Три поцелуя (ЛП)

Он поднял взгляд и приподнял бровь, изобразив удивление.

— Волков?

— Перед самым рассветом, — сказала она. Девушка была хорошенькой: глаза большие и яркие, как раз такие, которые всегда его так привлекали, потому что через них легко будет проскользнуть в душу девушки, подумал Михай по старой привычке. Он отмахнулся от этой мысли. — Мы все слышали их вой. Безумие какое‑то.

— Волки в городе? — Он одарил девушку скептическим взглядом. — Безумие. Может тебе это померещилось или приснилось.

— Нет. Я даже по радио об этом слышала, — настаивала она. — Говорят, что они, наверное, сбежали от каких‑нибудь контрабандистов или типа того.

— Мне придется держать ухо востро, — сказал он.

— Мы тут собираемся вечером подняться на крышу, чтобы посмотреть на них, — сказала она и застенчиво добавила, — можешь пойти с нами.

Михай только улыбнулся ей, и он видел, как ее взгляд задержался на его клыках.

Она дала ему чай бесплатно, положила дольку шоколада на блюдце и провела рукой по его руке, когда передавала ему чайную пару. Ее лицо светилось надеждой; удар сердца и она с ним уже в темноте, острые клыки и все такое. Человеческие девушки такие дурочки в этом смысле. Нет, это не глупость. Первобытность под их кожей, о которой они даже не подозревают. То, что заставляет их пульс учащаться из‑за всяческих неправильных вещей. Но Михай ничем не воспользовался, разве что бесплатным чаем. Он ждал четырнадцать лет кого‑то другого, лихорадочно, с тоской, скрежеща зубами, и судя по вчерашнему праздному волчьему вою, осталось ждать совсем недолго. Раз Друдж открыто охотились в человеческом городе, так далеко от их владычества в отдаленных горах, значит, они сошли с ума по долгожданному запаху.

Время пришло. Эсме почти созрела.

Пока Михай пил чай, ему было очень тревожно, настолько, что он едва мог усидеть на месте. Он лениво листал бесплатную газету с критикой на музыкальные новинки и советами для влюбленных. Он наслаждался человеческой музыкой, как он наслаждался их чаем, обычно. Их откровенные разговоры о любви приводили его в восторг. Как будто это не сложнее, чем испечь хлеб или сложить два и два! Как будто это не было чем‑то уникальным в каталоге их предпочтений, которыми они жили, во всех плоскостях, во все времена. Любовь принадлежала только им, и именно поэтому Михай помог рыжеволосой беременной девушке сбежать из Тэджбела четырнадцать лет назад, и вот почему он остался ждать в этом сером городе, и его разум горел надеждой.

Четырнадцать лет, и его ожидание закончилось.

Михай подмигнул синеволосой девушке и вышел из чайной, увидев тоску в ее глазах, перед тем как отвернулся. Он пересек улицу, запрокинув голову. Будучи хищником, он вбирал запахи свежих человеческих следов, пока не нашел Мэб и Эсме. Для него это был запах цвета их волос, и он становился только насыщеннее, по мере приближения Михая к их квартире. Он поднялся по пожарной лестнице к их пепельного цвета подоконнику и заглянул в окно. Их аромат был ярким и медным — он почти чувствовал их вкус, но в квартире стояла тишина, ни дыхания, ни журчания движущейся крови.

Потом он увидел косы, свисающих с люстры, и понял, что они сбежали. Он почувствовал мгновенный поток ярости. Как он мог так сглупить. Его охватил приступ паники при мысли о том, что они уходят все дальше, но эти чувства были быстро заглушены внутренним трепетом, который охватил его — несмотря на все, кем он хотел быть и старался не быть — при мысли об охоте. 

Глава третья

Черные луга

Кто‑то говорит, что Друджи — демоны, дети хаоса, созданные для того, чтобы досаждать архангелам и помещать семена злобы в людские сердца. Иные называют их феями, лесными духами, которые преследуют охотников, порождение тела земли до того, как горы стали горами, а Бог — Богом. Большинство людей о них вообще никогда не слышали; многие склонны верить, что они всего лишь сказки и фантазии. Но в этом мире все же есть добрые люди, которые прекрасно знают, что Друджи существуют. Эти демоны сидели занозами у них в душах, они преследовали их снова и снова, будучи ночными кошмарами, не позволяющими забыть о себе.

