Страница 29 из 44
Остаток утра прошел, как и все остальные. Она ела дикие яблоки и вычесывала узлы из волос гребнем из слоновой кости. Мэб попыталась вышивать, но отрез, над которым она работала, должен был украшать узор из красной нити на белом муслине и напоминал ей о ее крови. Она убрала его, запихнув тайну кровотечения в свой разум и надеясь оставить его там. «Все кончено, — подумала она. — Кончено».
Но кровотечение случилось снова, и на этот раз его скрыть не удалось. Она играла на каманчае, когда Королева, проходя мимо двери, вдруг остановилась и повернулась к ней. Внезапное движение заставило Мэб вздрогнуть, и она в поклоне случайно провела по струнам, издав звук похожий на стон. Королева уставилась на нее, ее льдистые глаза заблестели неестественно ярко. Она спросила:
— Ижа, у тебя идет кровь?
— Нет… — возразила Мэб.
— Я чую запах.
У Мэб перехватило дыхание. Она с грохотом уронила каманчай и попыталась отползти на коленях подальше, но Королева сказала:
— Перестань, — велела она.
— Простите… — прошептала она. — Я не хотела… — Королева приблизилась к ней и Мэб вновь вздрогнула и зажмурилась. Но прикосновение, которое она почувствовала к своим волосам, было очень, очень мягким, кончики пальцев скользили по изгибу ее головы, и когда Королева вновь заговорила, ее голос был похож на журчание ручья.
— Дитя, дитя, поднимись. Все в порядке. Я ждала этого так долго. Взгляни на меня.
«Взгляни на меня». Это был приказ, от которого по позвоночнику Мэб спустился холод. Всякий раз, когда она слышала это, она знала, что последует дальше — амнимус Королевы хлынул в нее, как темные воды. Дрожа, она посмотрела в эти бледные глаза. Она ждала холода, но он не последовал. Королева не вторглась в нее, а только смотрела, этот странный блеск все еще сиял в ее глазах, ее губы изогнулись в своего рода изумленной улыбке. Она снова погладила волосы Мэб, и ей было так хорошо, как раньше, когда Мэб была маленьким существом у нее на коленях, красивым и ласковым.
— Это вохуниш, дитя, кровь дает жизнь, — сказала она. — Не бойся. Улыбнись мне. Вот.
Улыбка Мэб больше походила на вымученную гримасу, но Королеву мало заботило различие между настоящими эмоциями и притворными. Она похлопала в ладоши, призвав служанок, и когда те пришли, объявила:
— Наша Ижа стала взрослой!
Стала взрослой. Как мало эти слова значили тогда для Мэб! Окруженная не меняющимися со временем Друджами, что она могла знать об этом? Котята вырастали, становясь длинными и тощими. Олени отращивали рога, чтобы схлестнуться ими в каком‑нибудь ущелье… Позже вспоминая былое, она дивилась, как это она не догадалась, что произойдет дальше. Ей казалось, что приближающаяся ее неминуемая гибель должна была затмить прочее, подобно грозовым тучам, бушующих перед солнцем, но ничего такого, только хрупкая надежда, что Королева вновь полюбит ее. Любовь! Как будто Друджи способны на это! Она и сама тогда не знала этого слова, едва‑едва осознавала это чувство. Но она бы научилась этому.
После объявления Королевы, служанок казалось охватило то же своего рода леденящее кровь волнение, которое случалось с ними на Вишаптате, Мэб же наполнил пульсирующий страх. Что‑то должно было случиться. Она знала это. Но что бы это ни было, этого все не случалось и не случалось, и страх остался с нею на долгие осенние недели. Кровотечения случались еще дважды, и она ждала и ждала, что произойдет еще что‑то плохое, но нет, ничего.
По правде говоря, эти месяцы были приятными. Королева снова лелеяла ее и держала подле себя, а служанки порхали вокруг нее как птицы, поглаживая нежными, как совиные перья, руками. Оброк был только что собран, потому свежие фрукты, сыры, сушенные вишни и полоски вяленого мяса были в изобилии, и предназначались только ей одной. Той осенью она ни разу не голодала и даже начала обрастать плотью, немного; ребра и коленки уже не выпирали так нарочито, потому она больше не походила так отчаянно на олененка. Выросла грудь. Она раздалась в бедрах. Каждый день служанки втирали в ее кожу ароматические масла, пока она не стала розовой и ароматной, и пели ей песню о созревающих фруктах, о которых она никогда не слышала.
