Ковры Вана

Она поражала воображение. Паоло надеялся, что Элена, где бы она ни была, подключилась к библиотеке. Колония земных водорослей могла быть более «развитой», но в этом первобытном чудище содержалось несравнимо больше информации о вероятности создания жизни. В нем все биохимические роли исполняли углеводы, они были транспортировщиками информации, энзимами, источниками энергии, структурным материалом. На Земле ничто подобное не могло бы выжить, поскольку там есть организмы, питающиеся углеводами, и если бы имелись разумные орфеанцы, они вряд ли отыскали какую-то свою связь с такими странными предшественниками.

Карпал таинственно улыбнулся, и Паоло спросил:

– Что такое?

– Черепицы Вана. Ковры сделаны из черепиц Вана. Герман снова обскакал Паоло с библиотекой.

– «Ван» — телесный математик XX века. Хао Ван, — сообщил он. — «Черепицы» — любой набор форм, способный покрыть плоскость. «Черепицы Вана» — четырехугольники с краями разных очертаний, сопрягающимися с краями прилегающих четырехугольников. Можно покрыть плоскость черепицами Вана, если при каждом шаге выбирать правильную черепицу. В случае с коврами — если вырастить правильную.

Карпал кивнул и промолвил:

– Нам надо бы назвать их «коврами Вана» в честь этого математика. Его уравнения обрели жизнь через двадцать три столетия. Паоло идея понравилась, но он выразил сомнение:

– Будет трудновато получить большинство в две трети. Это малость невразумительное название. Герман возразил со смехом:

– Да кому нужно твое большинство? Если мы желаем называть их коврами Вана, то и будем называть. В К-Ц используются девяносто семь языков, и половину ввели после основания полиса. Вряд ли нас изгонят, если мы создадим новое наименование.

Паоло согласился, хотя и был слегка обескуражен. По правде говоря, он совсем забыл, что Герман и Карпал фактически не пользуются модернизированной латынью. Все трое распорядились, чтобы их внешние «я» усвоили это наименование и впредь воспринимали слово «ковер» как «ковер Вана», но если они сами будут произносить наименование в разговоре с другими, пусть делают обратный перевод.

Паоло выпил в честь гигантского инопланетного существа — первой формы жизни, встреченной людьми и сверхлюдьми, которая не была с ними в биологическом родстве. По крайней мере, настал конец мысли о том, что земная жизнь уникальна.

Тем не менее пока они не совсем опровергли идеи антропокосми-стов. Не до конца. Те утверждают, что человеческое сознание было посевным материалом, из которого выкристаллизовалось пространство-время; иными словами, что Вселенная — всего-навсего воплощение человеческих мыслей. Но в этом случае и не нужно находить никаких инопланетян. Антропокосмистов не смутят ковры Вана: они будут настаивать, что эти объекты — наши физические, если не биологические двоюродные братья, неизбежный побочный продукт антропогенеза, физических законов, позволяющих создать жизнь.

Окончательная проверка состоится тогда, когда эмигранты — или роботы Глайснера — найдут абсолютно не родственных людям разумных существ, живущих во Вселенной, созданной якобы человеческой мыслью. Антропокосмисты в большинстве своем считают такую встречу невозможной и заявляют, что иной разум, в отличие от заурядной инопланетной жизни, должен создаваться внутри иной вселенной — поскольку шанс на то, что две неродственные формы мыслящих существ построят одну и ту же физику (и космологию), практически равен нулю, а любая иная биосфера ни в коем случае не породит разума эволюционным путем.

Паоло посмотрел не карту эмиграции и приободрился. Иная жизнь уже открыта, хотя поиск едва начался: еще предстояло обследовать 998 звездных систем. И если результаты окажутся не более доказательными, чем на Орфее — что же, он готов и дальше посылать клоны, готов ждать. Земля ожидала появления разума много дольше, чем четверть миллиарда лет, остающихся до схода Веги с главной последовательности… Но Орфей — не Земля.

