Страница 11 из 20
– Одна… Всегда одна. Ох, Лотт, только ты был у меня, только ты…
А затем пришла новая мысль, поселившая извращенную надежду в измученной душе. Она так долго молила смерть прийти к ней, но не находила силы самой расстаться с жизнью, так может… Может теперь, когда жизнь станет невыносимой, она осмелится, и тогда наконец больше не будет одинока! Закончится эта пытка ожиданием, закончится вялое существование, и долгожданная встреча состоится! Странное мрачное удовлетворение охватило женщину. Она обняла себя за плечи и улыбнулась:
– Верь в меня, Лотт, – тихо произнесла Ирэйн. – Я пройду этот путь до конца, верь мне. Я больше не буду слабой, обещаю тебе. Обещаю…
В своем неестественном умиротворении, она вытянулась на лежанке и закрыла глаза. Неожиданная встреча с наваждением юных дней и домогательства смотрителя вырвали Ирэйн из ее панциря. Затишье, длившееся больше пяти лет, разлетелось ворохом пожухлых листьев, вернув живые чувства угасшей душе. Теперь узница готова была бороться, впрочем, не ожидая победы. Она понимала, что не сможет противостоять мужчине, имевшему власть над ней, но и сдаваться на его милость не собиралась.
Когда-то Альвия упрекнула кузину в трусости, именно этого чувства лиори не смогла простить. Не простила его себе и сама Ирэйн. Не простила и не забыла того гадкого осадка, когда чувствуешь свое бессилие и готова на всё, лишь бы прожить еще один день. Но теперь она не боялась умирать. А вместе со страхом смерти исчез и трепет перед врагом.
– Мной больше никто и никогда не будет играть, – твердо произнесла узница. – Я – Борг, дери вас архоновы твари. Борг!
Глава V
Утро нового дня наступило в благодатной тишине, как и предыдущее. Никто не ломился в двери, не тряс перед носом бумагами, не горланил в ухо о заслугах рода Роэн и его рвении. Сонный покой Тангорской крепости радовал слух и душу, и думать, что вскоре он сменится на шум Тангора, не хотелось. Впрочем, против города советник лиори ничего не имел, но до зубовного скрежета не хотелось встречаться с его смотрителем. Однако этого было не изменить, потому настроение риора Дин-Таля быстро скатилось из умиротворенного в дурное.
Он поднялся с кровати, вздохнул и отправился приводить себя в порядок. Борг быстро приучал своих обитателей к тому образу жизни, какой вела его хозяйка. Альвия Эли-Борг просыпалась одной из первых и вскоре приступала к делам, и даже счастливое замужество не могло поколебать установленного порядка. Ее супруг, такой же деятельный, как и Перворожденная, не роптал. Он покидал покои вместе с женой, бодрый и полный сил. Проводив ее до кабинета, целовал руку и уходил к себе, чтобы просмотреть донесения, полученные вечером. А когда подходило время утренней трапезы, возвращался за супругой и сопровождал ее до трапезного зала, где уже ожидали придворные.
– Сонной лености мне хватило на чужбине, – как-то сказал он в беседе с другими советниками. – Пора принести пользу родной земле.
Райверн Дин-Кейр быстро подружился с советником Ордманом Дин-Солтом. Они были схожи во взглядах, потому понимали друг друга быстро, редко оспаривая мнение друг друга. После Солта к новому члену Совета потянулся Дин-Вар, и это было закономерно. Живой и веселый нрав Кейра привлекал людей. Конечно, он уже мало походил на того скорого на проказы юношу, каким был во времена их обучения в Борге. Но легкость, присущая ему, осталась. И она завораживала.
Впрочем, здравый рассудок и рассудительность высокородного риора не вызывали сомнений, и это стало его ключом к Дин-Бьену, самому старшему советнику, который служил еще отцу Альвии и был его другом. Это сближение с Советом произошло быстро и как-то незаметно. И если поначалу высокородные риоры относились к Райверну настороженно, хоть и участвовали в его оправдании на суде, который стал завершающей точкой в деле заговора против лиори, то вскоре уже встречали его приветливой улыбкой и дружелюбным похлопыванием по плечу.