«Виноград на лозе, губы сладкие, как вишня, нектар темный, как вино, созревают, плоды сладкие, созревают. Сливы, которые я могу собрать, набухают на ветвях, созревают, плодоносят, созревают. Созревают, ягоды, созревают».
Королева тоже пела, и голос ее был слаще прочих. Но несмотря на ласку и пение, Мэб не расставалась со страхом ни на секунду. Возможно ее страх не отступал из‑за взгляда, которым Исквант смотрел на нее сейчас, это был взгляд охотника и было в нем нечто такое, что вызывало желание немедля прикрыть себя чем‑нибудь. Ее нагота никогда прежде для нее не имела значения; она же была вроде домашней птички для Друджей или рыбки. Ей всегда было достаточно своей кожи и прикрывать ее возникла нужда только с приходом холода. Но как‑то раз Исвант явился к ней в облике ворона, забрался через каменное окошко и наблюдал, как служанки намазывают ее ароматными маслами и даже в облике ворона он смотрел на нее с вожделением. Она задрожала и скрестила руки на маленькой груди, а он издал уродливый вороний смех и продолжил смотреть. Снайя тоже рассмеялась и пропела:
— Плод сладкий, готовый, чтобы его сорвали, созрела ягодка, созрела.
Мэб была благодарна той ночью выпавшему снегу, потому что это означало, что Королева и Накстуру уберутся прочь.
Глава восьмая
Юноша
— Ижа, проснись, — сказала Королева. Она стола на коленях подле кровати Мэб, и еще до того, как Мэб открыла глаза, она услышала запах снега в воздухе и знала, что это сулил. А сулил он мир и покой. На несколько месяцев.
— Снег, — пробормотала она, усаживаясь в своих мехах.
— Снег, — повторила Королева.
Первый снег всегда предвещал зимнюю охоту. Королева заберет Накстуру и уйдет. Они будут бродить по лесу, очищая его от браконьеров, и заберутся вглубь, чтобы навестить отдаленные племена Друджей, дабы подтвердить власть Королевы над ними всеми. Она всегда приносила с собой шелковистые шкуры и странные стручки семян, драгоценности, серебряные изделия и вино, а в карманах, завернутые в листья, несла домой нежный груз свежесобранных глазных яблок, чтобы пополнить свою коллекцию в Обители шпионов.
Каждый год они уезжали на несколько месяцев, и когда Мэб была маленькой, эти месяцы для нее означали одиночество, но после той роковой Вишаптаты она научилась радоваться им. Зимы были холодными и пробирали до костей, потому она куталась в мехах, но в теле ее царило умиротворение, ее ждало благословенное одиночество.
— Позволь, я заплету тебе волосы, мое прелестное дитя, — сказала Королева, и Мэб повернулась к ней спиной. Она сидела неподвижно, пока Королева расчесывала ее волосы, заплетала их в косы и скручивала в длинные изящные спирали у нее на голой спине. На это ушло несколько часов. Королева все это время напевала ту странную песню о созревших плодах, а когда закончила, она достала изогнутый нож из ножен, висевших на бедре, и отрезала одну тонкую косицу, которую привязала к цепи амулета лунного камня, что всегда носила на шее не снимая. Затем она поцеловала Мэб в лоб неизменно ледяными губами и ушла.
Мэб наблюдала из окна, как Накстуру обернулись волками. Всего их было шестеро: трое мужчин, трое женщин. Они сбросили свои плащи на снег и на мгновение обнажились, а потом их тела сгорбились, обросли черным мехом, уши заострились и появились хвосты. Когда у всех волков завершилось превращение, они повернулись мордами к Королеве. Королева же, как всегда, не сменила обличие.
— Она не умеет менять обличие? — спросила как‑то Мэб Снайю давным‑давно.
Снайя презрительно фыркнула.
— Еще как умеет! Мазишта может превратиться в саму луну, если пожелает.
«Тогда почему она этого не делает?» — гадала Мэб. Друджи обладали таким волшебным свойством — превращение. Если Королева была самой могущественной из них, то почему не пользовалась этим чудом? Но прошлой зимой в Тэджбеле она еще не знала ответа. Она наблюдала, как низшая каста Друджей готовила королевские сани, проверяла концы длинных изогнутых полозьев и запрягала безоаровых коз, которые тянули ее. Это были фантастические существа с огромными острыми рогами, которыми можно перерезать горло. Когда Королева свистнула, они рванули с места. Повалил снег. Волки завыли. Королева единожды оглянулась, и Мэб увидела, как ее глаза вспыхнули, подобно льду на солнце, девушка перевела взгляд на свою косицу, болтающуюся на безупречной шее Королевы.