Орландо праздновал открытие, совершенное микрозондами, вполне в обычаях первого поколения. Искусственное окружение — сад, залитый солнцем и уставленный столами с яствами, а в приглашениях вежливо рекомендовался полный человеческий вид. Паоло имитировал эту оболочку, надев тело-куклу с большей частью физиологических функций, но разум оставил нескованным.

Орландо представил ему свою новую любовницу Кэтрин; она имела облик высокой темнокожей женщины. Паоло не узнал ее и проверил идентификационный код, который она излучала. Полис К-Ц невелик; оказалось, что однажды Паоло встречался с Кэтрин, но тогда она была мужчиной по имени Сэмюэл, физиком при главном термоядерном устройстве, запускающем все корабли с эмигрантами. Паоло с удивлением понял, что многие гости прибывают к отцу в женском обличье. У основной части граждан К-Ц была принята условная принадлежность к полу; эта манера появилась еще в XXIII веке, и Орландо так старательно навязывал ее сыну, что Паоло не желал ее придерживаться.

«Интересно, — подумал он, — как долго еще просуществует этот обычай».

Они с отцом были одного пола, и потому он видел в отцовской любовнице женщину — вопреки тому, что Кэтрин на самом деле мужчина. Орландо появился в обличье гетеросексуального мужчины, каким его тело и было создано. Сэмюэл тоже сознавал себя мужчиной, и оба могли видеть друг друга как гетеросексуальных женщин. Это был типичный для К-Ц компромисс: никто не вправе отвергнуть старый порядок и полностью отказаться от пола (как принято в большинстве других полисов), но никто не может противиться тому, чтобы в бестелесном виде пол изменялся.

Паоло блуждал от стола к столу, для вида пробовал пищу и скучал по Элене. О коврах Вана разговаривали мало, гости попросту праздновали победу над противниками микрозондов и радовались их унижению — ведь стало ясно, что «вторжение» не нанесло вреда. Страхи Лайслы были напрасны, в океане не оказалось другой жизни, кроме ковров разных размеров. Но Паоло не мог отделаться от мысли, что она и ей подобные боялись не зря.

«Там могло быть все, что угодно, — думал он. — Неизвестные твари, слабые и беззащитные, причем настолько, что мы не смогли бы их сохранить. Нам просто повезло».

Он оказался наедине с Орландо почти случайно — оба спасались от гостей, уйдя в сторонку, на газон.

Паоло спросил:

– Как, на твой взгляд, это воспримут дома?

– Ну, все-таки впервые нашли жизнь, верно? Пусть примитивную. По крайней мере, это поднимет интерес к эмигрантам до того времени, когда отыщется новая инопланетная биосфера. — Орландо, казалось, смирился с тем, что на Земле жаждут каких-то потрясающих результатов и не смогут должным образом оценить открытие. — И химизм совершенно неизвестный. Если бы оказалось, что он основан на ДНК и протеине, то половина земного К-Ц вымерла бы от скуки. Посмотрим в глаза правде: возможности ДНК смоделированы до конца.

Еретическая мысль. Паоло улыбнулся и спросил:

– Полагаешь, если бы природа не придумала чего-то оригинального, у наших людей пошатнулась бы преданность уставу? Иными словами, если бы солипсистские полисы оказались изобретательней, чем Вселенная?

– Именно так.

Некоторое время они шли в молчании, затем Орландо повернулся к сыну.

– Давно хотел тебе сообщить. — сказал он. — Мое земное «я» умерло.

– Почему? Почему он решился?..

Смерть — это самоубийство, другой причины быть не могло, разве что Солнце превратилось бы в «красного гиганта» и выжгло все вплоть до орбиты Марса.

– Почему — не знаю. Либо из-за голосования о доверии к эмигрантам, либо он потерял надежду получить от нас добрые вести, не мог больше выносить ожидания и боялся дурных новостей. О причинах не сообщил. Просто велел внешнему «я» послать сообщение, что это сделано.

Паоло был потрясен. Если клоновая часть самого Орландо погибла от пессимизма, то каковы же настроения у остальных членов земного К-Ц?

– Когда это произошло?

– Примерно через пятьдесят лет после старта.