Лев пробуждается

Он изобразил удар, потом сграбастал Хэла за грудки и толкнул его, будто швыряя оземь. Он был силен, и Хэл, пойманный врасплох, запнулся, но Сим его поддержал, торжествующе ухмыльнувшись и кивком указав на место, где они сцепились пряжка к пряжке, причем нога Сима оказалась между ногами Хэла.

Тот, оступаясь, выпрямился, и Сим отпустил его, а затем растолковал только что случившееся озадаченному Бьюкену, понимавшему объяснения Сима на говоре лотийских низменностей с пятого на десятое. Будто треск поленьев в камине, подумал граф.

– Истинно, – сказал Хэл в заключение, – все так и получилось, верное дело. Отличная работа, Сим Вран.

– Что отнюдь не объясняет, – подал голос Бьюкен, – кем был сей человек. В таких одеждах он не крестьянин; Киркпатрик только это и сказал, когда был здесь.

– Так и сказал? – задумчиво проронил Сим, а потом внимательно пригляделся к покойнику: наполовину пожелтевший скелет, наполовину черные ошметки гнили – отчасти тканей, отчасти плоти. Какое-то насекомое выбежало из рукава, пробежало по костяшкам пальцев и заползло под рябой кожаный кошель. Сим потеребил кошель, чтобы снять его, стараясь не обращать внимания на треск мелких косточек и дуновение гнилостной вони от потревоженной плоти. Открыл его, вытряхнул содержимое на ладонь и поглядел. Серебряные монеты, кусок металла на шнурке из конского волоса, медальон с отчеканенной Пречистой Девой с Младенцем.

– Значит, не грабеж, – заявил Хэл, а потом, нахмурившись, указал на бурый костяк руки: – Однако же палец отрезан.

– Абы снять туго сидящий перстень, – прояснил Сим с уверенностью человека, не чуждого подобному, и это откровение заставило Бьюкена приподнять бровь.

– Однако же другие перстни не взяли, – указал он, и Хэл вздохнул.

– Сызнова кружево подсказок, – произнес он, разглядывая содержимое кошеля. Медальон – предмет достаточно заурядный, из припаса торговца индульгенциями, дабы оградить от зла, но каплевидный слиток и шнурок оказались загадкой.

– Для рыбалки? – неуверенно предположил Бьюкен. Хэл сдвинул брови, не зная, что это такое, но вряд ли сия штуковина предназначалась для рыбной ловли. Кроме того, снурок с узелками через равные интервалы тянулся почитай в человеческий рост.

– Сие отвес, – изрек Сим. – Коим пользуется каменщик, дабы отметить, где хочет отсечь камень, – видите, натираешь снурок мелом, держишь свободный конец и даешь грузу повиснуть, потом дергаешь его, аки струну арфы, дабы оставить меловую черту на камне.

– А узлы?

– Мерка, – ответил Сим.

– Каменщик? – повторил Бьюкен, уразумевший лишь это. – Это непогрешимо?

Хэл поглядел на Сима, вопросительно подняв брови.

– Непогрешим ли я? Набросится ли собачонка на кровяную колбасу? – вознегодовал Сим. – Я рожден в Лидхаусе, близ крохотного монастыря Святого Макловия, в коем обретаются тиронезийцы[32]. Моего отца возвысили до работы с монахами, каковые имеют дар Божий к строительству.

– Тиронезийцы? Знаю сей орден, – встрепенулся Бьюкен, разобравший в сумбуре шотландской речи это слово. – Они строгие бенедиктинцы, обретающие славу в ручном труде. Они искусны; не они ли исполнили работы в аббатствах Селкерка, Арброта и Келсо? Считаете, этот каменщик был тамошним бенедиктинцем?

– Может статься, поне таких одежд не носит ни единый монах, поколь мне ведомо, – провозгласил Сим. – Но мой тятя возвысился от гужа до трудов с ними в камнеломнях, а опосля прибыл в Хердманстон, дабы вырыть колодезь. Доколь я не пришел в возраст, дабы уйти с сим юным Хэлом, я труждался на рытье и сухой кладке. Мне ведомо пользоваться отвесом; сии узлы отмерены в римских футах.

Он прикрыл глаза, припоминая.

– Святой Августин сказывает, что шесть есть идеальная цифирь, поелику сумма и произведение его составляющих – один, два и три – есть одинаково. Сиречь, квадрат в тридесять шесть футов есть божественный идеал, премного излюбленный каменщиками, строящими церквы. Хвала Христу.

Открыв глаза, он наткнулся на потрясенные взоры Хэла и графа Бьюкенского и заморгал от смущения, пока они с запинкой разбирались в затверженном наизусть ответе, чуть не онемев от искушенности Сима в счислении.