Признаться, Тиен ревновал, но не показывал этого, даже принимал, как должное. Именно этого когда-то желал покойный лиор – отец Альвии, именно так и должно было происходить изначально, пока нож убийцы не нанес господину сокрушительный удар. Только рок и попустительство предателям самого Дин-Таля увеличили и искривили путь Дин-Кейра к предначертанному. И теперь он забирал всё, что полагалось ему по праву: жену, должность, уважение соратников и почитание воинов, над которыми он принял главенство, когда пришло время.
И все-таки неприятная жалящая горечь еще терзала бывшего избранника лиори. Но если быть откровенным до конца, то ревность эта относилась не только к старым товарищам, но и к самому Кейру. Когда-то Тиен был ему первым другом и братом, но между ними встала зависть к успехам Райверна и любовь к Альвии. И то, что могло перерасти в крепкую связь, исчезло. И когда Дин-Таль слышал веселый смех Солта или же спор Кейра с Варом, который заканчивался крепким рукопожатием, бывший адер жалел, что лишился той неизъяснимой прелести, которую дарила дружба с супругом лиори.
Жить с таким грузом было тяжко. Он страдал по утерянной любви, сожалел об утраченной дружбе, и мучился от сознания, что сам себя обрек на эти муки. И когда Райверн протянул ему руку, Тиен, одарив бывшего друга удивленным взглядом, сжал его ладонь и вдруг ощутил облегчение, словно путы, стянувшие грудь, наконец, исчезли. Это был первый шаг к возрождению, словно риор вернулся в тот день, когда перед ним лежали две дороги, и теперь Тиен, наконец, выбрал правильную. Только было жаль, что слишком сильно запоздал с выбором…
Эта мысль неожиданно вернула советника в Тангорскую крепость и к его обитателям. Верней, к обитательнице. «А вы, риор советник, зло на нее таите?», – всплыл в голове вопрос стража. Тиен усмехнулся и отрицательно покачал головой, отвечая своим размышлениям. Стоило быть откровенным с собой – прежней ненависти не было. Впрочем, это он понял еще вчера, когда смотрел на женщину, больше походившую на призрак, чем на человека полного жизни.
А сейчас вдруг ощутил укол жалости. Это было странное и непонятное чувство, потому что он никогда не сочувствовал этой женщине, которая сама вырыла для себя яму.
– А я-то чем лучше?
Дин-Таль усмехнулся. Пожалуй, даже хуже. Его молчание позволило заговору разрастись до размеров огромной паутины, в которой запутались они все, и Ирэйн стала такой же мухой, как Райверн, Альвия, Родриг Дин-Кейр, Дин-Бьен и те, кого уже не было в этой жизни. Да и сам Дин-Таль едва не пал жертвой отголоска собственной подлости, вернувшегося к нему спустя восемь лет. И если бы не Ирэйн…
– С ума сойти, – изумленно произнес риор, глядя на свое отражение в начищенном медном кувшине. – Этак я еще и оправдаю ее!
Он покачал головой, но мысль, уже когда-то посещавшая его, не ушла. Это вызвало раздражение. Осмысление давних событий уже произошло, уложилось по полочкам и успело покрыться пылью. А теперь вдруг эта пыль вспорхнула мутным облаком, открывая пустующее место, предназначенное женщине, изгнанной из воспоминаний. И самым неожиданным было то, что он больше не видел в ней того зла, каким наделил прежде.
«А ведь она пошла на это ради тебя», – это были слова Альвии. Она сказала их в тот день, когда Ирэйн была взята под стражу. Сам Тиен был удивлен тем, что предательнице сохранили жизнь. Готов был разорвать собственными руками за то, что она посмела пойти против своей кузины, его возлюбленной и госпожи Эли-Борга. Но лиори рассудила иначе, не углядев на вероломной кузине того греха, который привел в руки палачей иных предателей. И во взоре Перворожденной, когда она говорила эти слова Дин-Талю, был укор и даже осуждение за его желание смерти преступнице.
– Сейчас расплачусь, – ворчливо буркнул Тиен.
А следом пришло возмущение. Да в Архон! Что это?! Укол совести? Вот уж глупость! Совесть уже давно перемолола его кости до мелкой пыли, сколько можно еще проходить через ее мясорубку?! И если прежде Дин-Таль понимал свою вину, то теперь не желал мириться с ненужными размышлениями и открытиями. В конце концов, он любил и переживал за дорогую ему женщину, потому его ненависть к изменнице была понятной и справедливой!