-за него я ввел вас в этот круг, – продолжал Брюс. – Он говорит, что вы и ваш отец питаете почтение ко мне, хоть вы и люди Патрика Данбарского.

Хэл бросил на сэра Уильяма испепеляющий взгляд, ибо ему пришлось совсем не по душе, как это прозвучало. Сьентклеры связаны вассальной присягой Патрику Данбарскому, графу Марчу и твердому стороннику короля Эдуарда, – и все же, хотя рослинская ветвь взбунтовалась, Хэл убедил отца поддержать ее на словах, но не шевельнуть и перстом.

Он не раз и не два слыхал от отца, что сидящий на заборе кончит щелью поперек задницы; но Брюс и Баллиолы – искусные заборные седоки и только и ждут, когда все остальные спрыгнут на ту или другую сторону.

– Мой отец… – начал Хэл и тут же перешел на французский: – Мой отец был вместе с сэром Уильямом и вашим дедом в крестовом походе, когда король Эдуард был юным принцем.

– Истинно, – отвечал Брюс, – я припоминаю сэра Джона. Полагаю, ныне его кличут Древлим Государем Хердманстонским, и он еще не совсем утратил львиный рык, коим славился, когда был моложе.

Он остановился, обирая болтающиеся ниточки на своем облегающем рукаве, и с горечью добавил:

– Мой дед отправился в крестовый поход лишь потому, что у моего собственного отца хребет оказался слабоват.

– Чти отца своего, – угрюмо вставил сэр Уильям. – Ваш дед любише добрую сечу, потому-то его и кликаху Поединщиком. Пленен сим мятежным государем Монфортом в Льюисе. Просто поталанило, же Монфорт закончил в Ившеме, иначе выкуп, за каковой торговашеся ваш отец, был бы губителен. Не заслуживши почти никакой благодарности за труды, сколько припоминаю.

Брюс извинился утомленным взмахом ладони; Хэлу это показалось отголоском весьма застарелого спора.

– Вы прибыли сюда с двумя замечательными борзыми, – внезапно заявил Брюс.

– Охотиться, государь, – выдавил Хэл, и ложь на миг сковала язык, прежде чем вырваться наружу. И Брюс, и сэр Уильям рассмеялись, а Киркпатрик по-прежнему просто смотрел, как затаившийся горностай.

– Два псы и тридцать вершников с бердышами, мечами и самострелами, – с усмешкой отвечал сэр Уильям. – На кого охотишеся, юный Хэл, на толстокожих из поганских краев?

– Это была достаточно хорошая уловка, чтобы привести вас в Дуглас на день раньше меня, – перебил Брюс, – и я рад, что вам достало разумения подчиниться своему ленному государю, так что нам не пришлось обмениваться ударами. Теперь же мне нужны ваши псы.

Поглядев на сэра Уильяма, Хэл хотел высказать вслух – просто потому что видел в этом смысл и верил обещаниям Древлего Храмовника, – что не последует за сэром Уильямом в свите Роберта Брюса. Хотел высказать это, да не мог набраться храбрости выказать непокорность одновременно и Древлему Храмовнику, и графу Каррикскому.

– Выжлецы… борзые, государь? – в конце концов пролепетал он, обращая взгляд на Сима за помощью, но увидел лишь бочонок его физиономии с недоуменным взором, не потревоженной мыслью.

– Для охоты, – кивнул Брюс и с улыбкой добавил: – Завтра.

– Чего ради? – требовательно вопросил сэр Уильям, и Брюс, устремив на него холодный рыбий взор, отчеканил на чистом английском:

– Королевство в огне, сэр Уильям, и я получил весть, что епископ Уишарт намерен прийти в Эрвин. Сей старый мастиф жаждет раздуть пламя в этой части державы, чтобы уж наверняка. Смелый улизнул из армии Эдуарда, а теперь я прознал, что и Бьюкен поступил так же.

– Он получил предписание от короля Эдуарда быть здесь, – напомнил Брюсу Киркпатрик, но тот лишь отмахнулся.

– Он здесь. Комин Бьюкенский вернулся. Разве вы не чуете жаркое дуновение ветра? Все меняется.

От этого у Хэла засосало под ложечкой. Мятеж. Опять. Очередной Берик. Хэл встретился взглядом с Симом, и оба вспомнили окаянные минуты, когда убеждали Эдуардовых фуражиров не занимать фортецию Хердманстона после поражения шотландцев под Данбаром.

– Итак, мы охотимся? – фыркнув, вопросил сэр Уильям, приподнимая рубаху, чтобы усесться поудобнее; при этом Хэл углядел красный крестик на груди, говоривший о принадлежности старого воина к ордену тамплиеров.