Есть места, испещренные болотами и трещинами, от Загроса до Тянь‑Шаня и даже на Западе Карпат, где люди никогда не забредают в леса. Они не охотятся в этих лесах, не собирают хворост, не встречаются с тайными возлюбленными и не прячутся. Они заходят не дальше окраин лугов, тех пепельных полос выжженной ими же земли, границы луга и леса.

Два раза в год в дни равноденствия, старейшины деревень приходят на те луга. Только сгорбленные и седовласые смеют подходить к тем лесам, и на то есть причина: Друджей не соблазнить старостью. Потому пока юность и молодость отсиживаются в деревне, старики выжигают границу лугов. После того, как черная трава остывает, они идут по ней, вслушиваясь, как она хрустит и трещит под подошвами, и оставляют дань под ближайшей тенью, что отбрасывает лес. Друдж придет и заберет. Бренди, хлеб, сухофрукты и мясо, сахар, ножи, корзины с новорожденными котятами, глаза которых еще не успели раскрыться. Сказки утверждают, что Друджи не едят, поэтому людям не ведомо для кого еда, но они не спрашивают. Да и кого спросить. Они просто делают, как их учили предки: оставляют корзины и не поднимают глаз на лес, как бы сильно им того не хотелось. Им не хочется видеть то, что могло на них смотреть из леса.

Леса принадлежат Друджам. Все в лесу принадлежит Дружам, и Друджи должны оставаться там — так гласит заключенное соглашение — но иногда скука все же берет над ними верх.

Скука — наказание для бездушных. Причина многих бед и страданий.

У каждой деревни в предгорьях тех многоликих гор имеются свои предания о Друджах, которые по сей день не дают им покоя. Они приходят в обличии ворон и сов, лис и сорок, оленей, на чьих рогах произрастает вековой мох, и волков, огромных и сгорбленных, тихо крадущихся через центр города. В каком бы обличии они не являлись, чью цитру бы не переняли, глаза их всегда остаются льдисто‑голубые. Именно так их и узнают люди. Когда они являются в обличии животных, то усаживаются на крышах или на окраине рынка, и не моргая наблюдают, а местные жители прячутся по домам, запирают двери на засов, и ждут, пока те не уберутся восвояси. Они могут напугать девушку или юношу, следуя за ними по пятам до самого их дома, но чаще всего ипостась животного не позволяет большего.

Если им хочется проказ, то они приходят в обличии людей.

История почти всегда одна и та же, что‑то вроде: самая юная дочь семьи Маргитей, самая красивая, услышала, как в сарае замяукала кошка. Девушка взяла фонарь и отправилась за ней. Она шла на зов кошки, который по мере ее продвижения отдалялся, пока не обнаружила себя под большим черным тополем на окраине поля. Там в темноте, как тень собственной тени, стоял незнакомец. Он мяукал как ее кошка, но умолк, когда она подошла ближе, и улыбнулся, обнажая клыки. Он был прекрасен, как отражение дьявола, и она не могла не смотреть на него, черноволосого и острозубого, с глазами, которые сияли, как монеты в замерзшем колодце желаний. Она знала, кто он такой, и она знала, что должна бежать, но будто приросла к земле. Она стояла неподвижно, пока он надвигался на нее. Не шелохнулась она и тогда, когда его холодные пальцы коснулись ее подбородка и приподняли лицо, словно для поцелуя.

Но не поцелуй он подарил ей. Он уставился в ее карие глаза, и она поняла, что нужно зажмуриться. Она впитала эту истину с молоком матери: есть тысячи вещей, которые Друджи могут сделать с глазами! Они могут забрать через них душу и оставить себе на хранение, в качестве трофея, или вложить в голову видения и насадить темные грезы, которые будут поганками произрастать на задворках сознания. Они могут вырвать ваши глазные яблоки и положить их себе в карманы, или нашептать заклинания, которое превратит ваш взгляд в проклятье, и оно будет губить урожай и калечить лошадей!