– Так, добро – в подсчетах я не силен, поне ведаю цену вечернего пития. Но батюшка вколотил в меня отвесы, поелику без оных несть лезно ни рыть, ни построить даже кособокого домишки.

– Думаешь, то был каменщик из Святого Макловия? – требовательно вопросил граф, щуря глаза и вытягивая шею, тщась понять. Сим тряхнул головой.

– Сие есть каменщик, непогрешимо. Да к тому ж мастер, коли сии тонкие сукна о чем-то говорят.

– Истинно, – с кривой усмешкой обронил Хэл. – С той поры, как Эдуард Английский порушил прошлым годом добрые крепости, осмелюсь сказать, что для мастеров-каменщиков в Шотландии несть числа работы.

– Не наша проблема, – вдруг отрезал Бьюкен, жаждавший вырваться из этого места. Сгреб с ладони Сима грузик, шнурок и медальон и небрежно швырнул в кучу на столе, провозгласив: – Улики. Упакуем сие и доставим английскому юстициару в Скун. Пусть с этим разбирается Ормсби. Мне же надо подавить мятеж.

Эрвин

Праздник Святого Венанция Камеринского, май 1297 года

Свет канделябров заставлял тени плясать и изгибаться, обращая епископа в чудище. Не то чтобы Уишарт и так-то выглядел наипервейшим прелатом Шотландии, сидя, будто здоровенный медведь, в нижней сорочке, с седыми волосами, завивающимися колечками ниже перепачканной шеи, над которой красовалось лицо, смахивающее на морду мастифа, припечатанную лопатой.

– Не на такую охоту ты подряжался, а, Роб? – проклокотал он, и Брюс выдавил чахлую улыбку. – Абы найти труп… ведаем ли, кто се?

Последние слова сопровождал проницательный взгляд, но Брюс не пожелал встретиться с ним глазами, решительно тряхнув головой.

– Бьюкен отправил останки на телеге к Ормсби в Скун. Я говорил, что надо обратиться к шерифу Гезльригу в Ланарке, но он настоял на обращении к юстициару. – Резко оборвав, он бросил взгляд на людей, столпившихся в главной зале поместья Буртрихилл. – Он знал? Знал ли Бьюкен, что Гезльриг уже мертв, а Ланарк спалили дотла? – прошептал Брюс, и Уишарт встревоженно взметнул ладонь, словно отмахиваясь от докучной мухи.

– Вздор и галиматья, – произнес он своим жирным голосом. – Не знал. Никто не знал, пока дело не было сделано.

– Теперь все государство ведает, – пророкотал голос, и Смелый выставил свой угловатый лик на свет, насупив брови на Брюса; Хэл тотчас заметил, что это огрубленная, мясистая версия личика Джейми. – Пока вы занимали мой дом, Уоллес тут избавлял страну от нечисти.

– Правду говоря, вы с ним палили наши земли в окрестностях Тернберри, – парировал Брюс по-французски, стремительно и злобно, как пикирующий ястреб. – Вот почему моему отцу было поручено прижать вас к ногтю, отрядив меня в Дуглас, – и учтите, мой государь, что я не так пыжился в этом деле, как вы, иначе ваша жена со чады не пребывала бы на расстоянии недолгой пешей прогулки отсюда.

– Вас считали англичанином, – проворчал Смелый, но при этом неуютно заерзал; оба прекрасно понимали, что Дуглас просто воспользовался возможностью пограбить земли Брюсов.

– Не потому ли Бьюкен пытался меня убить? – огрызнулся Брюс, и Смелый развел руками.

– Это скорее касается его жены, я бы полагал, – многозначительно произнес он, и Брюс залился краской.

Хэл видел графиню, уезжавшую из Дугласа назавтра поутру верхом на иноходце под дамским седлом, под предводительством Мализа в сопровождении четверых крупных мужчин, с боевым конем графа Бьюкенского в поводу. Направилась обратно в Балмулло, услыхал он от Агнес, служившей графине камеристкой во время постоя в Дугласе. Отделанная до синяков, добавила та.

– Он покушался убить меня! – упорствовал Брюс, и Хэл прикусил язык по поводу рысканья Киркпатрика по лесу с арбалетом, но тошнотворное понимание с привкусом безысходности все равно вздымалось в груди; могущественнейшие государи в Шотландии травят друг друга заговорами и контрзаговорами, а королевство тем временем повержено в хаос.

32

Монахи ордена Святого Бернарда Тиронского, ответвление ордена бенедиктинцев. Существовал относительно недолго.