– Да, – ответил Брюс. – Улыбчивость и вежливость во плоти, а коли Бьюкен попытается выяснить, куда я спрыгну, я постараюсь не выказать. Я знаю, что он вообще не спрыгнет, коли сможет это устроить, но если и спрыгнет, то подгадает самый подходящий момент, чтобы наделать бед Брюсам.

– Что ж, ваш собственный скачок размечен скверно, но вы можете прыгнуть куда ране, нежели полагаете, – резко указал сэр Уильям, а Брюс выпятил губу и набычился.

– Это мы увидим. Мой отец имеет право на трон, хотя Длинноногий и счел уместным назначить другого. Важно, как прыгнет мой отец, а он не желает даже седалищем поерзать в Карлайле.

– Что дает вам изрядную свободу напрашиваться на неприятности, – подкинул Хэл, запоздало сообразив, что произнес это вслух.

И сглотнул, когда Брюс обратил на него холодный взор; хорошо известно, что обожающий турниры расточительный граф Каррикский задолжал королю Эдуарду, который настолько откровенно проникся привязанностью к юному Брюсу, что готов осы́пать его щедрыми ссудами. Мгновение взгляд был ледяным, а затем темные глаза заискрились теплом, когда Брюс улыбнулся.

– Истинно. Попасть в беду, как блудный юный сын, что позволит мне снова выкрутиться так же легко. Больше свободы, нежели у присутствующего здесь сэра Уильяма, несущего на плечах бремя всего ордена, а орден получает указания из Англии.

– Клифтон – праведный капеллан в Баллантродохе, – проворчал Древлий Храмовник. – Он дал мне дозволение вернуться в Рослин до поры освобождения моих чад, понеже новый шотландский магистр Джон де Соутри будет выполнять то, что повелит ему английский магистр де Джей. В сей паре англичане первые, а храмовники вторые. Се де Джей ввергши моего мальчика в Тауэр.

– Это я понимаю достаточно хорошо, – произнес Брюс, кладя ладонь на плечо старого храмовника. Как и все присутствующие, он знал, что попавшие в Тауэр редко выходят оттуда живыми.

– Если Господь на стороне правды, то вы будете вознаграждены… как бы вы сказали? Тосетьне?

– Недурно, государь, – отозвался сэр Уильям. – Мы еще соделаем из вас шотландца.

На миг воздух сгустился, а Брюс застыл, не издавая ни звука.

– Я шотландец, сэр Уильям, – в конце концов проронил он сдавленным голосом.

Момент раскорячился, как ворона на суку, но это был сэр Уильям, учивший Брюса ратному делу с мгновения, когда его крохотная ручонка смогла как следует обхватить рукоять меча, и Брюс знал, что старика не устрашит насупленный юнец, граф он или нет.

Он питал симпатию к Древлему Храмовнику. С момента утраты Святой Земли орден мыкается по миру, и хотя присягал на верность только Папе, сэр Брайан де Джей – tulchan[16] в руках короля Эдуарда.

В конце концов Брюс чуть обмяк и улыбнулся невозмутимому, бесстрашному лику старца.

– В общем, завтра мы поохотимся и узнаем, охотятся ли за нами в свою очередь, – сказал он.

– Право, это вы толковито, – восхищенно выпалил Сим. – Ох, аки вы наостривши смышление, слухая вашу светлость, будьте уверены. И все едино, есть на той примке пятель. Оный Бьюкен может попытаться пересолить ваше хлебово, и охота есть самое подходящее для того место.

– Что он сказал? Примка? Пятель? – вопросил Брюс.

– Он приветствует ваш разум, острый, как клинок, государь, – саркастически перевел Киркпатрик на французский, – но объявляет о загвоздке. Бьюкен может попытаться испортить дело – пересолить вашу похлебку.

Брюс проигнорировал тон Киркпатрика, и Хэл понял, что этому человеку – уже не слуге, но еще не равному – такие вольности дозволительны. Этот Роджер Киркпатрик – сумрачный, нелюдимый от века – кузен юного Брюса, безземельный рыцарь из Клоузберна, где господствует его тезка. У сего же за душой ровным счетом ничего, и он привязан к состоянию графа Каррикского, аки вол к плугу. И так же уродлив, отметил про себя Хэл, – человек с вечно бегающими глазами, вынашивающий в темных глубинах потаенные мысли.

16

Здесь: марионетка (старошотл.; букв.: чучело теленка из коровьей шкуры, набитой соломой, чтобы заставить корову давать молоко).